Счастье по собственному желанию - Романова Галина Владимировна - Страница 25
- Предыдущая
- 25/58
- Следующая
Долго никто не подходил. Потом ей ответил незнакомый женский голос.
– А Татьяну можно? Извините, это Люба звонит. Люба Закатова. Я хотела узнать, не нужно ли чем-то помочь?
– Люба, значит… – в трубке озадаченно замолчали, а потом проговорили, пару раз предварительно извинившись: – Она не хочет вас видеть.
– Таня?!
– Да, Таня. Она велела передать вам, чтобы вы на порог не являлись или что-то подобное. Она считает вас виновницей, в каком-то роде, вот и…
Люба не стала слушать до конца и положила трубку. Потом хотела вернуться назад в спальню, но вдруг сочла, что у нее возникла крайняя нужда выпить кофе. Ей же было велено только по крайней нужде? Вот, как раз тот самый случай.
Она налила воды в прозрачный, сверкающий крышкой и кнопками чайник, поставила его на подставку, включила и тут же заскучала у окна.
Как бы было сейчас хорошо, не случись того, что случилось. Взять бы и вырезать из жизни кусок в три года, ровно в тысячу девяносто пять дней. Чтобы не было ни их с Кимом расставания, ни неудачного замужества с Ивановым. А чтобы это был их дом, их кухня и их субботний день.
Она бы приготовила что-нибудь вкусное. А он бы… Он бы пускай валялся в постели хоть до обеда. Она не стала бы роптать и ругаться, что она устала и измоталась, а он дрыхнет себе. Нет, не стала бы. Нажарила бы мяса и картошки с поджарками, как он любил. И еще помидоров бы с чесноком сделала. Ким обожал салат из помидоров с чесноком и постным маслом. Непременно чтобы помидоры были порезаны тонкими дольками, а чеснок накрошен мелко-мелко. А еще он любил прозаичную шарлотку. Она бы и ее для него сделала, жалко, что ли! Яблок чтобы было полсковороды и таких, что покислее, а сверху толстым слоем ноздреватый пухлый бисквит.
Сели бы вот за этот самый стол, Люба повернулась, и с тоской посмотрела на новое приобретение Кима. Он бы вон с той стороны сидел всегда – спиной к стене. А она бы напротив. Завтракали бы, чай пили, мечтали бы, строили планы.
Все пошло наперекосяк из-за глупой, в сущности, ссоры. Кто-то кому-то не захотел уступить. Кто-то кого-то не понял, не захотел объясниться, не дождался.
Чайник отключился, с шумом выпустив из себя густую струю пара. Люба достала с полки чашку, не к месту вспомнив, как он утром заглядывал к ней под футболку. Вспомнила и еще больше опечалилась. Ну, заглядывал, и что с того? Раньше разве пропустил бы подобное зрелище без того, чтобы не погладить, не ущипнуть, не прижать к себе. Настигло минутное наваждение, и о том он пожалел тут же.
– Я что тебе сказал! Я приказал тебе сидеть в спальне! Какого черта!..
Ким появился совершенно неслышно. Она как раз наливала кипяток в чашку и не услышала и не увидела.
От его истеричного громкого вопля Люба вздрогнула и инстинктивно разжала руки. Чашка с кипятком грохнулась на пол и разбилась вдребезги прямо у ее ног. Так это было еще полбеды. Люба забрызгалась крутым кипятком. Конечно, она завопила, и принялась кричать на него в ответ, и наговорила всякого разного, включая то, что пару минут назад себе напридумывала.
Ким не оборонялся и даже не пытался огрызнуться. С силой усадив ее на стул, он завернул ей штанину полосатых брюк и осмотрел ожог. Потом велел ей не двигаться и вышел куда-то. Вернулся через минуту с аптечкой. Побрызгал на ногу из аэрозольного баллончика, перевязал мастерски и аккуратно, опустил штанину и проговорил с виноватой улыбкой:
– Все, жить будешь.
И она не выдержала. И она сказал ему, даже не думая о том, что тысячу раз может пожалеть об этом. Просто взяла и сказала, поймав его за руку:
– Да не хочу я жить, Ким.
– Как? – он деланно удивился, покосившись на ее пальцы, терзавшие короткий рукав его футболки. – Как это жить не хочешь, Любовь? В уме ли ты?
– Без тебя не хочу, Ким! Как вспомню, из-за чего у нас все это…
– Не нужно, Люба… – он поморщился и встал с корточек, отцепив ее пальцы от своей рубашки. – Как нога, не болит?
– Нет, – она мгновенно поняла, что разговора о них нет и быть не может. – Не болит. Ты извини, что я накричала на тебя.
