Тридцать первое июня (сборник юмористической фантастики) - Азимов Айзек - Страница 58

— По-моему, это глупости, — сказала Мелисента, поднимаясь с места. — Я ухожу. Прощайте.

По пути обратно в контору Филип Спенсер-Смит без передышки втолковывал Мелисенте, что ее поведение во время передачи, по всей видимости, закроет перед Уоллеби, Диммоком, Пейли и Туксом двери телестудии на ближайшие два года. Но все мысли Мелисенты были заняты Сэмом, брошенным в темницу, и она даже не пыталась делать вид, будто слушает его. Филип сказал, что, прежде чем сообщить о случившемся Диммоку, он переговорит с Энн Датон-Свифт. Но Энн на месте не было, и где она — никто не знал. Пегги тоже на месте не было, и где она — никто не знал. А в довершение всего Диммок ушел и никто не видел когда.

— Ну, это уж слишком, — сказал Филип Мелисенте. — Сперва Сэм…

— Я знаю, где Сэм, — промолвила Мелисента печально. Что говорила та крыса? Это ведь был магистр Марлаграм.

— Да, но, видно, мне это не запомнилось, — осторожно сказал Филип. — Интересно, здесь ли еще доктор Джарвис.

Но, как выяснилось, доктор Джарвис сперва что-то долго и бессвязно объяснял насчет шкафа, а потом отправился на прием к одному из коллег в психиатрическую клинику.

— Вам придется повести меня в «Вороного коня», — сказала Мелисента.

— Ради бога, — сказал Филип. — Как только там откроют, лапочка. Но вам незачем ходить так далеко, если вы просто хотите выпить.

— Нет, я не хочу выпить. Я хочу к Сэму.

— Но ведь вы сами сказали, что он у вас в темнице, хоть я и ума не приложу, как это понимать.

— Если я не пойду в «Вороного коня», я не смогу увидеться с Сэмом в темнице…

— Ах, пропади оно все пропадом, прекратите вы когда-нибудь или нет? — закричал Филип, швыряя эскиз рекламного плаката для «Маминого пусика» в дальний угол комнаты.

Мелисента разрыдалась.

Темница и впрямь была самая что ни на есть глубокая. Сперва двое солдат спустились с Сэмом на обычную глубину, потом отворили какую-то дверь чуть не в фут толщиною, столкнули нового узника вниз по осклизлым каменным ступеням и замкнули за ним дверь. Скудный свет проникал через единственное крохотное оконце, пробитое высоко под потолком и совершенно недосягаемое. Это была мерзкая дыра. Здесь стоял тот характерный унылый запах, какой идет от старых журналов, сваленных в кучу где-нибудь на чердаке. Сэм присаживался то на сырой обомшелый камень, то на третью снизу ступеньку лестницы. Из темного угла, обследовать который у него не было ни малейшего желания, доносился стук падающих капель и странные чавкающие звуки, наводившие на мысль о каких-то живых существах. В общем веселого мало. К сожалению, этот вывод он сделал уже в течение первых двух минут, а за последующие час-полтора ни к каким новым выводам ему прийти не удалось. Он закусил так плотно и выпил так много, что в любом мало-мальски пристойном месте наверняка бы заснул, но здесь, в подземелье, было очень уж мокро и пакостно. Поэтому он только зевал и бранился.

Наконец дверь у него над головой отворилась, пропустив полоску света. Двое солдат, по-видимому весьма довольные собою, спустились по лестнице.

— Хлеб, — объявил первый солдат, подавая Сэму хлебец.

— Вода, — сказал второй, протягивая кувшин.

— Вот на чем тебе придется посидеть, приятель.

И оба загоготали. Сэм поглядел на них с отвращением.

— Ничего тут смешного нет.

— Да мы просто шутим, приятель, — сказал первый солдат. — Это твой паек по темничному уставу. Но мы с Фредом — золотые парни, правда, Фред?

— Истинная правда, Джек.

— Гляди-ка, что мы для тебя спроворили на кухне, приятель. — Он достал пакет, доверху набитый ломтями говядины и ветчины и горбушками пирога. — Действуй. «Спасибо» говорить не обязательно.

— А ну, навались, браток, — сказал второй солдат, тот, которого звали Фред.

— Нет, спасибо, — ответил Сэм.

— Да ты что? — удивился Джек. — Такой харч, а он нос воротит.

