Распутница - Роджерс Розмари - Страница 64

• Предыдущая
• 64/70
• Следующая

– Ты меня ударил! – крикнула она, не в силах сдержать рыдания. – А вот Фернандо постоянно меня избивал или заставлял это делать Нордстрема, и это было гораздо больнее! О, гораздо больнее! Тебя когда-нибудь связывали и избивали как скотину, Блейз? Ты ведь именно это хочешь сделать, прежде чем пригласишь своих друзей – или даже случайных знакомых – поиметь меня? Но ведь я уже приручена, не так ли? Тебе не нужно меня бить – я и так сделаю все, что ты хочешь, и с кем угодно! Ты понимаешь, Блейз? С кем угодно?

Внезапно те сексуальные игры, в которые он играл с ней, показались Блейзу нелепыми и уродливыми и такими же отвратительными, какими, очевидно, казались Тристе. Ему следовало самому обо всем догадаться по намекам Чэрити, да и сама Триста не раз проговаривалась. Черт бы побрал его ревность! Блейз должен был поверить в то, что на самом деле всегда чувствовал. А теперь? Теперь слишком поздно. Поздно для них обоих – по крайней мере для того, чтобы быть вместе.

– Ты истеричка! Невозможно больше выносить такую визжащую, истеричную бабу! Раз пощечина тебя не вылечила, остается только один способ!

Строгий тон Блейза Давенанта не имел ничего общего с его подлинными мыслями и чувствами. Блейз стремительно завернул Тристу в одну из шкур и вынес ее из хижины. Внимательно наблюдавшие за происходящим соседи сразу же тактично отвели взгляды.

Только когда Блейз бросил Тристу в ледяную воду ручья, который шаман называл Ручьем Жизни, она перестала неудержимо всхлипывать и закричала снова – на этот раз от потрясения и ярости.

– Я… я… о-о-о! Черт тебя побери, отвратительный подонок! Черт…

Она не успела договорить, потому что Блейз хладнокровно засунул ее голову в ручей. Через несколько секунд Триста вновь появилась на поверхности, задыхающаяся от воды и от проклятий.

Уж лучше такая реакция, чем те слова, которые вырываются из темных тайников ее души. Теперь Блейз твердо знал то, о чем догадывался с тех пор, как впервые прижался губами к ее губам, чтобы вернуть Тристе дыхание. Ведьма она, шлюха – какая разница? Со школьных времен Блейзу запомнилась одна поэма – «Прекрасная дама, не знающая пощады». Она очаровала его, околдовала, и ради спасения собственной души он не должен дать ей догадаться об этом… По крайней мере не сразу, если хочет сохранить свое эфемерное «я».

Пока Триста отплевывалась и ругалась, Блейз оттащил ее подальше от стремнины и положил на берегу. Ноги Тристы все еще колотили по воде, когда Блейз встал рядом на колени и вновь вошел в нее.

Шаман знал, что это должно было случиться. Увидев, что происходит, Пакита перебралась в маленькую хижину, заявив всем, что наступило то самое время.

Тристу уже ничего не беспокоило. Ей предстояло вернуться «домой» – что бы это ни означало. Вырваться из дикой реальности, когда все приходилось принимать как данность, а она сама превратилась в бесчувственное существо, вещь, которую мужчина, ее владелец, мог взять, а мог и отвергнуть.

Ее уже столько раз брали и использовали, совершенно не интересуясь ее чувствами! Что может изменить еще один раз?

После того что произошло между ними, Блейз почти перестал замечать Тристу. Он стал уделять гораздо больше внимания Паките. Иногда по ночам, пытаясь заснуть, Триста слышала, как они разговаривают.

Но ведь он поклялся в целости и сохранности вернуть ее в цивилизованный мир. Собирается ли он выполнить свое обещание?

Тристе нужно бежать от него, или он ее уничтожит. Теперь Блейз брал ее, когда ему заблагорассудится, и Тристе ничего не оставалось, кроме как верить, что скоро – очень скоро – она освободится от этого рабства… этого бесконечного рабства души. Но почему, собственно, она должна в это верить? Он ведь спал и с Пакитой, грязный подонок, об этом она знает наверняка!

Неужели Пакита тоже беременна от него? Триста носит его ребенка, но никогда ему об этом не скажет, как и Пакита, которая предпочтет, чтобы Триста не стояла у нее на дороге.

