Явление хозяев - Резанова Наталья Владимировна - Страница 15
- Предыдущая
- 15/37
- Следующая
И вообще, неплохо было бы взглянуть на пресловутые Гортины, за которые он так героически сражался…
Он не взял с собой никого из прислуги – Петина убедила его, что в этом нет необходимости. С ней самой в повозке ехала одна из ближних рабынь – гибкая смуглая уроженка Таргиты, с черными и скользкими как ужи, косами. Она сидела, свернувшись, на дне повозки, у ног госпожи, готовая по ее знаку обмахивать хозяйку веером или подать какое-нибудь лакомство. Еще две служанки – Дорион и Кидна (кудрявую Салампсо Петина не взяла), ехали во второй повозке вместе с поваром и виночерпием. Кроме того, обоз окружало еще шестеро рабов-охранников, все верхами – возглавлял их Смикрин, также исполнявший в хозяйстве Петины обязанности главного конюха – он ехал впереди обоза. Считалось, что дороги в провинции, по крайней мере, вблизи Ареты, вполне безопасны, но на Петину напали, можно сказать, в городской черте, и пренебрегать мерами безопасности не стоило. Сопровождали путников также двое слуг Апиолы, которому достоинство рода не позволяло разъезжать в одиночку, и разумеется, Гедда с собаками. Она ехала слева от господской повозки на серой кобыле. Поверх своего обычного короткого платья она накинула грубый плащ с капюшоном из некрашенного холста, а на ногах, взамен простых сандалий, которые она носила в городе, были короткие сапоги – пероны. Собаки бежали рядом, и от того, что они были не на сворке, наблюдателю могло стать не по себе. Однако Петина не обращала на это обстоятельство никакого внимания. Привыкла, наверное.
Заслышав короткий свист, Сальвидиен, сидевший напротив Петины и спиной к вознице, увидел, как сука Аллекто, не разбегаясь, прыжком взлетела на спину лошади, причем та лишь вздрогнула и мотнула головой, но не сделала попыток шарахнуться или подняться на дыбы. Гедда, бросив поводья, подтянула собаку за загривок, устраивая ее поудобнее перед собой и погладила по голове. Жуткая черная морда легла на сгиб ее руки.
– На что ты смотришь? – спросила Петина. – А, вот что тебя смутило! Видишь ли, друг Сальвидиен, бравроны могут хорошо бегать, но все же уступают в выносливости лошадям. А я не желаю, чтобы из-за собак мы задерживались в пути. Поэтому и приходится временами их подвозить… Конечно, зрелище получается не слишком красивое, но, сдается мне, наш друг Феникс стал бы возражать, если бы я усадила собак в повозку.
– Не всем дано быть такими храбрыми, как ты, госпожа, – проворчал поэт. – Что поделать, я не принадлежу к гордой расе завоевателей мира, но всего лишь к древнему народу любомудров и служителей прекрасного.
– Не сердись, мой Феникс, – рассмеялась Петина, – и не усматривай в каждом моем слове оскорбление своей гордости.
– Ничего, – иронически заметил Апиола, – я знаю прекрасное лекарство от его раненой гордости. Сытный обед, глоток вина – и дух поэта снова готов воспарить к небесам.
– О, ты устыдил меня! Полдень давно миновал, а я угощаю своих гостей одними разговорами.
Смикрин был послан искать подходящее место, чтобы становиться. Петина ни за что не остановилась бы в продымленной харчевне(чего, наверное, больше всего жаждал Феникс), она предпочитала обедать вдали от посторонних глаз, где-нибудь на живописной лужайке, окруженной грабами или платанами, вблизи прозрачного ручейка. Когда такое место нашлось, слуги расстелили на траве ковры, набросали подушки, разложили салфетки и принесли корзины и блюда. Промедления не последовало – кушанья подавались уже горячими – они разогревались в пути на походной жаровне, следовавшей на второй повозке, вино же охладили в ручье. Гедда на сей раз находилась вдали от обедающих – она кормила собак.
За обедом вновь зашла речь о недавнем процессе, и Петина не преминула похвалить ораторское искусство Сальвидиена, несомненно, обратившее ход дела в его пользу.
– Если ты и впрямь хочешь кого-то благодарить, – ответил он, – то благодари Феникса. Если бы он не рассказал мне об этом Ламприске, то я мог бы сколь угодно долго обрушивать на головы судей потоки своего красноречия – вряд ли дело решилось бы так удачно.
Поэт самодовольно хмыкнул.
