Ночь с роскошной изменницей - Романова Галина Владимировна - Страница 20
- Предыдущая
- 20/57
- Следующая
– Ну, чего ты, чего, Сонька? – не выдержал он в какой-то момент и потянулся к вытянутой собачьей морде.
Та неожиданно отвернулась, отбежала от него к Сане. Улеглась у того в ногах и глухо зарычала.
– Во, видал! Чего-то не понравился ты ей, Олег, – расстроился Саня пьяно и совсем небольно ткнул собаку в бок. – Чего ты, Сонька? Обидели тебя чем в этом доме, чего косорылишься! Гордая какая… Видал, Олег, не прилюбился ты Соньке… Давай, что ли, выпьем!
Не прилюбился он Соньке. Подумаешь! Да плевать он хотел на всех Сонек вместе взятых, начиная с этой вот уставшей от собачьей жизни собаки и кончая…
Про рыжую, кудрявую вспоминать не стоило. Поскольку сразу в пьяное сознание просочилось расстройство. Видимо, оно очень отчетливо проступило на его лице, раз даже пьяный Саня это заметил и, сочувствуя, поинтересовался:
– Так чего там у тебя за проблемы, дружище? Слыхал, с бабой со своей расстался?
– Откуда слыхал? – Олег нашел в себе силы не смотреть больше на собаку, сосредоточившись на граненом стакане, водка в котором и не думала заканчиваться.
– Земля-то она… – хотел было сумничать Саня, но передумал. – А тут хоть слыхал, хоть нет, вывод один. Раз ты дома, значит, больше не с ней.
– Наблюдательный какой, – похвалил друга за смекалку Олег и снова схватился за стакан.
– А раз не с ней, значит, и поддержки у тебя теперь никакой со стороны ее папаши крутого. Папаша у нее крутой будь-будь, – продолжил удивлять Снимщикова его школьный приятель.
– А папашу откуда знаешь?
– Кто же его не знает! Маршалов города тут всякая собака знает. Даже вон моя Сонька и то в его сторону рычать не станет… А если честно, то я в одном из его магазинов во время отпуска подрабатывал, – открыл карты Саня и принялся соскребывать неуверенной рукой, с трудом удерживающей вилку, со старых стенок чугунной сковородки пристывшие поджарки. – На «Газели» товар возил по городским точкам. Гадкий мужик, скажу тебе. Господь отвел тебя от такого родства. Но, правда, деньги платил всегда вовремя. Неделя кончилась, получи бабки, да… Пока грузишься, чего только не услышишь…
– И чего слышал? – говорить с Саней про Антона Ивановича вовсе не хотелось, но проклятое любопытство, обильно сдобренное водкой, подталкивало и заставляло задавать все новые и новые вопросы. – Про меня что-нибудь слышал?
– А как же! – тут же охотно подхватил Саня, вылизывая куском хлеба теперь уже опустевшую банку из-под шпрот. – Болтали, что карьеру задумал тебе будущий тесть – от зависти помрешь. Ты, мол, у него почти с руки ешь, и он для тебя уж расстарается.
– Врешь ты все, Саня! – вдруг рассвирепел Снимщиков. – И мужики твои врут, понял! И вообще… Я спать хочу, пора тебе.
– Так не допили же, Олег, – расстроился Саня, углядев пьяным глазом грамм сто пятьдесят водки в одной из бутылок. – И пиво еще не трогали… Чего ты, а? Обиделся, что ли? Так потом по-другому все начали говорить.
– Потом – это когда? – Снимщиков с грохотом поставил на стол оба локтя и обхватил голову руками, пытаясь свести расползающийся взгляд в одну точку.
– Так пару дней назад я калымил в выходные, зашел покурить, а там болтают, что ты, типа, послал тестя своего несостоявшегося. И дочку вроде послал, и тестя, и все вроде из-за какой-то убитой телки. Вроде бы не захотел кого-то отпустить, а должен был, тебя вроде и Иваныч просил, а ты уперся. Вот тебя того…
Саня испуганно вжал голову в плечи и тут же потянулся к бутылке, испугавшись, что после того, как договорит, может и не допить в этом доме, выставят запросто.
– Чего меня «того»? – Один локоть вдруг пополз по столу и соскочил с него, и Олег едва не ударился подбородком об стол, вовремя удержавшись. – Чего меня «того», уж договаривай, раз начал!
– Ну… Будто с работы того, поперли за это.
Не дождавшись реакции друга, Саня быстро перевернул бутылку в свой стакан и, заполнив его чуть больше чем наполовину, залпом выпил.
