Ужасы войны (ЛП) - Каррэн Тим - Страница 8

* * *

Ночь была тихой, странно спокойной.

Крейг нес вахту, и все они спали в прохладной темноте у мерцающего костра. Люптманну снился маленький школьный домик на холме, пастбища, усеянные овцами, зеленые баварские холмы. Он мечтал о доме, о комфортных пространствах и захватывающих дух просторах. Он видел цепляющиеся тени и слышал низкий волчий вой. Проснувшись, он почувствовал холод и черноту. Костер погас. Где-то слышался гул артиллерии, стреляли пулеметы. Но здесь, в развалинах разрушенной фабрики, слышалось дыхание людей, перемещения оборудования и ужасный запах чего-то, что жевало трупы и душило младенцев в колыбелях.

- Крейг? - прошептал Люптманн.

- Заткнись, - сказал Кранц. - Здесь... здесь что-то есть.

И так оно и было. Люптманну не нужно было это объяснять. Тишина была тяжелой и зловещей. Он чувствовал запах того, что притащилось сюда в темноте ночи. Мерзкий и зловредный запах гнили, болезней и червей. Он ничего не видел, но чувствовал тварь, ощущал ее рядом, слышал ее низкое и сиплое дыхание, похожее на свист воздуха в трубе. Дыхание было горячим и прогорклым, тошнотворным. А потом, словно поняв, что его слышат, оно низко зарычало и начало жевать со звуком пилы, рассекающей кости.

Штaйн что-то сказал, и все начали стрелять.

По теням.

По шумам.

Люптманн был единственным, кто не стрелял. Он изучал тварь, проскользнувшую между ними в свете дульных вспышек. Оно прыгало вокруг, скакало и металось, но он видел его. Гигант, щетинившийся шерстью и неприлично мускулистый. Его глаза были багровыми скарабеями, сверкающими колдовским светом. Огромные челюсти, из которых капала кровь, с зубами, похожими на рапиры. Он двигался быстро, метался, издавая безумный, почти истерический хохот, словно гиена. Конечно, они попали в него, ранили, пустили кровь. Но если он и был ранен, об этом нельзя было догадаться. Люди стреляли вслепую, а этот волк-людоед был здесь, там, повсюду. Он качался на стропилах, держась за них одной лапищей; он катился по обломкам, как мяч; он танцевал в воздухе с немыслимой грацией. Люптманн увидел, как оно склонилось над телом Крейга, зарывшись рылом в его живот. Оно вырывало куски кишок и выплевывало их в воздух.

Затем оно схватило Крейга за горло, тряся его, как кошка трясет дохлую крысу. Они выстрелили в него... или туда, где, по их мнению, оно находилось. Оно ревело и резало своими огромными когтями, пронзительно хохотало.

А потом оно исчезло.

И Крейг тоже.

- Оно учуяло нас, - услышал Люптманн свои слова. - Оно учуяло нас в том доме и пошло по запаху сюда.

- Вульф, - вздохнул Хольц. - Боже правый, Вульф...

* * *

То, что последовало дальше, было кошмаром даже по меркам Сталинграда.

Полубезумные и гораздо более близкие к смерти, чем к жизни, Кранц и его люди прорвались за периметр завода. Они бежали бок о бок, ничуть не заботясь о снайперах и советских патрулях, о партизанах, прячущихся в развалинах. Они мчались по улицам и переулкам, преодолевая груды обломков, не совсем понимая, гонятся ли они за зверем или убегают от него. Тротуары были покрыты льдом цвета свежей кости. Над головой висела холодная белая луна. Когда они бежали, то слышали, как война зовет их - гул, грохот и крики. И они бежали к ней, отчаянно желая снова оказаться в ее объятиях, почувствовать запах холодной стали и горячей крови, дыма, гари и остатков тел, складывающихся в пазл. Потому что война была лучше, чем Вульф, этот ужас из безумной сказки... бесконечно лучше. Они ненавидели русских, а русские ненавидели их, но, конечно, люди были людьми. Люди встанут плечом к плечу, независимо от расы, вероисповедания или политических мотивов, чтобы противостоять ходячему, преследующему кошмару.

Наконец они рухнули рядом с бульваром, где деревья, лишенные сучьев в результате взрывов, возвышались на фоне жестокого неба, как мачты кораблей. Они задыхались и хрипели, на их лицах выступил пот. Повсюду затаились гротескные тени. Земля содрогалась от близких смертельных схваток войны.

Хольц первым обрел дыхание.

