Окаменевший солнечный свет в приданое - Волкова Риска - Страница 2

– Я настаиваю! – в голосе княгини послышались стальные нотки. – Знакомство с моим сыном может оказаться очень полезным для вас, барон, и для вашей дочери. Разве не вы упоминали вашу заброшенную шахту, с которой не знаете, что делать?

– Прошу, барон, останьтесь, – военный как-то странно посмотрел на меня.

Мы с отцом переглянулись. Ну что за засада?

– Хорошо… – сказал папа нерешительно. – Если вам это интересно… Мы, конечно же, задержимся с дочкой еще на пару дней у вас,

У меня в груди все оборвалось. Еще два дня в музее?! Нет! Не-е-е-ет! Только не это! Боги… Может, у них есть более нормальный домик для прислуги? Или сарай? Буду жить с Фомой! В любви и согласии!

– Прекрасная новость! – военный довольно быстро сократил между нами расстояние и, легко перехватив у меня повод от Фомы, словно я могла убежать, сам повел его за собой.

И меня, разумеется, тоже. На какое-то мгновение он обернулся, сверкнув невозможно-синим взглядом.

– Ах, да. Забыл представиться, баронесса. Князь Захар Кириллович Радов. Подполковник-некрофицер.

– Н-некрофицер? – только и ответила я, попой чувствуя, что снова нехило так влипла.

Потому что приставка “некро” ни с чем хорошим обычно у меня не ассоциировалась.

Вчера. Кубань. 2025 год. Июль

Я смотрела на него недоверчиво. С затаенным, почти сакральным страхом. Вот он… Мой. Пусть и не отныне и навек, но на ближайшие два часа точно. Выдержит ли он меня? Сумеет понять мою хрупкую душу и чуткое сердце? Взвалит ли на себя непосильную ношу?

Он тоже поглядывал придирчиво. Прикидывая, много ли можно с меня поиметь. Корыстный мужчина! На все готов ради… Морковки, пучка свежего сена или, к примеру, сухого пшеничного сухарика, так приятно похрустывающего во рту.

– Это – Фома! – пояснил мне молоденький загорелый парнишка, держа осла под узцы.

– Фома, – завороженно повторила за ним я. – Привет! А меня – Варя зовут. Варя Загорная. Тебе сколько лет?

Дурацкий вопрос, прозвучавший тем самым сюсюкающим голосочком маленькой девочки, который обычно у меня возникал, когда я разговаривала с животными. Вообще их всех любила. Собак, кошек, попугаев… Но никого не могла завести. Даже в свои двадцать один. Жила с мамой, а та их всех терпеть не могла, говорила, что, мол, шерсти от них, перьев, и потом, если кто-то заболеет… В общем, она ждала от меня больше детей. А я, как назло, не слишком спешила замуж, больше занимаясь учебой, получая свою совсем не женскую профессию горного инженера.

Парней у нас на факультете было хоть отбавляй. А вот девочки всего три, одна из них была я. Но шуры-муры ни с кем не крутила, больше предпочитая с мальчишками водить дружбу, нежели любовь.

Мама ругалась. Давила. А я… Любила только одного мужчину в своей жизни – Ли Сан Чо! Если вы не знали, это известный корейский актер. Снимался в стольких дорамах! Красавчик! Сердце мое! Занимался боевыми искусствами, играл на бас-гитаре в своей k-pop группе, а еще так классно целовался! Но я это, конечно же, только в дорамах видела.

В настоящей жизни первый и единственный поцелуй у меня сложился только с врагом моего детства, Костей Буханкиным, на даче и на спор с подругой, которая после этого таковой быть перестала. Фу! До сих пор помню эти мерзкие толстые губы, лоснящиеся от жира.

Тряхнула головой. Снова посмотрела на Фому.

– Ему десять лет, – пояснил паренек. – Вы по какому маршруту поедете кататься?

– А какие есть? – с интересом спросила я.

Мои друзья по институту, с которыми я поехала на Кубань отдыхать, остались в отеле, резаться в настолки. Мой интерес к расположенной неподалеку ослиной ферме никто не поддержал. Зато я, фыркнув, отправилась знакомиться с ушастыми самостоятельно, предварительно купив за пожертвование для них паркет с сухарями. Какая в загоне за них была драка!

Ну вот а теперь я пошла кататься.

– Короткий – вокруг фермы, – заученно прогундосил мальчишка. – Средний – мимо реки и рисовых заливных полей. И большой – на два часа, к грязевому вулкану.