– Никто меня никуда не попер, – не очень уверенно опротестовал Олег сплетню. – В отпуске я, Саня. В отпуске, понял! А от Таисии я действительно сам ушел. Не очень я был с ней счастлив, понимаешь? Все вроде бы хорошо, но все равно чего-то да не хватало. Чего-то такого… Даже не пойму…
– Может, любви? – предложил свою версию Саня заплетающимся языком.
– Чего – любви? – не сразу понял Олег, не забыв покоситься в сторону загрустившей Соньки.
Та лежала на полу под табуреткой, на которой сидел ее хозяин, и безотрывно смотрела на Снимщикова. Она не съела ни единого брошенного им куска колбасы. Зато с предельной осторожностью приняла из рук хозяина шпротину, не забыв вылизать тому все пальцы.
– Может, говорю, любви тебе с ней не хватало? Без любви нельзя, дружище. – Саня причмокнул языком и зажмурился. – Людка моя хоть и крысится, но ведь любит, прикинь. В прошлом году попал в аварию. Так, пустяк сущий. Ногу ободрал да ключицу вывихнул, так она от постели не отходила. Плакала все время, целовала даже во сне. А я прикинусь спящим, так она меня целует и шепчет, шепчет все… Сладко так, дружище…
– Это ты к чему про аварию? – грустный понимающий собачий взгляд прожигал Снимщикова насквозь, мешая сосредоточиться на словах Сани. – При чем тут авария?
– Это я про то! – вдруг обиделся тот. – Стала бы твоя принцесса сидеть возле тебя, когда ты вот так, как я!.. Стала бы на перевязку под ручку водить? Стала бы купать тебя? Да черта лысого, Олежа, черта лысого! Так-то… А теперь я пошел…
Саня засобирался в самый неподходящий для Снимщикова момент. Он только-только, кажется, распознал всю правду Таисии. Вернее, правду об их несложившихся отношениях, нашел, так сказать, причину. И не без Саниной, между прочим, помощи. Только-только глаза его собаки вдруг подобрели и вдруг показались Олегу веселыми. А Саня тут же в отрыв?
– Слышь, Сань, так пиво еще осталось. – Снимщиков с трудом оторвал свой зад от табуретки и неуверенным шагом двинулся следом за другом в прихожую, продолжая канючить: – Ну, чего ты так рано, друг? Пиво еще осталось! Посиди еще, а!
– Не, Олег. Людка переживать станет. Она не любит, когда я выпиваю. Она меня любит, дружище. Это надо ценить. – Саня осклабился в пьяной улыбке. – А то ведь пробросаешься, Олег. Где же я еще такую Людку себе найду? Мне ведь другой не надо совсем. Хотя… Ругать все равно меня сегодня станет. Пока, Олег, заходи, не пропадай.
А он разве пропадал? Он ведь все время, кажется, был на виду. Город не столь велик, чтобы в нем потеряться, но… Но ведь не виделись же, кажется, лет сто. Не виделись, не говорили. Стыдно признаться, он даже не знал, есть ли у Сани дети! И с Людмилой его не был знаком. Хорошо, что хоть собаке был представлен, да только не понравился ей.
Почему? Почему он утратил всех своих старых друзей? Ведь почти ни о ком ничего не знает. А ведь с ними прошло все его детство, их по очереди провожал в армию, с ними хоронил свою мать и поминал потом на этой кухне за этим самым столом. Глушил водку из тех же граненых стаканов, что и сегодня. Слушал скупые слова соболезнования, на которые ребята были не мастера, но ведь был уверен, что сочувствуют.
Всех потерял, всех. В чем причина?
В вечной занятости, в Таисии, съевшей все его свободное время, в ее отце, предпочитающем контакты лишь нужного, делового плана. В них причина или в нем самом?
В нем, в нем, в ком же еще. Незачем гневить лукавого.
Думал, вырвется из старых стен сталинской постройки, не станет ежедневно входить в подъезд, намертво провонявший кошками и кислятиной, наденет пиджак и галстук, прочно прицепит к своему имени отчество, и все вмиг изменится? Жизнь обрастет достатком, приобретет нужный глянец, прочно отвоюет солнечное место, где нет места старому и нет к нему возврата.
Черта лысого, как скажет Саня. Черта лысого.
Олег оперся одной рукой о тумбочку, второй о стену и приблизил заросшее щетиной лицо к облупившемуся еще при жизни Сталина зеркалу.
Изображение подергивалось мутью, дрожало и расплывалось. Узнать себя было невозможно. То ли старое зеркало мстило ему за его долгое отсутствие, не желая служить верой и правдой, как прежде. То ли он просто-напросто был пьян до такой степени, что рассмотреть себя был не в состоянии. Но, странное дело, для пьяного организма он очень четко и логично рассуждает и даже оказался способным на самокритику. И даже не передернулся ни разу, когда Саня называл его давно забытым детским именем.
- Предыдущая
- 20/57
- Следующая
