Ужасы войны (ЛП) - Каррэн Тим - Страница 33

Да, он посмотрел на себя в зеркало.

Но то, что показалось в ответ, было чудовищем.

* * *

Ужасное уничтожение Великой Aрмии в России стало последним свидетельством уязвимости наполеоновских войск. Когда потрепанные, оборванные остатки отступали через Польшу, русские продолжали преследовать их, обходя разрозненные армии живых мертвецов и проводя политику выжженной земли. Они сжигали деревни и фермы, резали животных и заваливали колодцы и пруды тушами людей и скота. Еды не хватало. Вода была загрязнена. Крестьяне начали присоединяться к остаткам Великой Армии, образуя блуждающий парадный строй беженцев, который, спотыкаясь, двигался на расстоянии за разбитым, зигзагообразным маршем солдат, стремящихся во Францию. И пока они двигались, они распространяли тиф и грипп по своим следам.

Во многих раздробленных, тлеющих деревнях, куда они попадали, крестьяне сжигали своих мертвецов в больших кострах, уже зараженных передовыми отрядами Великой Армии. Они сгрудились вокруг костров, сжигая навоз, чтобы сдержать язвенные испарения. Это принесло им мало пользы.

Джарни часто ходил один.

Другие мужчины уже знали, кто он такой: сообщник Булиля, пожирателя трупов. Они избегали его общества. Часто он слышал их разговоры:

- Посмотрите на него, это Джарни, друг Булиля. Он питается трупами людей, наполняет свое брюхо падалью.

Да, они были правы. Он был другом Булиля, и он действительно ел трупы людей и набивал себе брюхо. Как они были правы.

Покрытый вшами и язвами, в испачканном нитяном плаще, в гимнастёрке, покрытой коркой из мочи и экскрементов, пятен крови, жира от ночных кормлений, он был сгорбленным гоблином со впалыми щеками. Лицо грязное, зубы оскалены, каталептические глаза смотрят, вечно смотрят, а разум за ними болен и запятнан тем, что он видел, что сделал и что еще сделает.

Джарни был безумен, заражен. Джарни был упырем.

Однажды, бродя в одиночестве вдали от других, он наткнулся на маленькую грязную деревушку. Женщина в лохмотьях помешивала на огне котелок. Ее глаза были как мокрое стекло на желтом изрытом лице, а гнилые зубы торчали из осклизлых десен. Она была безумна, и Джарни знал это. Она пригласила его к себе, и он выпил из ее грязного колодца. После этого она предложила ему жестяную чашку супа. Он был неплох, хотя мясо было приправлено неприятно сладким. И слишком знакомым на вкус.

Она хихикала, пока он ел, царапая снег, как животное, до грязи и корней под ним. Наконец, на безупречном французском она сказала:

- Ах! Я вас слушаю, дружище Джарни! Кто-то другой сказал, что вы приедете! Вот... мой муж и дети умерли от чумы, и я сварила из их плоти и костей прекрасный вересковый суп!

Но она искала не корни, а хотела показать ему хорошо проваренные кости своей семьи. Ее мужа и детей, из которых она сварила особый сытный суп в преддверии его приезда. Да, Булиль был там.

Сказав сумасшедшей женщине, чтобы она ожидала другoгo с такими же аппетитами.

Колонна, так сказать, шла вперед, и суровая зима уступила место промозглой, влажной весне. В тепле и сырости свирепствовал сыпной тиф, который ежедневно уносил десятки людей. Дизентерия обострилась, как и грипп. Заболевшие люди прижимались друг к другу, чтобы пройти еще одну милю, еще несколько футов. По Восточной Европе проносился горячий ветер чумы. Вши были невыносимы, размножаясь в тепле и сырости. Потрепанная одежда солдат действительно шевелилась, настолько они были заражены. Джарни кишел ими. Когда он пытался заснуть ночью у своего жалкого костра, они кусали его, заставляя дрожать и потеть на влажной земле.

Однажды ночью солдат по имени Бетран вскочил в безумном бешенстве, сорвал с себя одежду и бросил ее в огонь. Она горела с жутким звуком, похожим на шум сжигаемых сотен вшей. Прыгая по грязи голым, он в бреду шлепал и царапал свое истощенное, искусанное вшами тело, выкрикивая:

- Греле против Франции! Греле против Наполеона!