Посмотрела на яркое палящее солнышко, невольно потрогала свои обгоревшие плечи. Два часа точно не сдюжу. А вот мимо рисового поля – интересно.

Я оплатила поездку и, мальчишка торжественно передал мне поводья, а сам пошел шагом за мной. Сидеть на ослике было так странно! Он был не слишком высокий, не такой, как лошадь. Будь у меня ноги от ушей, я бы точно достала ими до земли! Но с моим ростом это было невозможно, а потому мне было очень даже комфортно.

Фома шел не спеша, и вообще был хорошим мальчиком, чуть пофыркивая. Я любовалась видами рисовых полей и поглаживала шею ослика ладошкой. Она была приятная, поросшая короткой жесткой шерсткой, теплая.

Цок-цок-цок-цок… Ничего не предвещало беды. Птички пели, пчелки жужжали и какие-то мухи. Впереди была горочка. Мы взобрались на нее.

Вот тут-то я и поняла, что что-то не так. Фома как-то стал нервно вздрагивать, а еще пару раз ударил копытом.

– Его что-то беспокоит? – спросила я с блаженной улыбкой, продолжая больше любоваться видами и тащиться от самой себя.

Я! Еду на ослике! Ну круто же! Какие дураки Леха с Эриком и Алинкой, что остались рубиться в свои настолки! Столько пропускают!

– Вообще-то, да… – признался мальчишка. – Тут впереди горочка вниз… И там озеро…

– Горочка… А что?

Я заметила, что как только уклон пошел вниз, Фома начал как-то ускоряться, и, если честно, мне это вообще ни разу не понравилось.

– Он всегда так делает. Ускоряется под горку… Бежит…

– А? – пробормотала я. – Фома! Фома-а-а! Стой!

Я попыталась остановить осла, а мальчишка перехватить повод, но у него не вышло – не успел. Осознание того, что я оказалась сидящей на бешеном осле, который несет меня вниз, напоминая больше собой разъяренного быка на родео, прошило, словно молния.

– Стой! Стой, ненормальный! А-а-а-а! – заорала снова я, но осла, казалось, подзадоривали мои крики, и он стал еще и подскакивать, явно веселясь и входя в раж.

А мне вот было не весело. Совсем. Я плакала. Орала, дергала поводья… Но все равно неслась на сдуревшем ушастом животном… В реку. Я определенно неслась в реку. Обещанную для просмотра куда менее близкого, чем я могла сейчас оказаться.... И оказалась.

– Да твою ж морковку, зараза-а-а-а-а-а! – провыла-простонала я.

Осел сделал поистине королевский прыжок. С разбега – и в воду! Жарко… Купаться самое время!

Когда вылезла, поняла, что утонула. Причем вместе с ослом. И теперь мы с ним совершенно точно находимся на том свете. Причем точно не в Раю. Потому что ничем другим объяснить появление на берегу моего папаши, пропавшего, когда мне было пять лет, я объяснить не могла.

Папа, мягко скажем, одет был странно – в какие-то явно дореволюционные шмотки, еще и с цилиндром на голове. И с тросточкой в руках. Но то, что это был он, пусть значительно постаревший, поседевший, я знала совершенно точно. Каждый день засыпала, глядя на его фотографию на тумбочке.

Мама всегда говорила, что папа нас бросил. Ушел к какой-то другой тете. И не вернулся. Говорила, что ему на меня плевать. Но я все равно продолжала верить в какую-то дурацкую сказку… Что он просто живет далеко-далеко, и не может со мной связаться. И что мы с ним когда-нибудь обязательно встретимся.

Впрочем, эта сказка была подпитана и тщательно взращена вполне себе реальным событием. Я никогда не верила в Деда Мороза. Всегда видела, как мама с бабушкой и дядей подкладывают подарки под елку, думая, что они делают это незаметно.

Но в тот раз, когда мне было семь, все было иначе. Этот подарок появился прямо на подоконнике. У открытого для проветривания окна зимой, в канун Рождества. Сверток с конфетами. Таких у нас никогда не было… На конфетах была печать с сургучом, а на нем – оттиск двуглавого орла. Красиво… И вкусно.

Конфеты я показала маме и бабушке. Те искренне удивились. Решили, что мне их в школе подарили, а я теперь выдаю им какие-то придуманные сказки. И все же, отбирать у меня их не стали. А на дне я нашла записку: