Единственная наследница - Модиньяни Ева - Страница 50

• Предыдущая
• 50/105
• Следующая

Выйдя на следующее утро из дома, Мария не чувствовала тяжести бессонной ночи; ей хотелось петь, танцевать, обнимать людей на улице и здороваться со всеми грациозным и ироничным поклоном, как это делал на ее глазах Немезио Милькович, этот выросший среди гор Сербии удивительный и загадочный Урсус.

– Так вот он, этот сад, где цветут красота и поэзия! – Словно дух, возникший из ничего, Немезио вдруг встал у нее на дороге и, сняв шляпу, приветствовал ее ослепительной улыбкой. Большие зеленые глаза парня блестели от восхищения и нежности к ней.

– Но вы, – начала Мария, – вы… – И не нашла других слов, чтобы выразить свое удивление.

– Я здесь с первых лучей зари, – объяснил он, – но если б я не боялся быть назойливым, то мог бы бодрствовать перед вашей дверью всю ночь. – Он был очень элегантен в светло-сером спортивного покроя костюме и мягких туфлях без каблуков.

Мария тоже улыбнулась и вдруг почувствовала себя так легко и свободно, словно это была самая естественная вещь на свете: встретить этого человека на улице и прогуляться немного с ним.

– Мне не разрешают разговаривать с незнакомцами на улице, – тем не менее сказала она.

– А разве мы не знакомы? – весело удивился Немезио. – Я даже вашу мамочку знаю. Правда, она, похоже, не жалует меня.

Мария засмеялась, вспомнив вчерашнее. Ей было весело, и все это казалось очень забавным теперь. Она едва удержалась, чтобы не покружиться, как девочка, которой хочется показать свое новое платье, развевающееся колоколом, и длинные волосы на ветру. Это было легкое ситцевое платье, очень простое, в широкую синюю и белую полоску, но она в нем нравилась Немезио, и потому платье ужасно нравилось ей самой.

Они шли, не чувствуя времени, ничего не замечая вокруг; им казалось, мостовая движется, как река, а они неподвижны, шагая рядом, обмениваясь взглядами, брошенными украдкой, и время от времени касаясь друг друга плечами.

– А кстати, – спросила Мария, обнаружив в себе неожиданную смелость, – как вы узнали, что я живу на корсо Верчелли и хожу на работу по этой улице?

– Это секрет, – прошептал он, приложив палец к губам.

– А куда мы идем? – удивилась Мария, заметив, что уже несколько минут идет совсем не по той улице, которая вела в шляпный магазин.

– Ко мне домой. – Он был ласков и нежен, он внушал ей доверие, и она ничуть не боялась его.

– Вы шутите, – сказала она, – я ведь понимаю, что вы шутите. А как кончилось дело вчера с тем великаном?

– Думаю, что после вчерашнего он еще не пришел в себя, – ответил Немезио легкомысленным тоном, не собираясь хвастаться своей победой.

– Он был втрое больше вас, – удивленно заметила девушка.

– Великий Голиаф тоже был втрое больше маленького Давида, – объяснил он, доверительно беря ее под руку.

У него всегда был ответ наготове, и это ужасно нравилось ей – иначе как она могла объяснить себе, отчего это она невольно следует за ним, хотя ей нужно совсем в другую сторону.

– Мне пора возвращаться, иначе я опоздаю на работу, – с некоторым сожалением извинилась она.

– Нет, Мария, ты не ошиблась дорогой. Погуляем еще немного. – Он назвал ее по имени, и в его устах это прозвучало, как ласка. – Мария, красивая, прелестная Мария – ты не могла носить другое имя! – Он ласкал ее голосом и взглядом, он нежно жал ее руку, а она делала вид, что не замечает, потому что уже не могла противиться ему.

– Но кто ты сам, акробат? – пробормотала девушка. От волнения ноги у нее дрожали, но она следовала против воли за ним.

– Я мужчина, который ждал тебя. А ты женщина, которую судьба предназначила мне.

Трамваи, автомобили, люди, витрины были только разноцветным и беспорядочным фоном, на котором, словно фотоснимки, отражались их лица, их профили, их стройные фигуры, неразрывно слитые вместе.

– Куда ты меня ведешь, Немезио? – Она спрашивала не для того, чтобы воспротивиться, даже не для того, чтобы знать: она спрашивала, чтобы просто спросить, чтобы слышать свой голос и его, отвечающий на ее вопросы. Она почти повисла на его руке и позволила реке счастья нести себя.