– Хм-м… – он отошел к окну и навис над подоконником, встав к Любе спиной. – Тебя послушать, я самая распоследняя сволочь.
– А чего ты орешь? Я даже чашку уронила.
Она с жадностью рассматривала его. Если бы была уверена в том, что не оттолкнет, наплевала бы на гордость и… Но Люба знала, что оттолкнет. И не позволит ни обнять, ни сказать ничего. Шарахается от нее, как от прокаженной.
– Кофе будешь? – Люба надулась и, намеренно сильно хромая, прошла по кухне к шкафу, где у Кима хранились запасы продуктов.
– Буду, – обронил он коротко и вдруг спросил: – Ты действительно думаешь, будто тот человек, что рылся в твоей квартире, искал тот самый пакет с документами, который украли у Савельевых?
– Угу, – Люба кивнула, хотя он и не мог ее видеть. – Я только так и думаю. Чего же еще можно искать у меня? Только какие-нибудь бумаги.
– А деньги? – голос Кима сделался хитрым-хитрым, вкрадчивым-вкрадчивым.
Но Люба по наивности своей этого не заметила и, сунув в рот обломок бисквитного печенья, пробормотала:
– Не-ее, деньги ему были не нужны. Деньги он не взял. Как лежали в конверте, так и остались лежать. Еще записочку приложил, гад.
– Какую записочку?! – Ким резко развернулся и вытаращил на нее темные глазищи.
– «Это не мое» – было написано печатными буквами, – его изумление прошло мимо нее, она как раз наводила кофе и выкладывала в плетеную корзиночку печенье, застелив дно чистой салфеткой. – Мои два конверта с зарплатой, правда, я перед этим из одного часть денег вытащила, но все равно тысяч сорок деревянными там было.
– Сколько???
Только тут до нее наконец дошло, что она чрезмерно разговорилась. И только что выболтала постороннему человеку коммерческую тайну. Она же подписку давала, идиотка! И честное-пречестное слово давала Хелину, что никому и никогда не разгласит и все такое.
Господи, Хелин! Снова она о нем забыла. Вдруг он до сих пор ждет ее на остановке. Что теперь будет…
Уволит! Теперь он точно ее уволит! Сколько можно прощать ее вольности? То рассеянность проявит, вовремя не подлетев к телефону. То на свидание не явится. Больше, правда, просчетов не наблюдалось. Но и этих последних вполне достаточно. Может, позвонить ему на сотовый? Номер-то есть, только вот… Только вот звонить по нему полагалось, если ее лаборатория вдруг взлетит на воздух. Ни в каком другом случае занимать мобильную сеть Богдана Владимировича, было не разрешено.
– Вот видишь этот номер телефона? – он сам вложил ей в руки записочку с номером. – Прочти, спрячь и забудь. Позвонишь по нему, если начнешь гореть вместе с реактивами в помещении лаборатории. И никогда больше…
Интересно, можно считать, что она горит сейчас синим пламенем, или только тлеет потихоньку?
Ким, между тем, сократил расстояние между ними вдвое. Сел за стол и ухватился за чашку с кофе. Люба тоже уселась, как раз на то самое место, что определила для себя.
– Ну! Говори, дорогуша, – проворчал он, запивая печенье кофе.
– О чем?
– За какие такие заслуги тебе Хелин положил такую зарплатку? За те, о которых я подозреваю, или за что-то еще? Он и в самом деле платит тебе как проститутке?
– Ким! – воскликнула Люба и, перегнувшись через стол, зашипела ему в лицо. – Не смей, слышишь!.. Не смей меня оскорблять! Я вкалываю, как лошадь ломовая! Я и лаборант, и инженер-химик, и грузчик в одном лице, понял!!! Вся техдокументация на мне, все анализы… А если ты намекаешь на наше с ним свидание…
– Которое сорвалось, вот незадача-то, – перебил он ее с лживым сочувствием.
– Да, которое сорвалось, черт! То это просто… – она замялась, какого-нибудь более или менее подходящего объяснения их встрече с Хелиным у нее не находилось. – Это просто встреча одинокого мужчины с одинокой женщиной, вот! Не монахиней же мне жить, в конце концов.
– Ага! Понял, – фыркнул он с притворной радостью и, ухватив сразу три печенья, откусил от всех сразу. – Жить без меня не получается, да и не хочется. Жить монахиней тоже. Почему же не стать подстилкой для своего босса?! Что, надеешься на то, что он женится на тебе? Тогда ты просто дура! Набитая, стопудовая дура!!! Уйди с моих глаз долой.
- Предыдущая
- 25/58
- Следующая
