Фотограф.Цикл рассказов - Шведов Сергей Владимирович - Страница 38

• Предыдущая
• 38/42
• Следующая

– Скажите пожалуйста, – пыхнула гневом Машка Шергунова. – Посторонние! Давно уже пора вам с Галькой оформить отношения.

– В огороде бузина, а в Киеве дядька, – подвел итог дискуссии Виктор Чернов. – Так кто же все-таки ударил ножом пенсионера Кострикова?

Разгоряченные спором дамы переглянулись, Сеня Шергунов по привычке пожал плечами. Словом, версий у обслуживающего персонала не было никаких. Машка была на кухне, Сеня на рабочем месте в кабинете, Галька на кассе, Ксения Петровна помогала Машке, Владик стоял там, где положено, то есть у входа. Словом, все были на своих местах, а человека все-таки убили.

– Какой удар по престижу и кассе, – схватился за голову Сеня. – Вся работа коту под хвост. Теперь народ к нам не только калачом, но и водкой не заманишь.

– Никуда твой народ не денется, – отмахнулся Чернов. – Ты мне скажи лучше, почему свет погас?

– Это ты меня спрашиваешь? – удивился Шергунов. – Я, между прочим, за свет плачу, а почему он гаснет, это ты у РАО ЕЭС спрашивай.

– Авария на подстанции, – ответил я за Сеню. – Рыков выяснял.

– Следовательно – случайное совпадение, – сделал логичный вывод Шерлок Холмс.

– Хочешь сказать, что если Кострикова и хотели убить, то не в кафе?

– Именно, – кивнул головой Чернов. – Никто бы не стал его устранять на глазах у десятков посетителей. Просто обстоятельства сложились для убийцы на редкость удачно. Погас свет, возникла паника. Появилась возможность, не только убить, но и уйти незаметно.

Скорее всего, так оно и было. Но оставался без ответа один очень важный вопрос – зачем надо было убивать мирного пенсионера? Ограбление отпадало сразу. Бумажник с купюрой в пятьсот рублей остался лежать в кармане убитого.

– Старик всегда ходил с этой палкой? – спросил я Владика.

– Нет, – отозвался расторопный вышибала. – Трость в его в руках я впервые увидел недели две назад. Она мне сразу бросилась в глаза.

– А кто сидел рядом со стариком? – спросил Чернов.

– Две девчушки сидели, – припомнила Галька. – Лет по шестнадцать-семнадцать.

– А среди свидетелей их не было?

– Так ведь мы убитого не сразу обнаружили. Многие успели расплатиться, одеться и уйти. А этот Костриков у окна лежал. Все были здорово напуганы. Все торопились.

– Он всегда у окна сидел? – спросил я Владика.

– По-моему, да, – кивнул тот головой. – Я, правда, к нему не присматривался. Человек тихий и трезвый.

– Он всегда в одно и то же время приходил?

– В общем, да. Приходил он дважды: в двенадцать дня и в семь вечера.

С места, где сидел старик, очень хорошо просматривалась улица. Правда, она неплохо просматривалась и от других столиков. Тем не менее, убит был именно Костриков. Да и что он, собственно, мог увидеть на самой обычной улице такого, за что его непременно нужно было устранить? «Синяя птица», надо признать, удачно расположена. Не скажу, что в самом центре города, но все-таки в достаточно оживленном месте. Напротив расположен магазин, где торгуют мебелью, чуть дальше, буквально в сотне метров, – театр. Соседи не из самых худших.

– Я займусь прошлым Кострикова, – сказал Чернов. – А ты, Игорь, выясни круг его знакомых.

– Вот и правильно, – сказал Сеня. – Выясняйте. Но предупреждаю, что все убытки, которое понесет кафе, я спишу на вас.

– А почему на нас? – возмутился я.

– Потому что вы крыша. Потому что именно вы взялись отвечать за безопасность, как персонала, так и посетителей.

Надо признать, что в словах Шергунова была своя сермяжная правда. В том смысле, что мы с Черновым действительно обязались оберегать заведение от наездов криминальных элементов. Но в данном случае Сеня перегнул палку и выдвинул совершенно необоснованные претензии. Убийство Кострикова не имело к кафе никакого отношения. А за рост преступности как в стране, так и в нашем отдельно взятом регионе мы с Черновым ответственности не несем. Что, разумеется, не снимает с нас обязанностей, как сознательный и лояльных к закону и государству граждан найти убийцу и передать его в руки правосудия.

