Распутница - Роджерс Розмари - Страница 44
- Предыдущая
- 44/70
- Следующая
Внешне ранчо дель Арройо казалось таким же мирным и полным покоя, как всегда. Только странная тишина окутывала его как туманом, придавая знакомому пейзажу странный, нереальный вид.
И пожалуй, лучше было вовсе не замечать тех перемен, которые произошли за последние несколько лет.
Слышался знакомый ровный шум океана, вид на который открывался с вершины скалы. Там все еще стоял глинобитный дом, построенный одним из первых поселенцев – тех, что пришли в Калифорнию с отцом Униперо Серра.
С веранды можно было видеть поля, простирающиеся до самого океана, там паслись кони, и слышать неумолчный гул волн, разбивающихся о песчаную косу, похожую на полумесяц.
– Он говорил… ну ты ведь знаешь, как он любит море! Он сказал мне, что… что, когда он будет умирать, последний звук, который он хотел бы услышать в своей жизни, – это рокот океана.
Тетя Чэрити выглядела постаревшей и очень усталой. Такой Триста ее еще никогда не видела. В пышных каштановых волосах проглядывали серебряные пряди. Но боевой дух не покинул ее, а язык не щадил ничего, что оскорбляло ее рассудок или вызывало раздражение.
– Ну слава Богу, ты наконец приехала! – Таковы были первые слова, которыми она встретила Тристу. Отведя ее в сторону, Чэрити дала точный и неприукрашенный отчет о состоянии здоровья Хью Виндхэма. Чэрити явно смирилась с тем, что ее брат умирает. Триста же в первые недели никак не могла поверить в это.
Дни и ночи слились в одно смутное пятно. Триста утратила ощущение времени и не хотела его вновь обрести. О, если бы можно было вернуться в прошлое и многое там исправить! Папа не умрет! Она ему не позволит! Она не представляла свою жизнь без папы, он был ее опорой, придавал ей силу, дарил сознание того, что она любима, что она нужна. Почему он не сказал ей, что так болен? Почему он не позволил ей остаться с ним? Триста была врачом и привыкла к разным заболеваниям. Она сама проводила операции, в случае необходимости ампутировала конечности, старалась утешить друзей и родственников умирающего. Но только теперь она поняла, как мало стоят эти утешения и как тяжело свыкнуться с неизбежностью смерти дорогого тебе человека. Когда не остается надежды, не помогут никакие слова. Остается только страдать, глядя на то, как страдает и медленно умирает человек, которого ты любишь.
– Не стоит говорить мне о том, что я уже и так знаю, – в первый же день сказала Чэрити. – Но он будет рад, что ты приехала, а кроме того, ты можешь облегчить его боль. Это все, что ему сейчас нужно, понимаешь? Ради него ты должна быть сильной. Не смей при нем плакать, слышишь? Слава Богу, это глупое создание, на котором женился мой племянник, не приехало. Я ее просто не переношу! А тебе, учти, надо будет обязательно регулярно высыпаться. И не смотри как потерянная – доктор ты или нет? Иногда он тебя не будет узнавать или будет принимать за кого-то еще – ну и пусть. Для него сейчас лучше забыть о настоящем.
Тетя Чэрити была права. Иногда Хью Виндхэм узнавал Тристу и, пытаясь улыбнуться, похлопывал ее по руке худыми пальцами – кожа да кости. А иногда он пребывал, казалось, в другом времени и пространстве и хриплым, едва различимым голосом обращался к людям, о которых Триста совершенно ничего не знала. А когда она давала ему морфий, он часами находился в бессознательном состоянии.
Фернандо приходил и уходил, но явно не мог выдержать у постели больше, чем несколько минут. Он без разговора привозил те лекарства, которые заказывала Триста, но было ясно, что Фернандо под любым предлогом старается вырваться с ранчо. Большую часть времени он проводил в главном доме или в долине – якобы для того чтобы присмотреть, как там идут дела.
– Сколько это будет продолжаться? Черт побери, я привез тебя сюда для того, чтобы ты хоть что-нибудь сделала! Ну и что толку, что ты стала врачом! Женщина-врач! Тебя никто всерьез не воспринимает!
В то утро Фернандо застал ее врасплох. Триста провела бессонную ночь, прислушиваясь к тяжелому, хриплому дыханию отца и его стонам, заставлявшим ее вздрагивать от жалости. О, если бы только она могла разделить с папой его боль!
