Золотые апостолы - Дроздов Анатолий Федорович - Страница 13

• Предыдущая
• 13/43
• Следующая

Я невольно пригнулся и только слышал, как процессия стала медленно удаляться. Тонкие голоса, возносившие славу Богородице, постепенно затихали вдали, и я выпрямился в полный рост.

Тихий шорох внезапно раздался за моей спиной. Я торопливо оглянулся. Передо мной стоял некто в домотканом полукафтане, таких же шароварах и высоких сапогах. Лицо незнакомца скрывала тень от шапки, надвинутой по самые глаза. Свет луны падал на него сбоку, отбрасывая странную раздвоенную тень – будто лун на небе было две.

– Кто ты? Что тебе надобно? – торопливо спросил я, чувствуя, как холодеет внутри.

Вместо ответа он вдруг тихо зарычал и ступил ближе. Лунный свет смыл тень с его лица, четко вырисовав на нем каждую черточку.

– Пискижев! – в ужасе завопил я, отступая назад. Ветки куста уперлись мне в спину. Покойный колдун прыжками бросился ко мне, и я отчаянно отмахнулся тем, что держал в руках – бутылкой. Струя красного вина вылетела из горлышка и окатила его, будто кровью. Он зашипел и отпрянул…

– А – а – а!..

Я вскочил и больно ударился головой о верхний полок. Сел обратно на мягкую шкуру, испуганно осмотрелся. Тусклый свет вливался через маленькое окошко бани, в мягких сумерках были видны скамья у стены и печь-каменка в углу. Я был один. И кричал только что тоже я.

Осторожно, чтобы не удариться снова, я встал. Нашел на полу свои туфли, обулся и вышел наружу. Солнца по-прежнему не было видно из-за туч, но день явно клонился к закату. Я бросил взгляд на часы – скоро стемнеет. Я проспал часов шесть.

Я ополоснул лицо под рукомойником во дворе, прогоняя остатки дремы и только что виденного кошмара. Это ж надо, конец девятнадцатого века, студент Императорского университета, колдун Пискижев… Приехал я в командировку. Скоро черти перед глазами будут прыгать…

Рядом с умывальником на крючке висело суровое льняное полотенце, старенькое, но чистое. Я утерся и пошел в дом.

Посреди горницы стоял накрытый стол, и все общество восседало за ним, ужиная. Увидев меня, Дуня вскочила и заулыбалась.

– Проснулся! А я уже хотела идти будить…

Она придвинула стул и поставила на стол передо мной тарелку с жидким прозрачным медом.

– Ешь!

Посреди стола на большом блюде возвышалась стопка блинов. Я взял верхний (он оказался горячим, еле в руках удержать), свернул в трубочку, обмакнул в мед, откусил. Мед был сладкий, но не приторный, и непривычно ароматный, блин – мягкий и сочный. Девичья рука сбоку поставила рядом кружку с молоком. Я отхлебнул. Молоко отдавало сладковатой свежестью – домашнее, только что от коровы. Все вместе – блин, мед и молоко, было необычайно вкусным. Я мгновенно расправился с первым блином, потянулся за следующим.

– Нравится?

Я поднял взгляд. Маргарита смотрела на меня, улыбаясь. Лицо ее раскраснелось, глаза блестели. Сейчас она поразительно походила на ту Риту, с которой я танцевал вчера вечером.

– Вкусно! Я с прошлой ночи ничего не ел.

– То-то Дуня переживала, – засмеялась Рита. – Как же он там, в бане, голодный? Бедненький…

– Да ну тебя! – обиженно сказала Дуня, присаживаясь обок с ней. – Пусть человек поест!

Сейчас, когда Рита и Дуня сидели рядом, я вдруг увидел, что они похожи. Не то, чтобы как сестры. Но обе почти одинакового роста, худенькие, с одинаковым разрезом глаз и овалом лица. Только от Риты исходило обаяние зрелой женщины, красота ее созрела и расцвела. Дуня рядом с ней казалась нераспустившимся бутоном. Я вдруг подумал, что через несколько лет ее смешные веснушки побледнеют, лицо округлится, а синие глаза на загорелом лице, осознав свою силу, будут сиять так же, как и у Риты. И тогда – смерть всем местным кавалерам!

Сообразив наконец, что слишком долго рассматриваю обеих девушек, от чего они стали переглядываться и хихикать, я торопливо схватил очередной блин и обмакнул его в мед…

Дуня еще дважды наливала мне меду из литровой банки, пока я не почувствовал, что желудок больше не выдержит – треснет. И с сожалением отодвинул тарелку.

