Дело о воющей собаке - Гарднер Эрл Стенли - Страница 3

• Предыдущая
• 3/28
• Следующая

– Нет, я этого не сделаю.

– А как насчет телефонного звонка?

– Нет.

– А если я напишу ему письмо?

– Вы не знаете Фоули. Он порвет письмо и заставит собаку выть еще громче. Он лишь посмеется, радуясь, что сумел мне насолить. Он покажет письмо жене и… – Картрайт замолчал на полуслове.

– Продолжайте, – Доркас улыбнулся. – Что еще он может сделать?

– Ничего, – пробурчал Картрайт.

– Мне кажется, – заметил Мейсон, – нас вполне устроит, если вы, мистер Доркас, напишете письмо и укажете в нем, что вам придется выписать ордер на арест, если собака не прекратит выть.

– Разумеется, я упомяну об этом, – кивнул помощник окружного прокурора.

– Однако по почте письмо не дойдет до завтрашнего дня, даже если вы отправите его сразу после нашего ухода. И я предлагаю послать его с судебным исполнителем. Пусть он вручит письмо лично мистеру Фоули или, в его отсутствие, кому-то из домочадцев. Тогда мистер Фоули поймет, что закон поддерживает жалобу мистера Картрайта.

Картрайт задумался, а потом кивнул.

– Хорошо, я согласен. Я хочу, чтобы Фоули немедленно послали письмо.

– Как только его напечатают, – заверил его Мейсон.

– Ладно, ладно, я оставляю это вам. Я поеду домой. Вы представляете мои интересы, мистер Мейсон. Проследите, чтобы письмо было отправлено. Вы это сделаете?

– Конечно. Поезжайте домой и не волнуйтесь.

Картрайт встал.

– Благодарю вас, господа. Очень рад был с вами познакомиться. Прошу извинить меня за некоторую нервозность. В последнее время я почти не спал, – и он вышел из кабинета.

– Ну? – Доркас повернулся к доктору Куперу.

– Я не хотел бы ставить диагноз на основании столь ограниченной информации, – начал тот, – но, как мне кажется, мы имеем дело со случаем маниакально-депрессивного психоза.

– Звучит достаточно серьезно, – улыбнулся Мейсон, – но не равнозначно ли это нервному расстройству?

– Нет такого понятия, как нервное расстройство, – возразил доктор Купер. – Это общераспространенное выражение, употребляемое при эндогенных и органических формах психозов.

– Хорошо, – не сдавался Мейсон, – давайте подойдем с другой стороны. Человек, страдающий маниакально-депрессивным психозом, не является сумасшедшим, не так ли?

– Он не совсем нормален.

– Но и не сумасшедший?

– Вопрос в том, что вы подразумеваете под этим словом. Юридически – нет, если вас интересует, будет ли он нести ответственность за совершенное преступление.

– Нет, я говорю о другом. Это душевное заболевание, не так ли?

– Совершенно верно.

– И излечимое?

– Да.

– Очень хорошо. А теперь давайте избавимся от воющей собаки.

– Кстати, – заметил Доркас, – кроме ничем не подтвержденного заявления Картрайта, у нас нет доказательств того, что собака действительно выла.

– Ерунда. Вы же не выписываете ордер на арест. Пошлите Фоули уведомление о том, что его обвиняют в нарушении такого-то постановления, и объясните ему, о чем идет речь. Если собака воет, он ее успокоит, если нет – позвонит по телефону и скажет об этом, – Мейсон повернулся к доктору Куперу. – Воющая собака не может оказаться галлюцинацией?

– При маниакально-депрессивном психозе у больных бывают галлюцинации, но при этом заболевании более характерны резкие смены настроения.

Мейсон взглянул на часы.

– Давайте пригласим стенографистку, продиктуем уведомление и отправим его по назначению.

Доркас многозначительно взглянул на доктора Купера. Тот согласно кивнул, и помощник прокурора нажал на кнопку.