— Свинья ты неблагодарная, — сказал Фред. — А мы-то думали, ты все глаза себе от счастья выплачешь, как увидишь эдакую благодать, правда, Фред? Ну, давай, начинай. Вот гляди, какой шикарный кусок ростбифа с кровью…

— Простите, ребята, но я не могу есть.

— Брось ты это, браток, — сказал Фред с укором, — Хуже отчаяния ничего не бывает. А тебе надо беречь силы.

— Истинная правда, — сказал Джек. — Месяц — другой — и ты выйдешь. Вполне может случиться, поверь моему опыту, Так что не стесняйся, глотай-ка все это поживее.

— Да не могу я, ведь я только-только из-за стола, целую гору всякой всячины слопал. Вы сами видели… вернее, видели, что осталось. Я понимаю, вы с лучшими намерениями, но посудите сами…

— Что ты, браток! Да ежели 6 мы умели судить, сейчас бы в суд побежали.

Сверху донесся возглас: «Дорогу сэру Шкиперу — новому капитану королевской стражи!» Ужасающе воинственная фигура в полном латном уборе, в шлеме с опущенным забралом, с исполинским мечом в руке, — лязгая и бряцая, спустилась по ступеням. Двое солдат с величайшим трудом вытянулись по стойке «смирно».

— Проваливайте, — сказал вновь прибывший.

— А куда провалишься? Глубже некуда, капитан. — Оба солдата оглушительно загоготали. — Неплохо сказано, правда, Фред?

— В толк не возьму, как это ты все придумываешь, Джек!

— Вы слышали приказ? — страшным голосом заревел капитан. — Эй, вы, слюнтяи, свиные рыла, курицыны дети, что же мне — отсечь вам уши, открутить носы, искрошить мизинцы на котлеты?

— Никак нет, капитан!

И солдаты кинулись вверх по лестнице.

Грозный начальник снял шлем, и перед Сэмом предстал Планкет, старый шкипер, замученный жарой и духотой. Он прильнул к кувшину и долго от него не отрывался.

— Адски жарко в этих латах, старик.

— Так это вы — новый капитан королевской стражи, Планкет?

— До поры до времени, старик. Надо было что-то придумать, отвечать с ходу, ну, вот я и словчил, как сумел. Но это только трамплин.

— Вы лучше посмотрите, до чего же я здорово словчил.

— Все знаю, Сэм, старина. За дочкой приударил, так что ли? Ненадежное дело. Я рассказывал, что со мной было в Бангкоке? Как-нибудь выдам тебе эту историю со всеми подробностями. Да, здесь не разгуляешься.

Сэм возмутился до глубины души.

— Не разгуляешься! Вы только поглядите на эту дыру!

— Бывали переплеты и почище. Однажды нас было двенадцать лбов, а каморка — меньше этой… В Тетуане было дело… Но ты не беспокойся. Я тебя быстро отсюда вытащу. Нынче вечером я ужинаю у короля Мелиота и что-нибудь устрою. Ставлю десять против одного, что он упьется.

— А я — сто против одного, что и вы упьетесь, шкипер.

— Собственно говоря, — сказал Планкет задумчиво, — я пью беспрерывно с того самого времени, как Эдуард Восьмой отрекся от престола. Но этого короля я беру на себя. Мы с ним уже друзья — водой не разольешь.

— Ловко вы это устроили, шкипер. Почему он вас не разнес за то, что вы одеты черт знает как?

— А потому, что я успел увести чьи-то латы, старик. Когда мы с ним встретились, он и спрашивает: ты, мол, из Камелота? «Да», — говорю. «Привез сообщение, что конференция отменяется?» «Да», — говорю. Тогда он спрашивает, как там король Артур. Ну, статую я видел, вот и отвечаю, что, дескать, король цел и невредим, весь бронзовый и знай себе смеется. Потом я отрекомендовался капитаном королевской стражи — для короля Мелиота это была полная неожиданность. А в общем, он неплохой малый, только, по-моему, скряга страшенный. О тебе слышать не может — ты, говорит, слопал его любимый паштет. Особенно на этой работенке не разживешься, но, сам понимаешь, другого выхода нет. Кстати, старик, ты знаешь такого Диммока? Он занимается рекламой.

— Знаю, это мой хозяин. А что?

— Он здесь, старина.

— Диммок?! Он-то как сюда попал?

— Толкует про какую-то крысу, про какой-то шкаф. Ему чертовски повезло, что мы с ним встретились. А то он совсем растерялся. Для рекламного агента не бог весть какой хваткий малый. Я его спрятал у себя в комнате.