Хранитель Мечей. Странствия мага. Том 1 - Перумов Ник - Страница 50
- Предыдущая
- 50/77
- Следующая
– Святой отец, – голос меня не слушался, писк какой-то недостойный выходил, – святой отец, на исповеди не смею я лгать. Даже жизнь свою спасая. Не так нам жить Спаситель заповедал: «Не лги исповедующему тебя, ибо прямо в Мои уши ложь твоя пойдёт». Им сказано, и так оно будет. И потому не осмелюсь я лгать, святой отец...
– Лгать на исповеди, конечно, грех непростительный. – Отец-экзекутор аж руки потер. – Ну, говори, говори скорее, чадо моё, что то были за трактаты, о чём повествовали, какую ложь содержали? Нам то во всех подробностях знать надо!
– Как на духу скажу, – медленно произнёс я, прямо в глаза преподобному глядя. – Не прельщал меня некромант Неясыть ни речами, ни трактатами. Книги какие-то у него есть, врать не стану, но он мне их ни читать не давал, ни сам мне из них не зачитывал ничего. Так оно было, святой отец, и то – истинная правда, в чём мне Спаситель Всевидящий свидетель. Вместе мы с некромантом пошли ведьму изловить, вместе дрались, друг друга защищая... и ведьма с нами дралась тоже, хотя сбежать могла, себя спасти – а вместо этого в Кривой Ручей вернулась, призраков встретить... – Чувствовал я, что меня уже понесло, но и остановиться тоже никак не мог. Накипело, что говорится.
Отец-экзекутор меня слушал с каменным лицом, не перебивал и страже никаких знаков не делал. Только вздохнул тяжело, когда у меня наконец дыхание пресеклось и я умолк.
– Вот оно, значит, как, чадо моё... – скорбно проговорил он, губы печально эдак вытянув и мелко головой покачивая. – Значит, не прельщал тебя Тёмный? И в том ты готов именем Спасителя клясться?
– Готов, преподобный отче. – Голос у меня так дрожал, что отец-экзекутор бровь удивлённо поднял, не разобрав. Мне ещё и повторять пришлось.
– Ну, коли так... раз готов ты на такое ради сего некромансера идти... то и есть главное доказательство того, что прельстил он тебя, чадо неразумное, прельстил и зачаровал.
Я только и смог, что глаза выпучить да рот разинуть, словно мальчишка деревенский, впервые на большое эбинское торжище угодивший. А отец-экзекутор всё говорил и говорил, и всё у него так ладно складывалось...
А речь у него шла, что, оставайся я добрым чадом Святой Матери нашей, вспомнил бы все до одной прельстительные речи, каковые, без всякого сомнения, нашёптывал мне Тёмный, и трактаты я бы вспомнил, а не могу этого сделать по той единственно лишь причине, что уж больно крепким оказалось тёмное злое волшебство, вот и готов я сейчас душу свою погубить посредством лжи перед Спасителем, потому как Тёмные иначе жить просто не могут, добрых чад Святой Церкви совращая да обольщая, и, ежели прельщённый ничего о том не помнит, значит, воистину сильномогучая магия в дело пошла!
– Ну, ничего, – неожиданно ласково закончил отец-экзекутор, вставая и к дверям направляясь. – Есть против сего прельщения, сколь бы сильно ни оказалось оно, давнее и верное средство. Идём со мной, чадо, не бойся, идём, идём...
И вновь мы оказались в сенях, а там уже половицы разъяты и в погреб сходни спущены. Огонь внизу горит, а больше ничего не видно. Магию же я, само собой, в ход пускать не осмеливался.
– Иди, иди, чадо, – подтолкнул меня в спину преподобный.
Заледенело всё у меня внутри, похолодело. Не помню, как по ступеням сходил, как вверх тормашками не полетел – потому что там, внизу, увидел я и дыбу походную, и верстак палаческий, и решётки, и жаровни, и клещи, и весь прочий инструментарий, от которого не то что у простого обывателя, у мага бывалого все поджилки затрясутся.
И ещё увидел я в цепи закованную ведьму. Её уже к стану прикрутили, но ещё ни растягивать не начинали, ни ещё чего-либо с ней делать. Четверо профосов пока ещё только снаряд свой раскладывали да сортировали.