– Безусловно, показания Ламприска были очень важны, – сказал Апиола, – но и тебя, друг Сальвидиен, чутье не обмануло – хотя бы в том, кто явится источником полученных для тебя сведений…
– Меня удивляет, – продолжал Сальвидиен, – что Евтидема не подвергли инфамии. Занятия скоморошеством входят в разряд проступков, за которые полагается лишение гражданской чести.
– По имперским законам – да, – подтвердил Апиола, – но, как ты наверняка заметил, в Арете несколько более вольные нравы. То, что за морем считается непростительным, здесь сравнительно легко забывается. Городские советники, спору нет, осуждают Евтидема, но многие связаны с ним торговыми или денежными обязательствами, и постараются забыть его позорное прошлое.
– Бьюсь об заклад, – подхватил Евтидем, – что месяца через два – да что там, раньше, он снова начнет хорохориться. Нет, боги свидетели, я этого так не оставлю. Не эпиграмму, сатиру я на него напишу… «О бесстыдном старике, проповедующем чистую жизнь». Или что-нибудь в этом духе.
– Вижу, что тебя бесполезно отговаривать.
– Увы, я твой слуга, благороднейшая госпожа моя, но прежде всего – я слуга своей музы.
Далее дорога пошла кверху, и местность стала меняться. Грабовый лес, рощи земляничных деревьев и можжевельники сменили каменные дубы и черные сосны. Но потом вновь начались обширные сады, чаще стали встречаться крестьянские повозки.
Они прибыли в Гортины, как и предвидела хозяйка, с наступлением вечера, и слишком утомленные в пути, чтобы собираться для общей трапезы. Слуги препроводили каждого в отведенные ему покои, где можно было вымыться, переодеться, отужинать и спокойно отойти ко сну. Остальное – что бы под этим не подразумевалось – было оставлено на будущее.
– Если бы только мясо! – рассказывал Смикрин. – И рыбу, и яйца, и простоквашу – все они едят! Сейчас-то мяса побольше, а пока щенками были – хлебали и кашу и молоко. Они тогда еще на арене не жили, а как прочие, при псарне – идешь, бывало, мимо, видишь, как она их кормит, а они по глупости морды отводят, и думаешь – эх, лучше сам бы съел, – а ведь все мы, по милости доброй госпожи, не голодаем. Но она дела не бросала, потчевала. Другая за детьми родными так не ходит, как эта варварка – за собаками.
Еще бы, ведь от ее усердия зависит ее жизнь, – подумал Сальвидиен, но разъяснять этого словоохотливому рабу, разумеется, не стал.
Охота была назначена на завтра. Единственный из гостей, кто пожелал в ней участвовать, был Апиола, в ком вероятно, еще не успела остыть кровь его предков-воинов, подчинивших в прошлые столетия юг и восток континента власти Империи. Сальвидиена, как было помянуто, более возбуждала охота за доказательствами и правила противника в палате заседаний, а Феникс откровенно заявлял, что готов ко встрече с кабаном лишь в том случае, если он будет хорошо прожарен. Петина, утомившаяся вчерашней дорогой, сегодня долго почивала, и Алким, управляющий, предложил гостям, если будет на то их желание – осмотреть имение. Апиола, уже неоднократно здесь бывавший, ушел в лес со своими слугами и двумя арендаторами Петины. Взяли они и собак – но не бравронов, а обычных сторожевых псов. которых держали при усадьбе. Они тоже были изрядной величины, но белые, длинношерстные, с острыми мордами и лохматыми хвостами. Когда их выводили, они беспрерывно басисто лаяли. От бравронов, сколько бы не видел их Сальвидиен, он не слышал ни звука.
Феникса из всех достопримечательностей имения явно интересовали лишь хорошенькие служанки. Пусть милой его взору Салампсо здесь не было – другие тоже не дурны. И он устремился туда, где слышались смех и беготня.
Таким образом Сальвидиен прохаживался по Гортинам сам по себе. Впрочем, в добровольных вожатых недостатка не было. Местные челядинцы Лоллии Петины уже знали от своих городских собратьев, что этому человеку нужно оказывать почтение. Он увидел пастбища, виноградники, пшеничные поля, оливковую рощу, обширный плодовый сад и огороды – и это еще не считая наделов, выделенных арендаторам. Отчет не лгал – Гортины действительно были процветающим имением. Навскидку можно было даже сказать, что цифры, указанные Геддой, несколько занижены – но Сальвидиен поостерегся делать такие выводы. Точно все можно будет утверждать только после сбора урожая, а сейчас, как бы ни было жарко, лишь начало лета.
- Предыдущая
- 15/37
- Следующая