Другой человек поднял свой мушкет и застрелил его, чтобы остальные могли поспать. Его тело лежало недолго, пока солдаты и крестьяне не выскользнули из тени и не утащили его, чтобы заколоть штыками и зажарить. Вот, во что они превратились. Они больше не были Великой Армией. Теперь они были нищими, преступниками и падальщиками, затаившимися тварями, меньше людьми. Грязные от собственных отходов, человеческие крысы, распространяющие болезни, паразиты, питающиеся друг другом.

Измученные жаждой и голодом, отставшие бойцы шли вперед под дождями, которые превратили поля и дороги в изрытые грязевые ямы. Лужи стоячей воды были пропитаны гнилью трупов людей и животных. Только безумцы пили из них. Именно к этим водоемам с трупами Джарни привело то, что зародилось у него внутри. По ночам, когда остальные разбредались в разные стороны, он искал особенно глубокие лужи с грязной водой, в которых кипели и клубились десятки трупов и туш, зеленеющих и разлетающихся по маслянистой поверхности в гнилостные клубки и посохи из белых костей. Он нырял среди них, счищая слизистую плоть с покрытых грибками скелетов, грызя желеобразные шкуры и кипящие от гниения внутренности. В этих водоемах он плавал, купался и наполнял себя.

И это, в конце концов, и было то отвратительное существо по имени Франсуа Джарни, которое вернулось во Францию.

* * *

После нескольких дней набивания себя всем, что попадалось под руку - нахальными крысами и мухоморными собаками, найденными в переулках, - личинки привели Джарни в дикую погоню в канализацию, где они учуяли что-то вкусное, что-то дьявольски манящее. Под металлической решеткой было место застойных вод и засасывающей черной грязи, сточных вод, крыс и гниющих вещей.

Среди всего этого туманного разложения и тошнотворной вони они учуяли нечто, что им было нужно.

Они толкали Джарни все дальше и дальше. Он пробирался сквозь пахучую грязь этих извилистых, гулких туннелей, разбрасывая паразитов, его руки были испещрены укусами насекомых и диковинными высыпаниями. Далеко за полночь, в заваленном листьями отхожем месте, где пиявки жирно цеплялись за его ноги, они нашли то, что хотели.

Труп маленького мальчика.

Джарни видел его нарисованное лицо в газетах. Все видели. Он исчез, и никто не мог найти его следов. Но они не могли чувствовать запах, как личинки. Когда он стал мягким, мясистым и ароматным, черви легко учуяли его. Джарни вытащил раздувшееся от газов тело мальчика из грязной воды и положил его на бетонную насыпь. При свете луны ребенок представлял собой зверство. Он так сильно раздулся, что пуговицы его маленькой рубашки оторвались.

Он выглядит прекрасно, - сказали личинки.

Джарни спугнул крыс, которые его обгладывали, и сделал то, что должен был сделать.

В слабом свете проказливой луны, проглядывающей сквозь канализационную решетку, он лизал посиневшее лицо мальчика, взбунтовавшегося и обезумевшего, трогал его и сжимал его объемистую массу, как мясник тонкий кусок говядины. Личинки взбесились в нем, кусаясь, пульсируя и роясь в суглинке его кишечника. А Джарни, как всегда, толкали в высшие сферы разврата. Он вскрыл зубами живот мальчика, застонав от тошнотворно-сладкого облака трупного газа, вырвавшегося ему в лицо. Потом он кусал и рвал, кричал в ночь, вонзая зубы в мясистую плоть. Он зарылся лицом в гнилостную кашицу живота мальчика, выдергивая зубами мягкие внутренности, высасывая реки трупной слизи, разрывая, кусая и раздирая, пока его челюсти не разжались, а лицо не стало сочиться трупным желе.

Пыхтя и отплевываясь в грязной воде, Джарни гоготал как сумасшедший. А личинки сказали: Покажи нам... дай нам посмотреть.

Содрогаясь и конвульсируя, со сгустками крови, капающей изо рта, он стоял и позволял им смотреть в его глаза, и их восторг был почти галлюциногенным: плотским и горячечным. Мальчик представлял собой лишь искореженную серо-зеленую кучу заплесневелого мяса, высосанных до мозга костей и раздробленных, изгрызенных обломков.