Ты у него одна - Романова Галина Владимировна - Страница 37

• Предыдущая
• 37/61
• Следующая

– Кому? – Дожидаться окончания оправдательного монолога у нее не было времени, поэтому она прервала его, пылко хватаясь за подрагивающие пальцы Буркова. – Кому вы делали эту брошь, Сергей Исаакович?! Это очень важно! Вспомните, пожалуйста! Это наведет меня на след. Это поможет мне…

– Вряд ли. – Он с сожалением посмотрел ей прямо в глаза и поочередно поднес к своим губам ее ладони. – Это вряд ли поможет тебе, девочка моя. Потому что… Потому что я делал эту брошь по заказу… твоего покойного отца…

– Черт! Черт! Черт!!!

Эмма с силой драла волосы массажной щеткой, пытаясь уложить их в нужном направлении: слева направо, так, чтобы левое ухо было полностью открыто. Эта прическа ей очень шла и всегда легко удавалась. Но сегодня…

Сегодня все складывалось не так. Сначала Лизка отказалась ей помочь, расплакавшись не к месту. Затем Бурков Сергей Исаакович вверг ее в еще большую пучину сомнений, открыв истинное происхождение присланных ей камней. И теперь еще этот звонок…

Час назад, услышав в телефонной трубке почти забытый голос друга и соратника отца, «дяди Гены», Эмма еле устояла на ногах. Но потом она все же плюхнулась в кресло. «Дядя Гена» пригласил ее поужинать в одном из ресторанов города. Из равновесия ее вывело не столько его приглашение, сколько сам тон, каким это было сделано. Сладкий яд… Змеиный елей… Дегтярный мед… Или какое там еще можно подобрать сравнение той интимно-угрожающе-просящей интонации, с коей «дядя Гена» просил-умолял-требовал от нее явки сегодняшним вечером за столик под номером тринадцать (выбрал же номер, гад!) в половине девятого вечера.

Упаси бог отказаться! Это отчетливо просквозило в последнем его слове – «ЖДУ!» Упаси бог сказаться больной! Потому как первым вопросом после приветствия была справка о ее самочувствии. И не приведи бог сломаться ее машине, так как видел ее якобы «дядя Гена» въезжающей в город, видел…

– Постарайся выглядеть, дорогая… – В этих трех словах содержалось столько эротического намека, что она едва сдержалась, чтобы не послать его куда подальше.

Хотелось вставить что-нибудь язвительное о молодой супруге или о его потенциальных возможностях как мужчины. Но воспитание, заложенное предками, не позволило ей этого сделать. Все ж-таки этот «дядя Гена» держал ее в детстве на коленях. Говаривали, что не единожды был описан ею, поскольку тогда «памперсов» и в помине не было. И позволить себе хамить ему… Нет, коли уж признаки начинающегося старческого маразма у «дяди Гены» налицо, она будет обращаться с ним, как того требуют приличия – с почтением. С этим проблем, как считала Эмма, у нее не возникнет. Гораздо сложнее оказалось «выглядеть».

Волосы рассыпались, липли к щетке словно паутина. На платье, которое она намечала надеть, оказалось пятно посреди подола. Косметика упорно не ложилась на лицо. Любимые туфли когда-то лишились набоек. Интересно, когда? Почему она проглядела?

Эмма психовала, злилась и на себя, и на «дядю Гену» с его липучей манерой вторгаться в ее жизнь. Она могла, конечно же, могла отказаться. И плевать она хотела на явную угрозу, прозвучавшую в его голосе. Но уж больно интригующим показалось ей его предложение. К тому же имелся у нее к нему ряд вопросов, на которые он не мог не ответить. А для того, чтобы «дядя Гена» был податливым и ласковым, действительно нужно было выглядеть, а она…

Бросив взгляд на часы, она в досаде закусила губу. До назначенного времени оставалось минут сорок, а сборы ее так и не продвинулись ни на йоту. Взгляд ее устремился в нутро раскрытого шкафа. У самой его стенки на плечиках невостребованно моталось длинное черное платье. То самое… Да, то самое, что примеряла она лишь единожды. Это было… Да, это было на первом году супружества. Ей вдруг стукнуло в голову, когда она проходила мимо одного из бутиков, удивить Данилу экстравагантностью. Она решила купить это платье и блеснуть перед ним, благо что случай не заставил себя долго ждать. Поступило приглашение от матери Данилы. Та в кои-то веки справляла юбилей, собирала знакомых и кое-кого из соседей. И Эльмире, знающей о неприязненном отношении свекрови, захотелось вдруг быть самой красивой, самой изящной. Чтобы эта вечно недовольная женщина оценила по достоинству тот самородок, что ниспослала судьба ее сыночку. Но так далеко дело не пошло, потому как первым, кто не оценил ее по достоинству, и был как раз этот самый сыночек.

