Счастье по собственному желанию - Романова Галина Владимировна - Страница 23
- Предыдущая
- 23/58
- Следующая
Где-то через полчаса неторопливого деловитого рокота голосов в прихожей раздался истошный крик. Вернулась Татьяна с детьми. Детей сразу увел кто-то из соседей, а вот Татьяна продолжала рыдать и биться, пока ее тоже не увели.
Выходить к ней Люба не стала. Во-первых, не знала, что может сделать и чем помочь. Струсила, короче. А во-вторых, она успела напиться до такого состояния, что боялась упасть, если вознамерится подняться с табуретки.
Но подняться ей все же пришлось. И побеспокоил ее все тот же Сячинов.
– Люба, – он стукнул в матовое стекло кухонной двери. – Мы закончили. Открывай.
Ухватившись одной рукой за край кухонного стола, дотянуться было нетрудно, кухня была три на два метра, Люба встала и отодвинула ногой табуретку от двери.
– Входи, Гена, – разрешила она и чтобы не шататься, прислонилась бедром к холодильнику.
Гена вошел, закрыл за собой дверь, посмотрел на нее в упор, намереваясь спросить о чем-то, но тут же удивленно присвистнул:
– Ты чего это, подруга, нажралась, что ли?
– Да, а ты бы не нажрался, Гена? – Люба уставила на него округлившиеся глаза, в которых плескались близкие истеричные слезы. – Танька звонит и просит прийти. Говорит, что после Тимоши остался какой-то пакет с бумагами, касающимися меня конкретно. Говорит, если меня дома не будет, ее то есть – Тани. Ну ты понимаешь, да?.. Тебе, говорит, либо дети, либо мать отдаст… А если бы… А если бы тут дети были дома одни, Генка!!! Что бы было тогда, а??? Гена, да что же это делается?!
– Та-аак! Только этого мне тут не хватало! – рыкнул он на нее, стараясь не смотреть в ее сморщившееся от горя лицо. – А ну кончай мне тут сопли размазывать по столу! Если ты, Закатова, сейчас заорешь, отправлю в трезвяк, так и знай. И проторчишь у меня там до утра с проститутками и бомжами. Заткнулась, понятно! Заткнулась, взяла себя в руки и… О! Черт!!!
Она его и не думала слушаться. Плечи задрожали, а из глаз мощным потоком хлынули слезы. Тогда Сячинов не нашел ничего лучшего, как устроить ей медвытрезвитель прямо на дому у Савельевых. Оттащил ее, спотыкающуюся, в ванную. Сунул ее голову под ледяную струю воды и держал там до тех пор, пока она не начала визжать и вырываться.
– Так-то лучше, – удовлетворенно кивнул он, глядя в ее перекошенную от гнева физиономию. – Злость твоя все же мне больше нравится, чем сопли и слезы.
Он обмотал ей голову полотенцем, которое снял с веревки над ванной. Подтолкнул к выходу и проворчал на ходу:
– Придется тебя до дома теперь везти. Куда ты с такой башкой и такой мордой? Любой патруль загребет в обезьянник тут же. Поехали.
– А поговорить? – Люба что есть сил терла волосы, пытаясь высушить их полотенцем.
– Поговорим по дороге. Едем.
Только усевшись в милицейский «уазик», Люба наконец сообразила, что везти домой Генку нельзя ни в коем случае. Там же у нее полный кавардак. Сослаться на нехватку времени и отсутствие порядка по уважительной причине было нельзя, налицо вандализм. Генка прицепится и начнет вытягивать из нее все по слову. А ей ни в коем случае нельзя было посвящать в это дело милицию. Ей тогда каюк. Он может и так случиться – каюк, в смысле – но так хоть надежда была, что сумеет за неделю разобраться. А уж если Генка влезет, то надежд никаких не оставалось.
– Ген, а мне это… – замямлила Люба, расположившись на заднем сиденье машины. – Мне неудобно как-то везти тебя к себе.
– С чего это? – он резко повернулся к ней и уставил голубые глазищи, в которых ничего кроме искреннего недоумения не было. Недоумения и еще, быть может, усталости. – Боишься опорочить свое честное имя, приведя в дом мужчину в отсутствие дуэньи? Брось ты это, Закатова! Не до твоих мне сейчас выкрутасов. У меня лучшего друга убили, а теперь кто-то начинает потихоньку его семью истреблять! Как это тебе, а?!
– Как убили? – Люба стянула с головы полотенце и теперь уже с недоумением вытаращилась на Сячинова. – Ты же говорил, что это был несчастный случай! Говорил же, Ген!
