Дочь горного короля - Геммел Дэвид - Страница 5

Собаки взлетели на холм, передохнули немного на вершине и устремились по другому склону вниз, к хижине Гвалча. Тележка задребезжала, Фелл побелевшими пальцами держался за бортик. Упряжка мчалась прямо на вековой дуб.

– Дерево! – крикнул Фелл.

– Знаю! Прыгай давай!

– Прыгать? – Ответа Фелл не дождался – старик последовал собственному совету. В последний миг собаки свернули к дому, и Фелл вылетел из тележки вперед головой, едва не врезавшись в дуб.

– Что, здорово? – Гвалч, подбежав к Феллу, взял его за руку и помог встать.

Тот заглянул в веселые карие глаза старика.

– Ты сумасшедший, Гвалч. Всегда был таким.

– Без опасности жизнь скучна, парень. Сейчас мы с тобой выпьем и поговорим обо всем – о жизни, о любви, о мечтах и о славе. От моих рассказов твоя кровь загорится огнем.

Фелл нашел лук и колчан, подобрал рассыпавшиеся стрелы и пошел за стариком в дом. Жилище Гвалча состояло из одной-единственной комнаты. В углу постель, в северную стену вделан очаг, посередине грубо сколоченный стол и две лавки. На земляном полу шкуры – две оленьи, одна медвежья, по стенам оружие: два длинных лука, мечи, обоюдоострый палаш-клеймор. На колышке у огня начищенная до блеска кольчуга, на полке черный железный шлем, отделанный медью. Над очагом боевой топор.

– К войне готовишься, старина? – садясь за стол, спросил Фелл.

Гвалч с улыбкой взял кувшин, налил в глиняную чашу янтарный напиток.

– Я всегда готов, хотя в воины уже не гожусь. А жаль, потому что войны ждать недолго.

– С чего это вдруг? В горах все спокойно. Мы платим подати и не даем шалить на дорогах.

Гвалч налил себе и выпил одним глотком.

– Пришлым ублюдкам повод не нужен, Фелл. Я чую кровь в воздухе. Но случится это еще не сейчас, а потому не будем портить хорошую выпивку. Скажи, как она поживает?

– Я не хочу говорить о ней.

– Хочешь, хочешь. Она не выходит у тебя из ума. Таковы уж женщины, да благословят их боги! Знал я как-то одну девушку, Мев. Зеленые холмы никогда не видали такой красоты, а как вспомнишь ее бедра, ее походку… Потом она вышла за одного скотовода из Гилкросса, родила одиннадцать детей и благополучно всех вырастила. Вот была женщина!

– Что ж ты сам на ней не женился?

– Именно что женился. Два года мы прожили вместе, славное время. Она бы из меня все соки начисто выпила, но тут мне проломили череп у Железного Моста, и открылся у меня Дар. Как гляну на человека, так и вижу, что у него на уме. Ох, Фелл, не знаешь ты, какая это докука. – Гвалч подлил себе в третий раз. – Лежишь на красивой бабе, она теплая, вся как шелковая. Ты от страсти горишь, а она думает про корову с текучим выменем!

– Правда, что ли? – покрутил головой Фелл.

– Не сойти мне с этого места! «Ты меня любишь, женщина?» – спрашиваю я. Она мне смотрит в глаза и отвечает: «Конечно, люблю», а мысли у нее о том скотоводе, с которым она повстречалась на Летних Играх. Вспоминает, как на сене с ним кувыркалась.

– Как ты только ее не убил? – Исповедь старика порядком смутила Фелла.

– А за что? Я в этом деле не был силен. Ненадолго меня хватало. Она заслуживала счастья, которого я дать ей не мог. Мы с ней иногда потом виделись. Он-то давно помер, конечно, а она здравствует и живет в достатке, как пристало богатой вдове.

– А это оружие, оно всё твое? – спросил Фелл, чтобы сменить разговор.

– Да, и всё побывало в деле. Я сражался за старого короля, с которым мы чуть было не победили, и за молодого дурня, который нас всех положил на Золотом поле. До сих пор в толк не возьму, как мне-то удалось выжить. Мне и тогда уже было под пятьдесят. В следующий раз мне на такую удачу надеяться нечего, хотя вождь у нас будет получше того.

– Кто такой?

Старик потрогал свой нос.

– Не время пока, Фелл. Да и скажу, ты мне не поверишь. Потолкуем лучше про баб, про Сигурни. Тебе ведь этого хочется, знаю. Сказать, что ты об этом думаешь?

