Тайна трех зеркал - Завгородняя Анна - Страница 8

Или может?

Что, если я упустила тот момент, когда наша дружба стала для Коли чем-то большим? Что, если я просто не хотела этого видеть, слишком погруженная сначала в учебу в академии, а затем в подготовку к практике?

– Если мы поженимся, я стану самым верным супругом, Лиза, – уверенно сказал Николай, и я вдруг поверила его словам.

Он прижал руку к груди и поклонился, поблагодарив меня за танец, а я ответила рассеянным и, полагаю, совсем неизящным книксеном, пытаясь вместе с тем осмыслить то, что услышала.

– Позволь проводить тебя к родителям, – предложил Уваров, и я приняла его руку.

Матушка довольно улыбалась и о чем-то таинственно перешептывалась с княгиней Платоновой. Машу пригласили на кадриль, а Катя, заметив в числе приглашенных на прием кого-то из подруг, ушла обсуждать достойных кавалеров этого вечера. Николай с поклоном отпустил мою руку и спросил:

– Я могу надеяться на еще один танец, Елизавета Павловна?

– Конечно, Николай Игнатьевич, – ответила я официально, и он с улыбкой отошел, оставив меня с родными.

Не знаю почему, но в тот же миг я испытала невероятное облегчение. Отец вопросительно изогнул бровь, но я лишь пожала плечами. Здесь было не время и не место, чтобы обсуждать подобные вопросы. Да и рассказывать пока было не о чем.

Хозяйка дома порхала по залу, будто бабочка среди цветов. У княгини Уваровой для каждого гостя находились время и добрая улыбка. Наверное, для кого-то она станет самой лучшей свекровью, но не для меня.

А Николай… Я до сих пор не могла поверить его словам, полным абсурда. Мы ведь договорились, что между нами ничего не может быть, а теперь он заявил о своих чувствах, которых нет. Вот не видела я огня в его глазах и не слышала в речах пыла. Да и сама я не испытывала к Коле ничего, несмотря на то что мужчина он привлекательный и большинство девиц, присутствующих на приеме, были бы просто счастливы видеть его своим женихом.

Музыканты заиграли кадриль. Я со вздохом отвела глаза, встретила пристальный взгляд одного из молодых дворян и, кажется, проигнорировав его интерес, смогла избежать приглашения на танец.

Сегодня я не была расположена веселиться. Да и как это делать, если все мысли – о завтрашнем дне? О том, как приду в отдел и какое задание получу первым? Ведь не станет Лехно усаживать меня за бумаги, когда я могу сделать что-то более полезное? А мне хотелось проявить себя, доказать, что я на что-то способна. На что-то действительно стоящее.

Танец еще не закончился, но, перебивая музыку, раздался гулкий удар трости распорядителя. Голоса в зале зазвучали глуше, а затем и вовсе стихли. Танцующие сбились с ритма, а музыканты оборвали мелодию на высокой ноте, прозвучавшей так жалобно в оглушительной тишине. Взоры всех присутствующих, и мой в том числе, обратились к входу в зал. Я услышала мерный стук трости и невольно нахмурилась, удивленная. А вот княгиня Уварова стремглав, почти неприлично резво, поспешила встречать последнего гостя, опоздавшего на прием. Следом за ней бросился к распахнутой двери ее супруг, князь Игнат Андреевич, и нам оставалось лишь проследить, кого это с таким почетом принимают в доме Уваровых.

– Графиня Явлонская! – прозвучало в тишине.

Распорядитель впервые назвал кого-то из гостей, и неудивительно, ведь графиня Софья Александровна – родственница самого царя-батюшки. И не какая-то там седьмая вода на киселе, а двоюродная бабка.

Еще миг, и я увидела саму графиню. Прежде мы с ней встречались, но не были представлены друг другу. Явлонская очень редко покидает свой особняк и еще реже посещает приемы, хотя каждое благородное семейство в столице неизменно отправляет ей приглашения на балы и званые ужины. Поэтому было удивительно увидеть Софью Александровну здесь, в этом доме.