– Чудный мед!

– Свежий, – довольно сказала Дуня. – Вчера только выгнали. Сама медогонку крутила! – похвасталась она и покраснела.

– Пока ты спал, мы о многом говорили, – прервала наступившую паузу Рита. – Я рассказала им все.

– Что именно?

– О том, что случилось с Татьяной Сергеевной, мной и тобой в башне, – вздохнула Рита. И я отчетливо увидел, что она преодолела себя после вчерашнего происшествия и стала прежней. – Они до сих пор не верят, что нам удалось уцелеть. Особенно, Георгий Андреевич.

Рита посмотрела в сторону, и я только сейчас заметил старика. Он сидел сбоку и внимательно смотрел на меня. Взгляд у него был пронзительный, но не тяжелый. Добрый взгляд.

– Первенец? – спросил он вдруг.

Видно, на моем лице отразилась недоумение, поэтому Дуня поспешила:

– Дедушка спрашивает: ты – первый ребенок своих родителей?

– Первый и последний. Единственный

Старик удовлетворенно кивнул, встал и вышел. Я проводил его удивленным взглядом.

– Существует поверье, что темные силы ничего не могут сделать первому ребенку в семье, – пояснила Дуня.

Я вдруг вспомнил, как сумасшедший бомж бился в невидимую стену между нами. Может они и правы. Но потом все-таки бомж меня достал…

– Ты тоже веришь этому? – спросил я Дуню. – Что именно первородство помогло?

– Не только оно, – тихо ответила она и опустила глаза.

– Я тоже первая у родителей и единственная у отца, так что бояться нам не приходится, – сказала Рита и предложила: – Давай, Дуня, покажем Акиму дом. Чтобы он ночью не перепутал комнаты и не забрался в чужую постель, – лукаво улыбнулась она, и я почувствовал, что краснею…

Дом Георгия Андреевича, к моему удивлению, оказался большим и просторным. Зато мебель всюду была старой, чуть ли не полувековой давности, а на полу лежали домотканые половики. Во всех комнатах на стенах висели иконы, на шестке у печи – целые снопы сухих трав. От них пахло приятно и дурманяще. Я невольно вспомнил горький и ароматный отвар, которым меня напоили днем.

– Дедушка наш не только пасечник, но и знахарь, – гордо сказала Дуня. – К нему даже из других районов приезжают лечится.

Нигде в доме я не заметил телевизора, тем большим было мое удивление, когда в комнате Дуни увидел компьютер.

– У меня даже Интернет есть! – похвасталась она. – Я ведь заочно учусь, без него нельзя.

Комната Дуни была типичной девичьей светелкой: веселенькое покрывало на узкой железной койке, кружевная накидка на подушке (вторая такая же закрывала экран монитора), беленькие занавески на окнах. Не хватало только куклы на кровати.

Мы вышли во двор, и Рита достала из сумочки сигареты. Мои сигариллы кончились еще утром, и, вздохнув, я решил терпеть. Норма – два перекура в сутки ночью и утром была превышена многократно.

– Что теперь? – спросил я, когда все уселись на лавочке.

– Докурю и схожу за машиной, – сказала Рита. – Составишь компанию?

– Нет.

Она удивленно посмотрела на меня.

– За машиной пойду я один. Не знаю, что происходит в этой Горке, но охота идет на тебя. Тот псих ночью гнался за тобой, в гостиничном номере караулили тоже тебя. Мне одному будет спокойнее.

Подумав минуту, она кивнула и достала из сумки ключи.

– Я тоже пойду!

Дуня встала у скамьи, как солдатик.

– Никто не знает, что вы здесь, – торопливо пояснила она, – а если ты приедешь прежней дорогой, то все увидят – у Риты машина красная, заметная. Тут есть еще одна дорога, старая, там почти никто не ездит. Я покажу.

Я пожал плечами – почему бы и нет.

– А я, если Дуня не возражает, поработаю немного за компьютером, – встала со скамьи Рита. – Хорошо?

Дуня согласно кивнула…

За калиткой Дуня по-хозяйски взяла меня под руку. Я покосился.

– Так нужно, – торопливо пояснила она. – Это же Заречье, бандитское село. Здесь еще при царе бывших каторжников селили, и сейчас каждый второй – с судимостью. Городские парни сюда даже девушек боятся провожать – до моста доведут и все. Тебя со мной не тронут – здесь все деда боятся.

• Предыдущая
• 13/43
• Следующая