Плохой. Хороший. Бывший - Мара Алекс - Страница 9

– К сожалению, мне пора, – говорит Амир, не пробыв у нас и четверти часа. – Василиса, проводишь меня к машине?

На губах дрожит отрицательный ответ, но я киваю. Уж лучше сразу узнать, что задумал старший Агоев, чем потом получить сюрприз в спину.

Мы выходим на улицу. Амир щурится на весеннем солнце, от этого его взгляд становится еще более пристальным, оценивающим.

– Что у вас произошло? – спрашивает. Нет, требует.

Хочется подурачиться и спросить: «С кем?», но я устала притворяться.

– Тимур пришел ко мне на работу, и мы обсудили прошлое.

– К какому выводу вы пришли? – Сдвигает брови, и это придает ему почти угрожающий вид. Вообще он привлекательный мужчина, сын весь в него, а седина в волосах добавляет зрелости и интереса.

– Все выводы уже были сделаны восемь дет назад. Других и быть не может.

– Мой сын к тебе не остыл.

Не остыл?! Что это вообще значит? Остыл от чего, от ненависти или от похоти?

Да еще сказано с обвинением в голосе, как будто это я нарочно «подогрела» его драгоценного наследника.

Если все так плохо, пусть держит сына в холодильнике до свадьбы.

– Амир Мавлетович, вы же помните, как закончились наши с Тимуром отношения – очень остро и внезапно. Он до сих пор злится. Когда пришел ко мне на работу, так и сказал, что его дико злит то, что нас заставили пожениться. Возможно, он никогда от этого не остынет, но это не должно стать проблемой для…

– У него были другие женщины после тебя, – перебивает.

Пожимаю плечами. Что из этого?

Взяв под руку, Амир ведет меня по улице. Мы что, собрались на прогулку? Он в роскошном костюме-тройке, а я как есть, в домашней одежде и тапочках. Спустилась на крыльцо, чтобы его проводить, а теперь мы гуляем, понимаете ли.

– Понимаешь, Василиса, у моего сына большое будущее. Он уже многого достиг.

Та-а-ак.

Высвобождаю руку и отхожу на шаг.

– Амир Мавлетович, со всем к вам уважением хочу напомнить, что это вы с папой заставили нас пожениться восемь лет назад. И это вы заставили меня… попросили прийти на празднование помолвки. Я не искала встреч с вашим сыном.

Обида скребет горло, зудит в глазах.

Амир издает неопределенный звук, словно не уверен, что я говорю правду.

– Что произошло в кладовке во время банкета? – спрашивает, изогнув бровь.

Черт…

Кто еще об этом знает?

– Многие заметили, как вы с Тимуром по очереди вышли из зала и долго не возвращались. А потом то, что произошло на лужайке, закрепило их подозрения.

Выпрямляю спину, задираю подбородок. Стараюсь выглядеть гордо и надменно, насколько это возможно в тренировочном костюме и пушистых тапочках.

– Ваши жалобы направлены не по тому адресу, Амир Мавлетович. Поговорите с сыном. Это он вышел за мной во время банкета и запер нас в кладовке, чтобы… поговорить. И все остальное тоже его инициатива. Мне не стоило приходить на банкет, но не волнуйтесь, у меня нет желания снова видеть вашего сына. Я велела ему больше меня не искать. Всего доброго!

Гордо хмыкаю и ухожу, топая пушистыми тапочками. С котятами.

Успеваю убрать со стола и помыть посуду, когда в дверь звонят.

На пороге снова стоит Амир. Хочется надеяться, что не с угрозами.

– Василиса, прости меня, я не со зла так…

– Я знаю, Амир Мавлетович.

– Сын стал большим и важным человеком…

Насчет человека не знаю, а вот в том, что он большая задница, я уверена. Однако спорить не стану, а то Амир никогда не оставит меня в покое.

– Я все понимаю, не волнуйтесь.

Раньше Тимур был гулящим никудышкой, и его можно было женить на Василисе, которую он «испортил». А теперь он рванул к звездам. Куда уж мне!

– Знаешь… Это грех, что мы с Мишей стали так редко видеться. А ведь были друзьями. На выходных мы с женой собираемся на дачу, все тихо и по-семейному. Я пришлю за вами машину. Там свежий воздух, тихо. На рыбалку с Мишей сходим. И тебе отдых будет, а то ты молодая, но все время то работаешь, то с отцом. Погуляешь, да и моей жене будет компания получше меня.

