Занимательные истории, новеллы и фаблио - де Сад Маркиз Донасье?н Альфонс Франсуа - Страница 15
- Предыдущая
- 15/43
- Следующая
«Не застал Вас. Думаю, Вы не смогли прийти в привычное время; я не сумею повидать Вас сегодня вечером и не могу больше ждать. До встречи послезавтра непременно».
Записка вовсе не успокоила меня, ее холодность показалась мне дурным предзнаменованием: не дождаться меня, так мало беспокойства... Я не в состоянии вам передать, как это встревожило меня. Не мог ли он заметить, что мы с Берсей вышли вместе, следовать за нами, а если так и случилось, не считает ли он меня отныне падшей? Берсей, взволнованная, подобно мне, всех расспросила; ей сказали, что господин де *** прибыл через три минуты после нашего ухода. Он появился очень обеспокоенный, тотчас ушел и вернулся, чтобы написать это письмо, примерно через полчаса. Еще более встревоженная, я посылаю за каретой... Но вы только представьте, сударь, до какого бесстыдства осмелилась дойти эта порочная и недостойная женщина!
«Мадемуазель, – говорит она мне, видя, что я уезжаю, – по-прежнему рекомендую вам: не говорите никогда ни слова обо всем случившемся сегодня. Если все же, к несчастью, вы поссоритесь с господином де ***, советую вам: воспользуйтесь своей свободой и вволю развлекайтесь, – это куда лучше, чем иметь единственного любовника. Знаю, что вы порядочная девушка, но вы еще молоды, вам, конечно, дают очень мало денег, а ведь вы такая хорошенькая, и я могу помочь вам их заработать сколько захотите... Начинайте же, смелей, не вы первая: есть много таких, которые на этом разбогатели, а потом вышли замуж – как, впрочем, и вы можете сделать однажды – за графов или маркизов, и которые то ли по своей инициативе, то ли при посредничестве гувернантки, прошли через наши руки, подобно вам. У нас есть клиенты, предпочитающие куколок именно вашего типа, в чем вы убедились. Ими пользуются как розой: вдыхая аромат, их не срывают. Прощайте, моя красавица, не будем дуться друг на дружку, вы же видите – я могу еще оказаться вам полезной».
Я с ужасом смотрю на Берсей и тороплюсь расстаться с ней, не удостоив ее ответом. Как обычно, заезжаю к тетушке за Жюли и возвращаюсь домой.
У меня больше не было возможности сообщить что-либо господину де ***: мы встречались три раза в неделю и не имели обыкновения переписываться, так что приходилось ждать свидания... Что он скажет мне?.. Что я ему отвечу?.. Сохраню ли в тайне то, что произошло; не окажется ли это более опасным, в случае если все откроется; не было бы более осмотрительным во всем ему признаться?.. Все эти сложные перипетии держали меня в состоянии невыразимой тревоги. В конце концов я решила последовать совету Берсей и, вполне уверенная, что та в первую очередь заинтересована держать все в секрете, решилась последовать ее совету и ничего никому не говорить... О правый Боже, к чему все эти махинации, раз мне не суждено снова увидеть моего возлюбленного, а громы и молнии, готовые обрушиться на мою голову, уже сверкают со всех сторон!
На следующий день мой старший брат спросил, почему я позволяю себе выходить одна столько раз в неделю и в такие часы.
«Я провожу вечера у тетушки», – ответила я ему.
«Неправда, Эмилия, вот уже месяц, как вы у нее не показывались».
«Ну хорошо, дорогой брат, – согласилась я, дрожа, – я во всем сознаюсь: одна моя приятельница, вы с ней хорошо знакомы, – госпожа де Сен-Клер любезно приглашает меня три раза в неделю в свою ложу в Комеди Франсез; я не решалась ничего говорить вам, боясь, что отец этого не одобрит, однако тетушка прекрасно обо всем осведомлена».
«Если вы посещаете спектакли, – возразил брат, – то сказали бы мне об этом, и я мог бы вас туда сопровождать, все бы упростилось... но ходить одной с женщиной, столь же молодой, как и вы, вам не подобает...»
«Оставим ее, друг мой, – вмешался другой брат, подошедший во время нашего разговора, – мадемуазель развлекается, не стоит ее беспокоить... она подыскивает мужа, и, конечно, претенденты налетят толпой, видя такое поведение...»
