Холодный ветер, тёплый ветер (авторский сборник) - Брэдбери Рэй Дуглас - Страница 58
- Предыдущая
- 58/76
- Следующая
Песочный Человек визжал, кричал, плакал. Роби не знал, как ему быть. Он теперь безмолвно спорил с самим собой. Чего он хочет больше всего на свете? Бежать с Острова. Но ведь это глупо: его обязательно поймают. Чего еще он хочет? Пожалуй, играть. В настоящие игры, и чтобы не было психонаблюдения. Да, вот это было бы здорово! Гонять консервную банку или бутылку крутить, а то и просто играть в мяч — бросай в стену сада и лови, ты один и никого больше. Да. Нужен красный мяч.
Песочный Человек закричал:
— Не…
И — молчание.
По земле прыгал резиновый красный мяч.
Резиновый красный мяч прыгал вверх-вниз, вверх-вниз.
— Эй, где ты? — Роби не сразу осознал, что появился мяч. — А это откуда взялось? — Он бросил мяч в стену, поймал его. — Вот это да!
Он и не заметил, что незнакомца, который только что на него кричал, уже нет.
Песочный Человек исчез.
Где-то на другом конце дышащего зноем сада возник низкий гудящий звук: по вакуумной трубе мчалась цилиндрическая кабина. С негромким шипением круглая дверь в толстой стене сада открылась. С тропинки послышались размеренные шаги. В пышной раме из тигровых лилий появился, потом вышел из нее мистер Грилл.
— Привет, Роби. О! — Мистер Грилл остановился как вкопанный, с таким видом, будто в его розовое толстощекое лицо пнули ногой. — Что это там у тебя, мой милый? — закричал он.
Роби бросил мяч в стену.
— Это? Мяч.
— Мяч? — Голубые глазки Грилла заморгали, прищурились. Потом напряжение его покинуло. — А, ну конечно. Мне показалось, будто я вижу… э-э… м-м…
Роби снова бросал мяч в стену.
Грилл откашлялся.
— Пора обедать. Час Размышлений кончился. И я вовсе не уверен, что твои не утвержденные министром Локком игры его бы обрадовали.
Роби выругался про себя.
— Ну ладно. Играй. Я не скажу.
Мистер Грилл был настроен благодушно.
— Неохота что-то.
Надув губы, Роби принялся ковырять носком сандалии землю. Учителя вечно все портят. Затошнит тебя, так и тогда нужно будет разрешение.
Грилл попытался заинтересовать Роби:
— Если сейчас пойдешь обедать, я тебе разрешу видеовстречу с твоей матерью в Чикаго.
— Две минуты десять секунд, ни секундой больше, ни секундой меньше, — иронически сказал Роби.
— Насколько я понимаю, милый мальчик, тебе вообще все не нравится?
— Я убегу отсюда, вот увидите!
— Ну-ну, дружок, ведь мы все равно тебя поймаем.
— А я, между прочим, к вам не просился.
Закусив губу, Роби пристально посмотрел на свой новый красный мяч: мяч вроде бы… как бы это сказать… шевельнулся, что ли? Чудно. Роби его поднял. Мяч задрожал, как будто ему было холодно.
Грилл похлопал мальчика по плечу.
— У твоей матери невроз. Ты жил в неблагоприятной среде. Тебе лучше быть у нас, на Острове. У тебя высокий коэффициент умственного развития, ты можешь гордиться, что оказался здесь, среди других маленьких гениев. Ты эмоционально неустойчив, подавлен, и мы пытаемся это исправить. В конце концов ты станешь полной противоположностью своей матери.
— Я люблю маму!
— Ты душевно к ней расположен, — негромко поправил его Грилл.
— Я душевно к ней расположен, — тоскливо повторил Роби.
Мяч дернулся у него в руках. Роби озадаченно на него посмотрел.
— Тебе станет только труднее, если ты будешь ее любить, — сказал Грилл.
— Один бог знает, до чего вы глупы, — отозвался Роби.
Грилл окаменел.
— Не груби. А потом, на самом деле ты, говоря это, вовсе не имел в виду «бога» и не имел в виду «знает». И того и другого в мире очень мало — смотри учебник семантики, часть седьмая, страница четыреста восемнадцатая, "Означающие и означаемые".
— Вспомнил! — крикнул вдруг Роби, оглядываясь по сторонам. — Только что здесь был Песочный Человек, и он сказал…
— Пошли, — прервал его мистер Грилл. — Пора обедать.
