Выбери любимый жанр

Необитаемый остров - Ладинский Антонин Петрович - Страница 1


Изменить размер шрифта:

1

***

О необитаемом острове, о райском одиночестве среди его отмелей, пальм и скал я мечтал с Детских лет. Само собою разумеется: Робинзон Крузо, повторительный курс цивилизации, от одежд из звериных шкур до мыслей о величии Творца, и еще этот кусок поваренной соли, предусмотрительно подброшенный автором Робинзону, чтобы приправить на многие годы пещерную кухню невольного анахорета. Но как были ярки картинки детских книг, необыкновенная голубизна их небес и зелень растительности! Почему увяли эти краски? Ослабела чувствительность сетчатки или с годами выцветает анилиновая химия?

Какие корабли плавали в южных морях! О, эти сорокапушечные корабли в пороховом дыму салютов и сражений! Голубые с золотом. Резные Нептуны, трезубцы и нимфы на корме, балюстрады капитанских мостиков, золоченые решетчатые фонари, хлопанье парусов и свист ветра в снастях. Они плавали в другом, не нашем, свежем, как детское утро, климате, возили в Европу ром, индиго, перец или имбирь. Капитаны, в пудре и кружевных жабо, в красных камзолах и черных треуголках, с могучими икрами, обтянутыми шелковыми чулками, с медными пряжками на башмаках, смотрели в длинные подзорные трубы на пахнущие цветным одеколоном острова. Но уже ни один торговый дом на свете не торгует теперь индиго.

Именно таким я представлял себе необитаемый остров: песчаная отмель, пальмы, выброшенные морем на песок розовые раковины и медузы, а в глубине голубоватые, покрытые лиано-экзотической растительностью, горы и шум падающей со скалы воды – источника жизни, над которым порхают, точно вырезанные ножницами из разноцветной бумаги, гигантские бабочки. И еще невыносимый для глаз свет солнца, яркость южных морей. А потом – дымок на горизонте, корабль, идущий из одной, населенной людьми, страны в другую, равнодушный дым, тающий, как последняя надежда, под неописуемое отчаянье потерпевшего кораблекрушение, который столько лет мечтал о возвращении домой, в какую-нибудь уютную Голландию, к своей старушке в чепце, к верной, если не слушать кумушек, невесте, или, скажем, в кирпичный, заросший плющом, домик в одном из пахнущих пенькой и элем портов дождливой Англии.

Принадлежавший Ост-Индской торговой компании корабль «Благое Предприятие» шел из Батавии в Европу с грузом индиго, ванили и мускатных орехов… Сказать по правде, это был не бриг «Благое Предприятие», а грязный коммерческий пароход «Бонифаций Бромлей», который вез из Мельбурна в Нью-Йорк прозаический груз австралийской шерсти. Этакий типичный карго, с желтой трубой почти на корме, с неуклюжими мачтами, напоминающими все что угодно, даже подсвечники, но не мачты. Много дыма, шесть узлов.

Когда мы проходили мимо Маркизовых островов, капитан, пьяница и картежник, вынул трубку изо рта и сказал:

– Месяца три тому назад где-то здесь пошел ко дну пароход американской линии «Ауризония». Никто не спасся. А на нем было триста пассажиров, не считая команды.

Мы держали курс на Панаму. В те дни судьба сделала меня матросом. В третий раз я проделывал рейс Мельбурн – Нью-Йорк. Экзотика Океании уже приелась. А на борту – пьяница капитан, богохульник первый помощник и второй, читающий каждый вечер Библию, грубые ребята в кубрике и китаец на должности кока.

Все случилось так неожиданно, что мало кто успел подумать о душе, прежде чем пошел ко дну. Раздался грохот взрыва, старенький карго переломился пополам, как кусок пирога, и камнем стал тонуть в кипении водоворота. Едва занимался рассвет, люди спали внизу, на палубе был только я да плотник Майкл Брукс. Я успел схватить спасательный пояс. В голове была единственная мысль: возможно дальше отплыть от страшного водоворота. Последнее, что я увидел, была черная корма, вдруг поднявшаяся над водой; и свежая красная краска киля. Какой-то человек, раскинув ноги и руки, летел в воздухе. Я узнал его, это был плотник. Все остальное увлёк за собой в пучину пароход: людей, шлюпки, груз. На море остались только маслянистые пятна и пустые плетенки. Я был жив, но почти сходил с ума от потрясения.

Еще можно было бороться за жизнь, надеяться, ждать счастливого случая. Но предпринимать было нечего. Может быть, подберет проходящий невдалеке пароход? Только бы не акулы! Вот метнется в воде сильная тень, перевернется вверх нежно белеющим жирным брюхом, и тогда конец. Акул не было, но были долгие муки жажды, голод, как трезубцем вспарывавший внутренности. Мне хотелось кричать, проклинать весь мир. Сознание с каждым часом покидало меня, начиналась апатия, предвестие смерти…

Земля оказалась такой, какой ее рисуют в детских книжках. Песчаная отмель, кокосовые пальмы, розовые раковины на сглаженном волной песке. Земля. Значит, я спасен.

Около меня стояла на коленях, опираясь ладонями о песок, загорелая девушка. Ее растрепанные светлые волосы свешивались на лицо, голубые глаза с безумным страхом смотрели на меня. Она была боса, а разорванное во многих местах платье едва прикрывало ее худенькое тело. Увидев, что я открыл глаза, она отскочила в испуге. Пересохшими губами я спросил:

– Где я? Что со мной?

Девушка стала что-то говорить на незнакомом языке. Потом закрыла руками лицо и заплакала. Я приподнялся и оглянулся вокруг. Все было ясно: меня выбросило на берег морское течение. Девушка повторяла:

– Ауризония! Ауризония!

Я вспомнил о словах капитана. Но жажда сжигала меня. Я показал рукой на кокосовый орех. Девушка догадалась, лицо ее стало серьезным. С нетерпением я ждал, пока она разбивала о камень орех и принесла мне его черепки с белой сочной мякотью. Я наслаждался пищей, радовался спасению. Потом заплакал, стал целовать руки моей спасительницы.

Ее звали Лайла. Она была норвежкой, но немного говорила по-английски. Когда с «Ауризонией» случилась катастрофа, успели спустить только одну лодку. Но в шлюпке было столько людей, что она перевернулась. Когда лодка снова приняла нормальное положение, в ней остались только толстый пастор и Лайла. Потом приплыли еще три женщины и раненый матрос. Остальных затянуло в глубину. Матрос умер в тот же день, а во время скитаний погибли от жажды и остальные. Лайла сбросила их трупы в море. Вот почему у нее в глазах светилось безумие.

1
Перейти на страницу:
Мир литературы