– Я не знаю… Я чувствую себя такой беспомощной! Он… если бы можно было что-то сделать, я бы сделала! Пожалуйста, Фернандо, не надо!
– Что не надо? Чего ты ждешь? Знаешь, ты никогда не сможешь меня одурачить, даже если заставишь всех поверить в свою невинность! Насколько я могу припомнить, ты вешалась мне на шею, но вдруг решила, что приятнее меня дразнить. Разве не так? Ты меня завлекла, а потом сделала вид, будто я тебя насилую, хотя все время сама этого хотела, ведь так? Ведь так, лживая сучка?
Он схватил ее за плечи и с силой потряс. Нервы Тристы не выдержали, и она протестующе закричала, одновременно пытаясь вырваться:
– Нет! Оставь меня… оставь меня в покое!
– Фернандо! – раздался суровый голос тети Чэрити. – Думаю, что сейчас не время и не место для взаимных обвинений. Тристе нужно поспать, а ты, дорогой племянник, должен через час встретить своего брата. Или ты забыл, что он сегодня утром приезжает из Сан-Франциско?
Триста убежала, скрывшись в относительной безопасности своей крошечной, скудно обставленной комнаты. Какое счастье, что вмешалась тетя Чэрити! В глазах Фернандо было нечто, сильно ее испугавшее.
Почему он так ее ненавидит? Что она ему сделала? Конечно, все дело в ее матери! А когда пришли наконец долго сдерживаемые слезы, Триста стала думать о том, что папа не может, не должен умереть, оставив ее одну, без своей любви и заботы.
Она знала, что переутомилась. Недосыпание может сыграть с вами скверные шутки, вызвав галлюцинации. Но невысказанное желание было таким сильным, что не покинуло ее даже тогда, когда она, все еще всхлипывая, погрузилась в дремоту. Она явственно услышала голос Старухи с болот и даже почувствовала незабываемый запах застоявшейся воды и болотных растений.
– Тебе еще нужно многому научиться, нетерпеливое дитя! У тебя есть Сила, но ты слишком занята поисками правды. Никогда не злоупотребляй своей Силой… Будь осторожна… – А потом, когда знакомый голос утих, до нее донесся тихий, едва различимый шепот: – Ты придешь ко мне тогда, когда это действительно будет нужно, но не сейчас… Еще не время…
И Триста заснула тяжелым сном без сновидений и спала до тех пор, пока ее не разбудила тетя Чэрити.
– Прошу прощения, моя дорогая, я знаю, что ты только вздремнула, но отцу стало хуже. Ему так больно, что я едва могу это выносить! Триста, ты должна…
– Я могу дать ему морфия – сделать подкожную инъекцию. Это по крайней мере облегчит боль. Я пойду к нему прямо сейчас, мой саквояж здесь. – Триста слышала свой голос, произносила еще какие-то слова. К чему эти слова перед лицом страданий и отчаяния? Что хорошего в Силе, если ты не можешь ее использовать даже для того, чтобы помогать и исцелять?
– Да, возьми свой саквояж и морфий тоже… Сколько у тебя еще осталось?
Все еще пребывая в полусне, Триста взяла необходимое и устремилась за тетей. Сердце ее стучало, хотя Триста отчаянно пыталась успокоиться. «Неужели папа умирает? Нет, он не может умереть, не может умереть!» – упрямо твердила одна часть ее сознания, в то время как другая произнесла вслух:
– Я сделала запас, которого хватит недели на две или даже больше. Тетя Чэрити, пожалуйста, если папе станет хуже…
Когда Чэрити резко остановилась, Триста налетела на нее и упала бы, если бы тетка не схватила ее за руку:
– Хуже? Да что может быть хуже этого? Мы обе знаем, что он умирает… и умирает медленно, в страшных муках. Ты разве не слышала, как он вполголоса молился, чтобы все это кончилось? Разве мы позволили бы любимому животному так страдать? Ради Христа, девочка, скажи: ты желала бы себе такой смерти?
Триста не понимала или не хотела понимать, что предлагает тетя Чэрити. Морфий… В определенной дозе он на время облегчает боль и погружает в глубокий сон… А если увеличить дозу, то страдание уйдет навсегда – и наступит забвение.
- Предыдущая
- 44/70
- Следующая