Я посмотрела на графиню. Женщина уже давно перешагнула пору зрелости, но еще сохранила величественную осанку и остатки былой красоты. Мне отчего-то подумалось, что ее и в детстве никто не называл Сонечкой. Потому что я видела именно Софью, гордую, надменную и холодную даму, взирающую на собрание дворян с тем снисхождением, которое могут позволить себе только имеющие более высокий ранг.

– Ах, Софья Александровна! Какая честь!

Князь Уваров поспешил поцеловать сухую кисть гостьи и получил снисходительную улыбку в ответ.

– Мы так рады! Это так неожиданно! – прощебетала Варвара Ивановна.

Графиня гордо вскинула голову и проговорила твердым, удивительно звучным голосом:

– Ну что вы! Почему музыка смолкла? Музыканты, играйте! Я здесь всего лишь гость. Но мне приятно ваше внимание, господа.

Взгляд ее скользнул по залу, и многие поспешили поклониться, возможно, только по причине нежелания встречаться с ней глазами. Я взора не отвела, но меня женщина будто бы и не заметила. Она склонилась к хозяйке дома и что-то тихо сказала. Слов я не услышала, потому что музыканты продолжили играть и зал снова наполнился ожившими голосами. Правда, теперь смеха было намного меньше. Будто одно присутствие графини Явлонской вынуждало людей быть более сдержанными.

– Надо же, старая ворона выбралась из своего гнезда, – прошептала княгиня Платонова и тут же поймала укоризненный взгляд супруга.

– Тсс, дорогая! Не советую выражаться подобным образом. Она, возможно, и старая, возможно, и ворона, но у нее такие связи, что лучше держать язык за зубами.

– У меня от нее мурашки, – призналась матушка, приблизившись ко мне и доверительно склонившись так, что коснулась щекой моей щеки. – Как же хорошо, что графиня крайне редко выбирается из своего особняка!

Сейчас я не могла не согласиться с мамой. Да, в графине есть что-то пугающее. Возможно, тому виной ее сила, ведь Софья Александровна – темный маг, правда, не практикующий в силу своего высокого положения. А может быть, виноват ее внешний вид и своеобразное затворничество от общества. Так или иначе, я не спешила с выводами, потому что знала, что порой за самой отвратительной внешностью скрывается милый и добрый человек. Поэтому, не зная Явлонскую, не общаясь с ней, я не была уверена в правоте слухов, ходивших вокруг этой благородной дамы.

Вернувшаяся после кадрили Маша мило улыбнулась кавалеру, но, едва молодой барон отошел, поспешила пожаловаться на не вовремя прерванный танец.

– А я только вошла во вкус! – принялась капризничать сестра. – И тут эта…

Закончить фразу она не успела. Гости, стоявшие рядом с нами, разошлись, как морские волны, и под стук трости в сопровождении князя и княгини Уваровых к нам подошла сама графиня. На секунду я опешила, а затем поспешила поприветствовать ее, присев в книксене. Мои родители, сестра и Платоновы – да и все, кто находился рядом – присоединились к приветствию.

– Кто здесь княжна Елизавета Павловна Вяземская? – спросила Софья Александровна, и я, выпрямив спину, удивленно посмотрела на графиню. – О! Я уже вижу, что это вы, дорогая.

Взгляд ее желтых глаз, так удивительно контрастирующих с белой кожей и черными смоляными волосами, остановился на моем лице.

– Да, ваше сиятельство, вы правы, – ответила я, и наши взгляды встретились.

Я уловила тонкий аромат сандала и каких-то цитрусовых ноток, исходящий от женщины. Определенно, ее духи мне понравились, в отличие от их обладательницы.

– Лизонька, – мягко обратилась ко мне княгиня Уварова, – госпожа графиня желает побеседовать с тобой наедине.

Услышав слова Варвары Ивановны, Софья Александровна нахмурилась и, оглянувшись на хозяйку дома, быстро и четко произнесла:

– Княгиня, я, кажется, сама в состоянии поддерживать разговор. Ваша задача – предоставить нам с княжной тихое место, где мы смогли бы поговорить без свидетелей.

Графиня посмотрела на окружающих меня людей, безошибочно выделив отца. Не уловить наше с ним сходство может только слепой. А Софья Александровна явно не такова.

– Вы позволите мне побеседовать с вашей дочерью? – спросила она вежливо, но в ее тоне не было просьбы, она была уверена, что не получит отказ.