Нет. Нет-нет-нет-нет-нет…

Черт возьми…

– Спасибо.

Говорю через силу. Заставляю себя произнести это слово, хотя оно упорно застревает в зубах. Как же хочется дать отрицательный ответ, но это было бы чистой воды эгоизмом, потому что папа будет в восторге. Мне самой никуда его не вывезти, а это как праздник для него, особенно если с рыбалкой. Повидаться со старым другом, отдохнуть в мужской компании – это мечта.

К сожалению, мне тоже придётся поехать, так как без меня ему не справиться.

Пара дней с родителями Тимура меня не убьет. Надеюсь.

В последний раз я была на даче Агоевых года полтора назад. Несколько раз ездила туда с папой после аварии, но тогда он еще не мог ходить и было не до рыбалки. А до этого он всегда сопровождал Амира, и рыбалка была для них святым делом. Агоевы купили дачу шесть лет назад, так что я никогда не была здесь с Тимуром. Никаких неприятных ассоциаций.

Заносим вещи в дом. Рада, жена Амира, встречает нас теплыми объятиями. Вот еще один парадокс: наш с Тимуром брак был таким коротким, что я даже не успела толком познакомиться с его матерью, но при этом мое сердце осталось безнадежно разбитым.

Когда я приезжала сюда после папиной аварии, мы не обсуждали Тимура. Да и обычно с нами были другие знакомые Амира, тёплая и шумная компания, поэтому для откровений не было ни времени, ни возможностей. И причин тоже не было.

Папе, как всегда, отводят комнату на первом этаже, мне на втором.

Уже почти время обеда. Мужчины быстро перекусывают и отправляются на рыбалку.

Мы с Радой готовим еду. Работаем слаженно, под музыку, но, в отличие от наших прошлых встреч, в воздухе витает напряжение. С возвращением Тимура все изменилось. Он везде, даже там, где его нет.

– Знаешь, Василиса, а ведь мы с тобой никогда не обсуждали сына.

Вот так одной фразой можно испортить человеку выходные.

Бессвязно мычу в ответ и прячусь за дверцей холодильника.

– Какое молоко взять, обезжиренное или обычное?

– Какое больше любишь. – Рада улыбается, а у меня от этого мурашки по спине.

Не хочу налаживать с ней отношения. Я здесь в качестве папиной сиделки, а не её бывшей невестки. Полтора года назад, когда мы с папой приезжали на дачу Агоевых, никаких проблем не возникало, всё внимание было на папе, а я была в тени. Но теперь Тимур вернулся, и все изменилось.

Рада показывает мне содержимое холодильника, объясняет, где что лежит. Спрашивает, что я люблю.

Я люблю молоко, сметану, сливки… Вообще все молочные продукты люблю и многое другое, а вот ее сына не люблю. Больше не люблю. Теперь я его боюсь, потому что, как оказалось, мои чувства не догорели до конца, под углями и пеплом прячется живой огонь. Неразумный, необъяснимый огонь, потому как Тимур ведет себя отвратительно и относится ко мне хуже некуда. Однако сердце помнит, каким он был до свадьбы, и держится за эту память, как за единственную правду. Горит себе, упрямо полыхает под углями. Вот же, дурость…

Выпускать этот огонь наружу нельзя. Ни за что. Это всё равно что ложиться на рельсы в ожидании поезда. Потому что в Тимуре всегда были два полюса. Один горящий и любящий до экстрима, а второй – жалящий, ранящий тоже по максимуму. Глупо надеяться, что в этот раз я получу только хорошую половину.

Рада красивая женщина, у нее добрый взгляд, глаза, как у лани. Смотрит на меня с материнской нежностью, а у меня от этого взгляда трясутся поджилки. Чуйка чует, что у нашей внезапной дружбы высокая цена.

– Для матери это горе, когда ее сын плохо поступает. Горе и стыд. Вдруг это я не так его воспитала, не проследила. Не объяснила ему, как правильно делать. – Рада моет фасоль и рассуждает так тихо и задумчиво, как будто разговаривает сама с собой. – Прости меня, Василиса.

– Вам не за что извиняться. Мы с Тимуром были взрослыми людьми и сами все испортили. В четыре руки профукали наш брак. Я не желаю вашему сыну зла и вас ни в чем не виню, так что не будем об этом. Все случилось к лучшему. Тимур счастлив и скоро женится, и у меня тоже сложилась жизнь.