2012 - Михайлов Владимир Дмитриевич - Страница 40
- Предыдущая
- 40/44
- Следующая
– Что с ней?
Перед ним оказался военный. Средних лет. В камуфляже. С полковничьими погонами.
– Разрешите войти? Разрешите представиться: полковник Курилов.
Это было неожиданностью. Но скорее приятной, чем наоборот. Потому что на лице полковника никак не читалась информация о беде.
– Ага, – сказал Ре, отступая назад, предоставляя полковнику оперативное пространство. – Если не ошибаюсь, Артём… а по отчеству?
– Понял: вы в курсе. Сейчас связи с нею у меня нет. Простите, я не один, и у нас серьёзное дело. Вы разрешите войти моим спутникам? – И, повернув голову: – Входите, господа.
Вошло ещё трое: двое мужчин и женщина.
– Позвольте представить вам: господин Котовский…
Ре кивнул. Он успел уже узнать одного из трёх.
– Милости прошу. Извините за беспорядок. Итак, чем могу вам помочь?
– Приютите моих спутников. Ненадолго.
– Считайте, что вы у себя дома. Прошу за стол. Как раз к ужину.
– Боюсь, мы стесним вас… – начал было Котовский.
– Ни в коем случае.
Едва успели сесть, как снова в дверь застучали – на этот раз уверенно, сильно. Гости переглянулись. Ре встал. В руках его оказался АКМ. Курилов успокоил:
– Свои. Иначе мой конвой пошумел бы. – И громко:
– Доложитесь!
– Полковник Лосев, – послышалось официальное.
Курилов вскочил, сам распахнул дверь. Лосев вошёл.
– Приношу извинения за беспокойство. Должен вручить вам приказ начальника Генштаба. Срочно, секретно.
Курилов прочёл, подсвечивая себе фонариком. Не садясь, проговорил:
– Господа, вынужден покинуть вас: служба. Но ненадолго.
Надел каскетку, откозырял, вышел, пропустив Лосева вперёд.
– Ну, что, – сказал Ре оставшимся, – по сто граммов за встречу?
И, не ожидая возражений, заторопился к буфету.
Чёрт его знает, что за зелье оказалось у старика в запасе: градусов восьмидесяти, не меньше, но такое вкрадчивое, на чём-то этаком настоянное, что когда пьёшь, крепость о себе не заявляла, а когда ты спохватился, назад уже пути не было, уже расслабился, растёкся. Да и вся обстановка тому содействовала: свечка догорела, свет теперь шёл только из каминного зева, за окнами мрак и тишина, и легко представлялось, что попал куда-то в прошлые века, и нет больше сегодняшних крутых проблем, и сумасшедшего темпа нет, как и того давления на тебя, которое было настолько привычным, что чаще даже не ощущалось, как не ощущается давление воздуха.
Словом, вошёл Гущев в хорошую кондицию, хотя началось с пустяка: старик предложил рюмку, чтобы отвратить возможную простуду, быстро накидал на стол какой-то закуси и воздвиг четырёхугольную пластиковую бутыль из-под минералки, пятилитровую. Никто не стал бы отказываться в такой обстановке. Потом случайно уснул. Проснулся. Ещё какие-то люди возникли и разговаривали вполголоса.
– На самом деле тут вовсе не в том была причина, что Москва богаче, что все деньги текут сюда, здесь зажрались, всех других и в упор не видят, и всё такое прочее. Не в том, Борис Максимович…
(Это старик. А другой какой-то мужик – Борис Максимович? Постой-ка…)
– В чём же, по-вашему?
– В инстинкте, если угодно. Инстинкт массы сродни звериному. Умение чуять приближающееся землетрясение, извержение. Зверь бежит, птица летит. Магнат уезжает. А простой гражданин? Один одурманивает себя заработком, растущим уровнем жизни, возможностью натянуть нос загранице. Другой – бутылкой. Вы, человек зрелый, понимаете: всё, что делают и собираются сделать – всего лишь попытки подавить симптомы. А никак не заболевание. Но победить-то нужно болезнь, не её признаки. Не выглядеть здоровым надо: быть им!
– Какой же представляется вам сама болезнь?
– В кратких словах – характер власти.
– Боюсь, что не понял. О чём вы: о демократии? Об авторитаризме? Или…
– Несколько шире. Понимаете, власть принадлежит политикам. И это, я считаю, в корне неправильно. Недаром ещё у Платона управлять государством должны были философы. Власть не должна принадлежать политикам точно так же, как ею не должны владеть военные или, скажем, экономисты. Потому что никто из них не в состоянии видеть интересы страны в полном объёме, каждый волей или неволей исходит из приоритета своих профессиональных интересов. И оттесняет на задний план другие.
– А вы считаете, что возможны люди, равно владеющие всеми этими профессиональными знаниями и умениями?
Котовский усмехнулся.
– Нет, вряд ли. Но это и не нужно. Задача человека во власти – окружить себя такими политиками, военными, экономистами и прочими, кто правильно понимает свои задачи при соблюдении максимальной гармонии различных интересов. То есть самыми способными, знающими, решительными. Не боясь того, что кто-то из них в какие-то мгновения будет затмевать его самого. Понимая, что светило и во время затмения остаётся светилом, просто ненадолго возникает ситуация, когда его не видно. Такой человек должен стать как бы центром кристаллизации, не более того. Иначе получается, что один пытается думать и решать за всех – а на это никакого гения не хватит. За всех – потому что преднамеренно окружил себя теми, кто просто неспособен осуществлять нужные функции. Но такая структура власти говорит лишь о непригодности, непрофессиональности самого организатора. Вот, по-моему, та болезнь, от которой мы якобы стараемся найти лекарство – или лекаря.
– А вам не кажется, что в роли целителя тут выступает как раз сама болезнетворная культура? И лечит, прививая самоё себя?
– Несомненно. В старину вызывали чудо-докторов из-за моря…
– Им жизни не хватит, чтобы понять сущность нашей болезни. Но мы и у себя дома нашли бы. Мозги ещё остались на Руси.
– Смотрю на вас – и верю в это.
– Кажется, некоему человеку тоже так показалось. Результат вам известен.
– Ещё не вечер. И ещё можно даже сделать всё, не обходя законов.
– Вряд ли это реально.
– Да почему?
– Утопия. Кто поддержит?
– А кто доставил вас сюда? Вдумайтесь в обстановку: нечто происходит, власть практически не сопротивляется, потому что она давно уже стала хунтой. А кто обычно свергает хунту – вы знаете не хуже меня. А имя «Котовский»…
- Предыдущая
- 40/44
- Следующая