И оба повернулись ко мне спиной. Эта беседа насторожила меня. Однако старший брат, казалось, поверил в историю с ложей; я подумала, что сумела его обмануть и он удовольствуется моими объяснениями. Впрочем, что бы ни сделали мои братья, разве что заперли бы меня, – ничто на свете не в силах было помешать мне пойти на предстоящее свидание. Мне было чрезвычайно важно объясниться с возлюбленным, и ничто на свете не могло лишить меня этой возможности.
Что касается отца, то он не менялся, по-прежнему боготворил меня, не подозревал ни об одной моей провинности и никогда и ни в чем меня не стеснял. Жестоко обманывать таких родителей: возникающие угрызения совести отравляют удовольствия, купленные ценой предательства! Сумеет ли печальный пример моей непреодолимой страсти уберечь от моих ошибок тех, кто окажется в сходном положении? Смогут ли горести, какими я расплатилась за свои преступные наслаждения, остановить у края пропасти тех, кто когда-нибудь узнает мою прискорбную историю?
Но вот настает роковой день. Как обычно, беру с собой Жюли, ухожу украдкой, оставляю ее у тетушки и быстро доезжаю на фиакре до дома Берсей. Вхожу... Тишина и темнота, царящие там, сначала изумляют и пугают меня. Не встречаю ни одного знакомого лица; появляется только какая-то старуха – я никогда не видела ее прежде, но, к несчастью своему, вскоре буду видеть слишком часто, – она предлагает мне подождать в той комнате, где я нахожусь, называет имя господина де ***, добавляя, что он придет с минуты на минуту. Ледяной холод охватывает меня – я падаю в кресло, не в силах произнести ни слова. И вдруг появляются оба моих брата с пистолетами в руках.
«Презренная, – кричит старший, – так вот как ты нас бесчестишь! Окажешь малейшее сопротивление, издашь хоть один звук – и ты погибла. Следуй за нами: мы покажем тебе, как одновременно предавать и семью, которую ты покрываешь позором, и любовника, которому ты отдавалась».
При последних словах сознание окончательно покинуло меня, и я очнулась лишь в карете, которая ехала, как мне казалось, очень быстро; я была зажата между моими братьями и упомянутой старухой; мои ноги были связаны, а руки стянуты платком. До сих пор я не могла даже плакать; теперь слезы потоком хлынули из моих глаз, и я провела целый час в состоянии, способном, при всей моей виновности, разжалобить кого угодно, но только не двух палачей, от которых я зависела. По дороге они не заговаривали со мной, и я, погрузившись в свою скорбь, не нарушала их молчания. Наконец на следующий день в одиннадцать утра мы прибыли в замок, расположенный в глубине леса, между Куси и Нуайоном, и принадлежащий моему старшему брату. Карета въехала во двор; мне приказали в ней оставаться до тех пор, пока лошади и слуги не будут удалены. Затем старший брат подошел к экипажу. «Следуйте за мной», – грубо бросил он, развязав меня... Я подчинилась с содроганием... Господи, каков был мой ужас, когда я увидела страшное место, призванное служить мне пристанищем! С низким потолком, мрачная, сырая и темная комната, обнесенная со всех сторон решетками. Свет в нее проникал из одного лишь окошка, выходящего на широкий ров, наполненный водой.
«Вот ваше жилище, мадемуазель, – сказали мне братья, – девица, опозорившая свою семью, недостойна лучшего... Ваша пища будет соответствовать остальному режиму. Вот что вам будут подавать, – продолжают они, показывая кусок такого хлеба, что дают на корм скоту, – и, поскольку мы не хотим затягивать ваши страдания надолго, желая при этом лишить вас всякой возможности выйти отсюда, эти две женщины, – говорят они, указывая на старуху и другую, ей подобную, – будут делать вам кровопускание из обеих рук столько раз в неделю, сколько вы ходили к Берсей встречаться с господином де ***. Мало-помалу – мы на это надеемся – такой режим сведет вас в могилу, и мы сможем обрести покой, лишь узнав, что наше семейство избавилось от такого чудовища, как вы».
С этими словами безжалостные братья велят женщинам схватить меня, – о мерзавцы, простите за это выражение, сударь! – приказывают им пустить мне кровь из обеих рук и продолжают эту страшную процедуру, пока не убеждаются, что я лишилась чувств... Придя в себя, я стала свидетелем того, как они радуются своей жестокости. Словно желая нанести мне все удары сразу и словно упиваясь тем, что рвут на части мое сердце, в те минуты, когда проливалась моя кровь, старший вытащил из кармана письмо и, поднеся его к моим глазам, предложил мне: «Читайте, мадемуазель, читайте и тогда узнаете того, кому вы обязаны своими бедами...»
- Предыдущая
- 15/43
- Следующая