– Вернейшее средство супротив Тьмы прельщений, – мягко сказал мне преподобный, – это встать плечом к плечу с теми, кто Тьме сей противостоит, живота своего не жалея. Вот перед тобой, сыне, ведьма саттарская в цепях, та самая, которую некромант твой изловить подрядился, бывшего отца Игаши в искушение ввел, а теперь через неё и тебя зачаровал. Должно нам от неё добиться вещей многих важных, как-то: одна ли она тут была или целое кубло их тут имелось, кто её в чёрном искусстве наставлял, да где сей учитель обретается, да кого ещё, их незаконную, проклятую волшбу творящих, она ведает... ну, словом, обычные вещи сперва. Отец-экзекутор преподобный Этлау с ней уже после нас говорить станет.
У меня в груди всё как-то разом оборвалось и похолодело. Да что ж это они, пытать меня её заставят? Меня, ордосского мага с дипломом и... и... и посо...
– Ступай, ступай, – подтолкнул меня в спину инквизитор. – Наши мастера, видишь, ещё не приступали. Тебя ждали.
Мы спустились вниз, и кто-то тотчас же сдвинул за нами разобранные половицы. Воцарилась темнота, потрескивали факелы, неярко освещая замершую ведьму – казалось, она уже просто неживая.
– Зачем её пытать? – тупо спросил я. – Никто ж ещё не доказал, что она...
– А вот это мы сейчас и докажем, – хохотнул инквизитор. – Ты же, чадо моё, и докажешь. Или ты это отродье Тьмы жалеешь? – В голосе отца-экзекутора прозвучала издёвка.
Я промолчал. И в самом деле, что со мной? Сюда шёл, думал – встречу ведьму, на куски разорву; а оказалось – вовсе даже и не так. Не разорвать мне её. В бою, быть может, шальным заклятьем, а вот так, на дыбе, когда она в цепях... да и колдовать в ответ не может...
Я попятился было, но старик с неожиданной силой схватил меня за плечо.
– Куда? Забыл, что ты теперь весь наш, с потрохами? – прошипел он мне прямо в лицо. – Думаешь, твой Ордос тебя защищать станет? Да они только рады-радёшеньки будут от тебя избавиться, на что им такой волшебник-недотёпа? Тёмного только встретил – сразу ему и поддался! А что дальше-то будет? С ним рядом встанешь, начнёшь ересь и смуту сеять? Не выйдет! Или ты с нами – или нет, и тогда, извини, тебя вообще нет.
– Это как? – пролепетал я.
– Закопаем, – спокойно проговорил инквизитор. – Похороним честь по чести в освящённой земле, только в домовину положим живого. И даже трубочку проведём, чтобы не задохнулся сразу. Вот тогда-то ты и узнаешь, каково против Святой Матери нашей идти.
– Да разве ж я иду? – вырвалось у меня.
– Конечно, идёшь, – уверенно ответил инквизитор. – Тобой ли ведьма схвачена? Нет. Уже провинность. А теперь ещё и в вере своей сомневаться заставляешь!
– Спаситель сказал: «А кто потребует с вас доказательств Веры в Меня, тот есть враг Мой худший, ибо не вовне Вера, но в душе едино»! – выкрикнул я, потому как понимал – ещё немного, и меня самого растянут там, рядом с той самой ведьмой...
– Но также сказал Спаситель, – вкрадчиво проговорил инквизитор, – «Кто зло творящему поблажку даст, тот сам Злу предастся». Так что же, ты, волшебник, значит, Злу поблажку дать хочешь? Забыл, что эта ведьма сделала? Даже если про детей украденных забыть – заклятье-то, что мёртвых подняло, каково, а? Если б не преподобный отец Этлау, никого бы уже в деревне не осталось. И тебя в том числе. На это-то что скажешь?
– Так ведь вернулась же она, – вырвалось у меня. – Вернулась, хотя убежать могла бы...
– А ты уверен, что вернулась она людей защищать? – поднял брови инквизитор. – Может, наоборот – их мучениями упиваться, силу тёмную набирать? А?
Я промолчал. Потому что понял – нет смысла с инквизитором спорить, никакого смысла нет. И решится сейчас – спасусь ли я сам, ценой пыток вот этой ведьмы, которая, как ни крути, но людей защищать пришла, или же...
Молчал инквизитор, на меня глядя. И я молчал тоже. На огонь смотрел.
Утро встретило некроманта мрачным косым дождём. Не сегодня-завтра в этих местах должны были начаться первые снегопады, но пока что небо сеяло вниз холодную водяную капель. Уныло мокли просевшие тесовые крыши, уныло поникли облетевшие ветви, кусты трепетали под непрерывной чередой крупных капель. Завернувшись в плащи, Фесс и его спутники добрались до площади перед церковью Кривого Ручья.
- Предыдущая
- 50/77
- Следующая