- Эта тварь... эта тварь... о, Боже, эта ужасная тварь...

И прежде чем кто-либо еще успел заговорить, это сделал Люптманн.

- Это был самец, самец волка... именно он убил Боха и утащил Эртеля, а не самка. Самка была его парой. Мы убили его самку, его детей. У него есть наш запах, и он будет приходить за нами, приходить и приходить...

- Ты не можешь этого знать, - сказал Кранц, сжимая свой "Шмайсер".

- Он прав, - сказал Штайн. - Наш школьный учитель прав. Мы убили его... выводок, и он хочет отомстить; он хочет крови. Оно не живет ни для чего другого. Да, если бы это была твоя или моя семья, мы бы отреагировали так же. Мы должны найти его и убить, пока оно не убило всех нас.

Хольц встал.

- Ты сумасшедший! Ты не можешь знать, что оно думает или чего хочет! Ты не можешь знать ничего из этого! Ты не можешь! Ты просто не можешь знать...

Штайн встал и ударил его по лицу.

- Не говори мне, что я знаю, сопливая девчонка! Не смей говорить мне, что я знаю! Я знаю смерть! Я знаю войну! Я знаю кровь, боль и ужас! И он тоже знает это, ей-богу!

Они все встали и начали двигаться. Подул ветер, и снова пошел снег, ледяные кристаллы жалили их лица. Они дошли до перекрестка, и вместо отсутствующего указателя улицы какой-то ненормальный прибил к столбу замороженный труп русского. Его рука была вытянута, указательный палец направлен вперед, с него свисали сосульки. Да, в ту сторону, в ту сторону.

Но что это была за дорога?

Узнать это было невозможно. Люптманн подумал, что, возможно, это река, Волга. Сейчас она застыла, как бетон, он знал. Осенью она была так завалена трупами, что по ней можно было пройти, не замочив ног. Когда река покрылась льдом, трупы застыли в таком состоянии. Он видел их... сотни, тысячи, запертые в черном льду, как насекомые в янтаре. Морг - скульптура из оскаленных ледяных лиц и покрытых инеем рук, торчащих из твердой толщи. Но даже этот отвратительный комментарий к Сталинграду был бесконечно предпочтительнее, чем чудовище, Вульф.

Они снова побежали, и на этот раз война нашла их, назвала своими, непокорными школьниками, которые сбежали. Теперь они были у нее, теперь они принадлежали ей. Вокруг них свистели пули, над головами визжали минометные снаряды. Шквал ракет обрушился на покосившийся дом и разнес его в щепки.

- Вперед! Шевелитесь! Вперед! - крикнул Кранц.

Они находились на внешнем краю идущего боя, и советские части заметили их, увидев не отставших, а разведку, возможно, впереди колонны помощи. Пули прогрызали асфальт вокруг них, впивались в деревья и изрешеченные осколками фасады зданий позади них. Здания и деревья вспыхивали от зажигательных снарядов. Вдалеке слышался гул танков, больших русских Т-34. Приближающиеся артиллерийские снаряды вспыхивали яркими белыми вспышками; земля дрожала, здания рушились.

Кранц шел впереди, они пробирались сквозь громады зданий, которые представляли собой не более чем каркасы стен и дымовых труб, ожидающих своего часа. Они миновали баррикаду из трупов, аккуратно уложенных в ряд, затем пять или шесть русских солдат, повешенных на дереве. Вероятно, дезертиры, казненные НКВД. Впереди, на возвышенности, они увидели высокое здание из красного кирпича, более или менее целое и невредимое. Когда они приблизились к нему, одинокий автоматчик открыл по ним огонь, и Люптманн почувствовал, как пуля отскочила от его шлема, едва не лишив его чувств.

- Проклятые большевики! - воскликнул Штайн.

Не дожидаясь ответа, он бросился на здание, патроны пролетали мимо него на считанные дюймы. Он подбежал к разбитому окну и швырнул в него гранату. Раздался приглушенный взрыв и крики. Штайн бросил туда еще одну, и все затихло.

Кранц отдал приказ, и они вошли в здание, освещенное теперь горящими обломками. На втором этаже были только обломки и мусор, у стены лежали двое мертвых русских. Оба умерли от ран, полученных в бою. У того, что слева, отсутствовала большая часть головы, а у того, что справа, гранатой или снарядом разорвало живот. Полость его тела была почти пуста, внутренности выпирали, как змеи из расщелины. Он был обмотан сетью. К его коленям, ботинкам и стене позади него были приморожены куски в виде жуткой сети.