Триста играла, но не подозревала, что и Блейз тоже играет. Его заставляла это делать чертова мужская гордость. Блейз это понимал, но продолжал играть.

Не зная в точности, что происходит, Пакита почувствовала неладное. Она прямо заявила, что Блейз должен сделать выбор, поскольку ясно: Триста не хочет делить мужа с другой женщиной.

– Если Бегущий Волк не захочет Знахарку, то он получит меня. Ты должен сейчас все решить раз и навсегда! – сказала Пакита. Глаза ее искали и не находили во взгляде Блейза того, что хотели бы найти. – Думаешь, я не знаю, к кому у тебя душа лежит? – чувствуя его нерешительность, более твердо продолжила Пакита. – Ты ведь хочешь ее – эту женщину, которая спасла тебя, но которая может и навредить! Когда-то мы с тобой хотели друг друга – ты и я, – но это было очень давно, и наши чувства оказались не такими сильными, чтобы связать нас. А теперь ты должен поступить так, как говорит твое сердце.

А что на самом деле говорит его сердце? Триста, ведьма с серебряными глазами и черными волосами, выбрала его, хотя должна была поступить совсем наоборот. Блейз никак не может принимать ее такой, какая она есть.

Совершенно ясно, что Триста желает быть свободной, хотя Блейз всегда мог заставить ее испытать желание. Но желало только тело, а не разум и не душа.

– Я хочу освободиться от тебя! – часто повторяла Триста, даже в тот момент, когда ее тело жаждало его.

– Куда ты хочешь уйти? Или, точнее, к кому я тебя должен доставить? – насмешливо спрашивал ее Блейз.

И однажды Триста, не желая больше повторять то, что говорила раньше, ответила:

– Да куда угодно, черт побери! И к кому угодно!

Но думала ли она так на самом деле?

«Вернулся ли он к Паките?» – гадала Триста. А она сама – была ли она всего лишь эпизодом в его жизни, который легко забыть? Таким совершенно незначительным эпизодом. Но почему Триста должна о нем беспокоиться или вообще вспоминать о нем? Почему ее должна заботить его судьба, особенно после того, как он так бессердечно с ней обошелся?

Да будь он проклят! Как он мог так легко оставить ее… бросить! – после всего, что между ними было, забыв все те слова, что шептал ей, когда занимался любовью? Неужели он не понимает, что по пути с ней может всякое случиться?

– Теперь ты находишься достаточно близко от Нового Орлеана, чтобы заявить свои права на наследство или на то, что от него осталось. Я уверен, что генерал Бэнкс отнесется к этому благосклонно – он разумнее, чем Батлер, и более приятен в общении. – В завершение своей краткой речи этот подонок поцеловал ее, и едва не задохнувшаяся Триста оказалась не в состоянии даже выразить протест против такого произвола.

Триста нервно расхаживала взад-вперед по своей напоминавшей тюремную камеру комнате, чувствуя себя так, будто попала в средневековье. Девственница под охраной. Товар, который может пригодиться для сделки. Но она уже не девственница – несмотря на то что находится под чересчур мощной охраной!

Большой Дом – дом его родителей – действительно находился довольно близко от Нового Орлеана. А обширные владения Энтони Давенанта раскинулись на плодородной земле Луизианы, между Сабин-Ривер и Красной рекой.

– Я хочу познакомить тебя с моими родителями. Мама иногда меня понимает, отец не понимает никогда. Но он близкий друг Сэма Хьюстона, и у него с ним одинаковые взгляды.

Как хорошо (даже слишком хорошо!) Триста запомнила выражение лица Блейза, когда он говорил о родителях! Как хорошо она запомнила тот момент, когда Блейз небрежно предъявил ее, если так можно выразиться, – как будто фокусник вытащил кролика из шляпы! Рядом лаяли гончие и таращили глаза слуги.

– Моя жена – она любит, чтобы ее называли Тристой, поскольку ее многочисленные имена слишком сложно запомнить. Триста – мой отец… моя мать. – Блейз сначала обнял мать, крепко прижав к себе и держа так, пока она не запротестовала, смеясь сквозь слезы. Отец долго испытующе смотрел на Тристу, затем церемонно поклонился и поднес ее руку к губам.

• Предыдущая
• 64/70
• Следующая