– Нет уж! Налей еще, и поговорим – хотя одни боги ведают, зачем это надо. Все равно не поможет. – Фелл глотнул, и огненная жидкость обожгла ему горло. – Сукин ты сын, Гвалч! Из чего ты свое пойло гонишь, из крысиной мочи?

– Нет, только добавляю малость, для цвета. Говори, что хотел сказать.

– Почему она – вот о чем я себя спрашиваю. Красоток мне было отпущено свыше меры – почему же только она зажигает мне кровь? Почему?

– Потому что она особенная. – Дрова в очаге были уже сложены. Старик высек огонь, поднес его к сухим прутикам под железной подставкой, раздул и вернулся к столу. – Такие женщины рождаются для великой судьбы. В жены они не годятся, ибо стареют до времени, и груди у них болтаются, точно висельники. Они как звезды – другие женщины против них только свечки. Понимаешь? Она оказывала тебе честь тем, что спала с тобой. Ее удел – вечность. Понимаешь, что это значит?

– Ни словечка я не понял из того, что ты тут наплел.

– Это значит, что она будет жить вечно. Что и через тысячу лет люди будут поминать ее имя.

Фелл заглянул в свою чашу.

– Твое пойло портит мозги, старик.

– Может, и так, но что я знаю, то знаю. Ради нее ты будешь жить, ради нее и умрешь. «Держись, Фелл, – скажет она. – Сделай это ради меня». И вражья сила хлынет на тебя с мечами, и с копьями, и стрелами. Ты ведь выстоишь, Фелл, когда она тебя попросит об этом? – Старик уронил голову на руки. – Выстоишь?

– Ты пьян, дружище, вот и несешь чепуху.

Гвалч поднял на Фелла мутный взор.

– Эх, вернуть бы мне молодость – я стал бы рядом с тобой. Даже ту стрелу на себя бы принял.

Фелл, пошатываясь, довел старика до постели и сам рухнул на медвежью шкуру перед огнем.

Только так могла Сигурни приобщиться к полету. Она стояла нагая над водопадом, вцепившись пальцами ног в изъеденный ветрами край скалы. Летящие вниз струи пенили заводь в шестидесяти футах под ней. Солнце, сияя на безоблачном небе, грело ей спину. Сигурни качнулась вперед. Она летела прямая, как стрела, прижав руки к бокам, и заводь неслась ей навстречу. В последний миг она выбросила руки вперед и вошла в воду почти без плеска. Когда ее пальцы коснулись крутящегося камня на дне, она всплыла и неспешно направилась к южному берегу, где с тревогой ждала ее Леди. Вышла, села на плоский камень, потрясла головой. Здесь шум водопада был глуше, и солнце, светя сквозь ивовые ветви, осыпало золотом воду. В такой день легко верилось, что именно здесь стародавний король покинул мир людей и ушел на небо. Ей виделось, как он выходит из воды, окровавленный, держа в руке меч, слышались лай собак и крики воинов, преследующих добычу. Когда же погоня приблизилась, вспыхнул свет и отворились Врата.

Только все это сказки. Его убили здесь, величайшего из горных королей, Сорейна Железнорукого. Прыгнув с утеса прошлой весной, она нащупала на дне кость – спинную лопатку. Потом стала нырять раз за разом и собрала все, что удержалось среди камней от его скелета. Правой кисти недоставало, но на запястье сохранились проржавевшие болты и последние рыжие клочья железной десницы.

Если что и ушло на небо, то лишь душа. Он умер одинокий, окруженный врагами. Таков удел королей.

Сигурни, поежившись от прохладного ветерка, спросила вслух:

– Ты все еще здесь, Железнорукий? Посещает ли твой дух это место?

– Только при полной луне, – сказал в ответ чей-то голос.

Она вскочила. У ивы, с улыбкой опершись на дубовый посох, стоял человек. Леди лежала, опустив голову на лапы, не обращая на него никакого внимания. Сигурни склонилась к своей одежде, выхватила из ножен кинжал.

– О, не беспокойся, я не насильник. Всего лишь путник, что захотел испить холодной горной водицы, а зовут меня Лоран. – Прислонив посох к дереву, он опустился на колени у воды, приласкал Леди и начал пить.

– Обычно она встречает чужих по-другому. – Больше Сигурни ничего не нашлась сказать.

– У меня свой секрет. – Он поднял на нее глаза и усмехнулся совсем по-мальчишески. – Может, оденешься? – Он был красивый мужчина, стройный, безбородый, с синими глазами и копной соломенно-желтых волос.