– Некоторые только тем и озабочены, что снимают полуголых девочек, а до кафе им дела нет.

Обвинение насчет голых девочек выдвинула Галька. Правда, случилось это в машине, когда мы покинули закрывшееся по причине несчастья раньше времени заведение.

– Полуголых девочек я не снимаю, – запротестовал я. – Порнография, это не мой профиль. В данном случае речь идет всего лишь о заказе муниципального учреждения, где все пристойно до тошноты.

– Не смеши. Нашел пристойное место – театр.

Галька женщина хоть и молодая и вроде бы продвинутая, но отдельные закидоны имеют место быть. Возможно, это издержки консервативного деревенского воспитания. Не исключаю, что причиной всему ревность, не самое лучшее из человеческих качеств.

– Театр, красивая моя, это храм искусства, а потому даже разврат там несет на себе отблеск благородства.

– Ой, не смеши меня, – фыркнула Галька. – Насмотрелась я на них в кафе. Это на твоих портретах у них отблеск благородства, а в жизни эта твоя Надеждина просто расфуфыренная пава.

– Расфуфыренными бывают павлины. А павы вполне скромные и даже серенькие птицы.

Дело в том, что я действительно получил заказ дирекции театра на оформление фойе. Галька, разумеется, была в курсе. И даже горячо одобрила часть моих портретов. А вот портрет Надеждиной, к слову сказать очень красивой женщины, ей почему-то активно не понравился. Она даже обвинила меня в отступлении от законов реализма.

– При чем здесь Надеждина?

– Просто видела ее сегодня в кафе.

– Она была одна?

– Нет. Но не волнуйся, не с мужчиной. С какой-то вульгарной брюнеткой, но, видимо, не актрисой, поскольку на портретах ее нет. С Костриковым они поздоровались.

– А почему именно с Костриковым?

– Не знаю, но с ним все театральные деятели здоровались, когда заходили в наше кафе.

– И разговаривали?

– Нет. Ну разве что парой слов перекинутся. Видимо, о здоровье спрашивали. Мне показалось, что он работал в театре.

Это была интересная новость. Все-таки я оказался прав, когда надеялся на Галькину помощь. В чем ей отказать нельзя, так это в наблюдательности. Что делает ее просто незаменимой подругой для человека, склонного к дедукции и поискам приключений на свою не шибко мудрую голову.

В принципе ничего подозрительного в этой случайной встрече в кафе известной актрисы и скромного пенсионера вроде бы не было, а ухватился я за нее по той простой причине, что никаких иных следов у меня попросту не было.

В театре я бывал в последнее время неоднократно, так что проблем с проникновением в Закулисье у меня не возникло. Зато Иван Михайлович Худяков, директор театра, встретил меня в своем кабинете без особого восторга и с печатью озабоченности на челе. По-моему, он решил, что я пришел за расчетом. И уже приготовился к тому, чтобы остудить мое чрезмерное рвение в отношении бюджета театра.

– Я по другому поводу, Иван Михайлович, – успокоил я его с порога. – Вы слышали, что Кострикова убили?

– Да, – спохватился Худяков, и выражение его лица из озабоченного стало скорбным. – Мне звонили сегодня утром из милиции. Какая потеря. Он ведь у нас почти десять лет проработал. Уникальный мастер. Краснодеревщик и бутафор. Мог изготовить практически любую вещь.

– А после выхода на пенсию он бывал в театре?

– А как же, – всплеснул руками Худяков. – Как только у нас возникали проблемы, мы сразу же бежали к нему, благо жил он недалеко от театра.

– Насколько я знаю, театральным работникам платят скромную зарплату?

– Тут вы попали в самую точку, Игорь, – вздохнул Худяков, который, к слову, вопреки своей фамилии был человеком упитанным и круглолицым. – Но Василий Семенович у нас находился на особом счету. У него было много заказов со стороны. Нет, он не бедствовал. К тому же Костриков был скуповат. Это я ни в коем случае не в осуждение. Человеком он был одиноким, а дол старости рукой подать.

• Предыдущая
• 38/42
• Следующая