– Вульгарно, вызывающе и чересчур откровенно, – буркнул он недовольно, оглядывая ее голую до поясницы спину, обнаженные плечи и чрезмерно декольтированную грудь. – Сними!..

Эмма расстроилась. Пусть неуместным был ее наряд в компании пожилых обывателей, пусть вызывающим и вульгарным по их меркам. Но ведь это по их меркам! Отчего же молодому мужчине он не понравился? Отчего так уничижительна была его оценка? Уж не от того ли, что она ему показалась в этом платье на редкость соблазнительной?..

Оглядывая сейчас себя в зеркале, Эмма пришла к выводу, что, должно быть, она действительно показалась ему тогда чрезмерно соблазнительной. Выглядела она в этом платье сексуально. И волосы, что битый час не укладывались в нужном направлении, вполне естественной волной рассыпались по плечам и спине. И туфли нужные нашлись, и украшение, достойное матовости ее кожи. Одним словом, следуя к ресторанным дверям в сопровождении охранника «дяди Гены», который терпеливо ждал ее прибытия на автомобильной стоянке, она ловила на себе восхищенные взгляды мужчин.

«Дядя Гена» сидел за тринадцатым столиком словно черт, только что покинувший обитель Князя Тьмы. Не хватало только двузубца и рогов над головой. А так вполне подходящая кандидатура. У кого как, а у Эммы в голове прочно поселились именно такие ассоциации, когда она лавировала между столиками, пробираясь в нужном направлении.

– Добрый вечер, дорогая. – «Дядя Гена» осклабил в улыбке свои металло-керамические зубы и, привстав со своего стула, взял в руки ее ладонь. – Рад… Несказанно рад, что не отказала старику…

«Попробовала бы я!» – мысленно фыркнула Эмма в его лысину, которая – прячь не прячь за начесами – отчетливо проступала.

Она села на предложенный ей официантом стул, грациозно откинув длинный подол платья, и взяла в руки меню.

– Что будем заказывать? – осведомилась Эмма, игриво поглядывая на друга и соратника отца поверх развернутого тисненного золотом картона.

– Молодец… – похвалил ее за что-то «дядя Гена» и снова припал к ее руке. – Хорошо держишься. Честно говорю: не ожидал. Думал увидеть тебя расстроенной, сбитой с толку и…

– С какой это стати?! – Изумление выглядело неподдельным, да если честно – таковым и было процентов где-то на семьдесят. – Так что будем кушать, дядя Гена? Я жутко голодна. Готовить разучилась практически. Да мне, собственно, и не для кого это делать сейчас. Супруг все больше чужие койки согревает. Совсем от рук отбился, кобель такой, от одного берега к другому его швыряет, как утлое суденышко. Хотя большим кораблем он никогда и не был. И ни одна приличная дама не удостоит его вниманием. Приличная, я имею в виду…

– Н-да… – «Дядя Гена» пожевал губами, очевидно, не зная, как ему реагировать на подобный язвительный выпад, но быстро нашелся, вновь продемонстрировав ей чудеса достижений современной стоматологии. – Но тебя ведь так просто не возьмешь! Ты ведь у нас кремень, а не женщина! Что тебе мужнина измена?! Так, пшик один. Тем более такого недостойного тебя мужа…

«Один-один! Счет открыт! Будем играть дальше! – прочла в его по-рысьи желтых глазах Эмма. – Будь осторожна, девочка. Будь осторожна…»

Все это сказали ей его глаза. Вслух же «дядя Гена» произнес другое:

– Я уже все заказал, дорогая. Зная твой изысканный вкус, я заказал лангуста и еще какую-то морскую дребедень. Пардон… Я-то этого не кушаю, но вы, молодежь… Разве ваши вкусы могут быть понятны нам, старикам!..

Так, понятно! Нужно было заказывать все то, что непременно нужно раздирать руками. Изгваздаться по уши, чтобы потом предстать перед благоверным и его спутницей в неприглядном виде.

• Предыдущая
• 37/61
• Следующая