– Я женюсь на тебе, Мария, – сказал акробат.

– Когда? – спросила она, уже не удивляясь.

– Сейчас же. – Они поднимались по лестнице какого-то старого дома, а она и не заметила, как вошли в подъезд.

Они остановились на площадке второго этажа, и Немезио отпер ключом дверь. Потом он взял Марию на руки и, толкнув дверь ногой, вошел в бедную меблированную комнату, обстановку которой Мария не видела, потому что от сладкого ужаса буквально потеряла себя.

– Ты меня любишь? – замирающим шепотом спросила она.

– Да, – целуя ее, ответил он.

– Я верю тебе, – сказала она, уже лежа на постели. – Я верю тебе…

– Ты должна мне верить – я твой муж.

Он снял с нее платье и все остальное так естественно и спокойно, что она даже не успела испугаться.

– А хорошо ли то, что мы делаем? – спросила она, но было поздно, она уже была в его крепких объятиях.

– Ты моя, – сказал он.

И их обнаженные тела без стыда слились в одно целое, охваченные всепроникающим ослепительным наслаждением.

– Что это было? – спросила она, словно возвращаясь из иного мира. – Что это было, Немезио?..

– Любовь.

– Зачем же возвращаться? – сказала она. – Зачем возвращаться оттуда?..

– У нас много билетов туда и обратно – столько, сколько продлится молодость, – целуя, утешил он ее.

– Наша молодость, – повторила Мария. Она положила свою красивую голову ему на грудь, он гладил ее волосы и плечи.

Прошли часы, но они этого не замечали – время не существовало для них. Неожиданно Мария вскочила.

– О господи, наверное, уже полдень! – Солнце проникало сквозь опущенные жалюзи, обещая на улице настоящий зной.

Парень взял с ночного столика часы.

– Без пяти двенадцать, – сказал он.

– Я должна вернуться к матери, – сказала Мария, – а то она будет беспокоиться. Я скажу ей, что уезжаю с тобой.

Немезио обнял ее и поцеловал с благодарностью.

– Мама, я выхожу замуж за этого человека, – держа Немезио за руку, сказала Мария.

Вера оперлась о стул, чтобы не упасть. Они были в кухне, летнее солнце лилось через распахнутое окно, голоса играющих детей доносились со двора. Большая радужная муха билась между стеклом и кружевной занавеской в упорной, но тщетной попытке вырваться.

– Сядем и поговорим, – овладев собой, произнесла Вера и тяжело опустилась на стул.

Она часто воображала себе своего будущего зятя, положительного, работящего парня из хорошей семьи, уважающего обычаи и законы, а вместо этого ей приходится иметь дело с акробатом, наглым циркачом, бесстыдным развратником, который, не задумавшись ни на минуту, завтра на площади или в какой-нибудь деревне обольстит другую такую же дуру, как ее дочь.

– Ты не хочешь меня побить? – удивилась Мария. – Или надавать пощечин?

– Нет, здесь тумаки не помогут. – Вера по собственному опыту знала, что никакие наказания не переубедят человека, если он во власти страсти. Страсть. Она тоже ее испытала со своим Альфредо, и напрасно отец бил ее по ногам извозчичьим кнутом. – Нет, Мария, лучше рассудим.

– Ты говоришь серьезно? – с грустным видом спросила девушка. Она была готова к нападению, но растерялась, видя мать такой.

– Если вы позволите, – вмешался Немезио, – я попробую объяснить.

– Это разговор между мною и дочерью, – пресекла его Вера.

– Мама, я понимаю, что ты испытываешь, – мягко сказала Мария, – но увидишь, со временем все образуется. Я знаю, что ты думаешь насчет меня. Какой муж, какая жизнь. Но если ты узнаешь его получше, ты поймешь, что Нем… – она проглотила его экзотическое имя, чтобы не расстраивать мать еще больше, – ты поймешь, что он вовсе не такой, как ты думаешь.

– Я ничего не думаю, Мария, – возразила мать, проведя рукой по волосам и открывая лицо, еще молодое, но сейчас искаженное мукой. – Я знаю, что ты делаешь самую большую ошибку в своей жизни.

• Предыдущая
• 50/105
• Следующая