В Робот-Столовой пружинные руки роботов-подавальщиков протягивали обед. Роби молча взял овальную тарелку, на которой лежал молочно-белый шар. За пазухой у него пульсировал и бился, как сердце, красный резиновый мяч. Удар гонга. Он быстро заглотал еду. Потом все бросились, толкаясь, к подземке. Словно перышки, их втянуло и унесло на другой конец Острова, в Класс социологии, а потом, под вечер — снова назад, теперь к играм. Час проходил за часом.
Чтобы побыть одному, Роби ускользнул в сад. Ненависть к этому безумному, никогда и ничем не нарушаемому распорядку, к учителям и одноклассникам пронзила и обожгла его. Он сел на большой камень и стал думать о матери, которая так далеко. Вспоминал, как она выглядит, чем от нее пахнет, какой у нее голос и как она гладила его, прижимала к себе и целовала. Он опустил голову, закрыл лицо ладонями и залился горючими слезами.
Красный резиновый мяч выпал у него из-за пазухи.
Роби было все равно. Он думал сейчас только о матери.
По зарослям пробежала дрожь. Что-то изменилось, очень быстро.
В высокой траве бежала, удаляясь от него, женщина!
Она поскользнулась, вскрикнула и упала.
Что-то поблескивало в лучах заходящего солнца. Женщина бежала туда, к этому серебристому и поблескивающему предмету. Бежала к шару. К серебряному звездному кораблю! Откуда она здесь? И почему бежит к шару? Почему упала, когда он на нее посмотрел? Кажется, она не может встать! Он вскочил, бросился туда. Добежав, остановился над женщиной.
— Мама! — не своим голосом закричал он.
По ее лицу пробежала дрожь, и оно начало меняться, как тающий снег, потом отвердело, черты стали четкими и красивыми.
— Я не твоя мама, — сказала женщина.
Роби не слышал. Он слышал только, как из его трясущихся губ вырывается дыхание. От волнения он так ослабел, что едва держался на ногах. Он протянул к ней руки.
— Неужели не понимаешь? — От ее лица веяло холодным безразличием. — Я не твоя мать. Не называй меня никак! Почему у меня обязательно должно быть название? Дай мне вернуться в корабль! Если не дашь, я убью тебя!
Роби точно ударили.
— Мама, ты и вправду не узнаешь меня? Я Роби, твой сын! — Ему хотелось уткнуться в ее грудь и выплакаться, хотелось рассказать о долгих месяцах неволи, — Прошу тебя, вспомни!
Рыдая, он шагнул вперед и к ней прижался.
Ее пальцы сомкнулись на его горло.
Она начала его душить.
Он попытался закричать. Крик был пойман, загнан назад в его готовые лопнуть легкие. Он забил ногами.
Пальцы сжимались все сильнее, в глазах у него темнело, но тут в глубинах ее холодного, жесткого, безжалостного лица он нашел объяснение.
В глубинах ее лица он увидел Песочного Человека.
Песочный Человек. Звезда, падающая в летнем небе. Серебристый шар корабля, к которому бежала женщина. Исчезновение Песочного Человека, появление красного мяча, а теперь — появление матери. Все стало понятным.
Матрицы. Формы. Привычные представления. Модели. Вещество. История человека, его тела, всего, что существует во вселенной.
Он задыхался.
Он не сможет думать, и тогда она обретет свободу.
Мысли путаются. Тьма. Уже невозможно шевельнуться. Нет больше сил, нет. Он думал, это — его мать. Однако это его убивает. А что, если подумать не о матери, а о ком-нибудь другом? Попробовать хотя бы. Попробовать. Он опять стал брыкаться. Стал думать в обступающей тьме, думать изо всех сил.
"Мать" издала вопль и стала съеживаться.
Он сосредоточился.
Пальцы начали таять, оторвались от его горла. Четкое лицо размылось. Тело съежилось и стало меньше.
Роби был свободен. Ловя ртом воздух, он с трудом поднялся на ноги.
Сквозь заросли он увидел сияющий на солнце серебристый шар. Пошатываясь, Роби к нему двинулся, и тут из уст мальчика вырвался ликующий крик — в такой восторг привел его родившийся внезапно замысел.
Он торжествующе засмеялся. Снова стал, не отрывая взгляда, смотреть на это. Остатки «женщины» менялись у него на глазах как тающий воск. Он превращал это в нечто новое.
- Предыдущая
- 58/76
- Следующая