– Говорил! Говорил, и что?! – Гена полез в карман тонкой рубашки с коротким рукавом, достал оттуда смятую пачку сигарет и, не спросив у нее разрешения, закурил. – А потом вдруг вскрылись странные факты и… Усомнился я, понятно!..
– Что за факты?! – Люба изо всех сил вцепилась в переднее сиденье, чтобы не упасть.
Значит, Ким был прав, утверждая, что смерть Тимофея Савельева не случайна! Значит, он что-то знал! Или знает?! Но за что, господи?! За что можно было убить такого человека, как Тимоша? Он же… Он же был самый лучший…
– Он был ментом прежде всего! Закатова, я тебя умоляю. – Гена болезненно сморщился то ли от тревожных дум, то ли от сигаретного дыма, что повис над его головой плотным облаком. – На наши головы по сотне желающих найдется. А факты… Тот парень, которого мы подозревали в наезде на Савельева, был найден мертвым. Выловили в озере с камнем на шее. Так вот…
– А может, он утопился с горя? – предположила Люба, пьяно поводя мутными глазами. – А что? Натворил дел и утопился!
– Ага, только почему-то утопиться он решил заранее. Перепоручив свою машину угнать, – ехидно заметил Сячинов, выбросил окурок в окно, и вдруг спросил без всяких дипломатических переходов: – Так почему к тебе нельзя, Любовь? Иванов, что ли, вернулся?
– Нет. Не вернулся, – мысли лихорадочно заметались в поисках приемлемого ответа, что смог бы понравиться Генке. – Просто… Просто я сейчас у Кима живу, вот.
– Чего??? – рот у Генки некрасиво приоткрылся. – Где ты живешь? У Кима? С чего это, Любовь? Он тебя простил? В жизни не поверю! Он же ненавидел тебя люто! И слышать о тебе не хотел. И чтобы ты и он… Тут что-то не так.
Все это он выдал ей казенной скороговоркой, будто строки из протокола осмотра зачитывал. Потом отвернулся от нее к окну и сидел молча какое-то время, уткнувшись в грязное стекло. Потом ткнул пальцем в спину водителю и ворчливо попросил отвезти их в отделение.
Заходили в здание они с черного хода. В машине Любу укачало и развезло окончательно. Не помог нисколько холодный душ Сячинова на ее голову. Вернее, помог на какое-то время, но потом стало только хуже. Заложило нос, всю ее начало трясти, и понимать что-либо и уж тем более говорить что-то связное она и вовсе перестала.
– Черт, Любка! – не выдержал Гена, вскакивая со своего места за столом. – Хоть и в самом деле отправляй тебя в вытрезвитель.
– Отправь меня лучше к Киму. Пожалуйста, – взмолилась она, не представляя, что там станет делать.
Да и дома ли Ким? Вполне мог отсутствовать. А ключей от квартиры у нее не было. Ну и что! Станет ждать его на качелях, где он первый раз ее поцеловал. Пускай все соседи глазеют на нее, показывают пальцем и рассказывают несведущим, какая это прежде была красивая и счастливая пара. А теперь, глядите-ка, девчонка спивается…
Ким был дома. Сячинов переступил порог первым, виновато пожал плечами, а потом выдернул ее из-за своей спины – она там пряталась неумело – и проговорил со смущением:
– Вот…
– Что вот?
Ким смотрел на всклокоченную Любу с полотенцем на шее со смешанным чувством любопытства и отвращения. Ей, во всяком случае, показалось, что он на нее смотрит именно так.
– Возвращаю… Сказала, что вы теперь живете вместе. Хотел отвезти ее домой, поговорить надо было. А она говорит, к Киму хочу. – Сячинов переступил с ноги на ногу. – А поговорить так и не получилось.
– Еще бы! – Ким отступил к стене, позволив им обоим войти и закрыть за собой дверь. – И где же эта подруга так утрескалась? Слышь, Любовь, где это ты так успела? За углом из горла?
– Почти, – прошептала Люба и громко икнула, тут же болезненно сморщилась и пробормотала смущенно: – Извините, ребята. Меня, кажется, сейчас стошнит.
И бросилась прямиком в туалет, зависнув на полчаса над унитазом. Потом, тихонько приоткрыв дверь и поняв, что мужчины в гостиной, незаметно протиснулась в дверь ванной и очень долго и тщательно умывалась там, и чистила зубы.
В гостиную она вошла заметно протрезвевшей, с зачесанными в хвост волосами и настоящим монашеским смирением во взгляде.
- Предыдущая
- 23/58
- Следующая