– Хорошо. Я продиктую уведомление и подпишу его.

Когда Перри Мейсон появился в приемной, его секретарша Делла Стрит заканчивала разбор почты.

– Доброе утро, – поздоровался он. – Что новенького, Делла?

– Письмо от мужчины, который вчера приходил сюда.

– Какого мужчины?

– Который жаловался на собачий вой.

– А, – улыбнулся Мейсон. – Картрайт. Интересно, спал ли он этой ночью?

– Письмо доставлено специальным посыльным. Должно быть, его отправили около полуночи.

– Что-нибудь еще насчет собаки?

– Он прислал завещание и, – Делла оглядела приемную, будто опасаясь, что кто-то услышит ее слова, – десять тысячедолларовых банкнот.

– Десять тысяч наличными? – удивленно переспросил Мейсон.

– Да.

– Посланные по почте?

– Да.

– Ценным письмом?

– Нет, но со специальным посыльным.

– Черт побери!

Делла Стрит, встав из-за стала, подошла к сейфу, достала пухлый конверт и передала его Мейсону.

– Вы говорите, он прислал завещание?

– Да.

– А письмо?

– Скорее, короткую записку.

Мейсон вытащил банкноты, внимательно осмотрел их и сунул в карман.

Затем он прочел вслух записку Картрайта.

Перри Мейсон с сомнением покачал головой и достал из кармана сложенные банкноты.

– Мне хотелось бы оставить эти деньги у себя.

– Так оставьте! – воскликнула Делла. – Почему бы и нет! Ведь в письме говорится, что это задаток.

Мейсон вздохнул и положил банкноты на стол.

– Этот Картрайт – сумасшедший, натуральный сумасшедший.

– С чего вы это взяли? – спросила Делла.

– Это не вызывает никаких сомнений.

– Но вчера вы так не думали?

– Да, мне показалось, что он чем-то очень взволнован.

– Но вы не приняли его за сумасшедшего?

– Ну, не совсем.

– А сегодня, после получения письма, вы решили, что он – псих?

– Видите ли, Делла, в наши дни расчет наличными – это отклонение от нормы. Этот человек за последние двадцать четыре часа дважды расплатился со мной именно наличными, причем десять тысяч он прислал простым письмом.

– Вероятно, у него не было возможности послать их иначе.

– Возможно, – согласился Мейсон. – Вы прочли завещание?

– Нет. Как только я увидела, что лежит в конверте, я положила его в сейф.

– Хорошо. Давайте посмотрим, что он там пишет.

Мейсон развернул лист бумаги с надписью «Последнее завещание Артура Картрайта» и, прочитав написанное, медленно кивнул.

– Ну что ж, отличное завещание. Все написано от руки: дата, подпись и прочее.

– Он оставил что-нибудь вам? – полюбопытствовала Делла. – Или я не должна об этом знать?

Мейсон хмыкнул.

– Разумеется, – ответил он. – Вы должны знать об этом. Мой метод ведения судебных процессов несколько отличается от общепринятого, в результате чего меня вполне могут пристрелить. Поэтому я хочу, чтобы впоследствии вы смогли разобраться в моих делах. Итак, он оставляет львиную долю своего состояния одному лицу, женщине, а мне – десять процентов от наследства, при условии, что я буду представлять эту женщину по любым правовым проблемам, которые могут возникнуть в связи с завещанием, смертью завещателя или с ее семейными взаимоотношениями.

– Широкое поле деятельности, не так ли? – заметила Делла.

– Этот человек, – задумчиво продолжал Мейсон, – или писал под диктовку опытного адвоката, или обладает острым умом. Сумасшедший не способен составить подобное завещание. Все логично и взаимосвязано. Девять десятых наследства отходят миссис Клинтон Фоули, остальное – мне. Он оговаривает… – брови Мейсона медленно поползли вверх.

• Предыдущая
• 3/28
• Следующая