Телохранитель Генсека. Том 6 (СИ) - Алмазный Петр - Страница 20

— Здесь можно проконсультироваться у академика Александрова. Пусть Анатолий Петрович оценит, насколько эти секреты актуальны. Возможно, они давно устарели, после того, как Сахаров отошел от реальной научной деятельности и занялся защитой прав человека? Наука не стоит на месте, шагает вперед семимильными шагами. — Я посмотрел на Леонида Ильича и продолжил:

— В случае успеха диверсии, уже сейчас было бы сильное давление наших противников, вплоть до диктата условий, до ввода войск ООН в нашу страну.

— Уже пришел запрос в МИД по поводу инспекции МАГАТЭ, — доложил Устинов. — И мы, получив его, сначала ответили вежливым отказом. Но теперь, после ваших слов, Владимир Тимофеевич, я склоняюсь к тому, чтобы не только разрешить инспекцию, но и самим пригласить директора МАГАТЭ.

— Хорошо, — Леонид Ильич кивнул Устинову. — Будем действовать в этом направлении. Если будет необходимость, я даже приму этого Сигварда Эклунда.

— Большой вопрос: кто организовал провокацию? — Устинов повернулся к Удилову, стекла очков слабо блеснули. — Я просто не представляю уровня безответственности и безнравственности исполнителей.

— Боюсь, что здесь не все так просто, — Удилов открыл одну из своих папок. — Это многоплановая операция западных спецслужб. И самое плохое, что им подыгрывает кто-то из наших. Хорошо, что успели вывезти тело повесившегося начальника арсенала.

— Он действительно повесился? — уточнил Рябов.

— Нет. Обнаружен след укола и следы сильнодействующего транквилизатора в крови. Имела место быть инсценировка самоубийства. Видимо, не думали, что операция может сорваться и что нам не придет в голову заниматься на фоне взрывов расследованием. Иначе применили бы что-то, что патологоанатомы не смогли бы выявить. — Он повернулся ко мне. — Владимир Тимофеевич, я благодарен, что вы своевременно указали на возможность сознательного искажения заключения судмедэкспертизы.

— У меня к вам тоже вопрос, Владимир Тимофеевич, — впервые за все время совещания подал голос Машеров. — Откуда у вас появились сведения о готовящемся террористическом акте на Белоярской АЭС?

— Сведений не было, Петр Миронович, — ответил Машерову. — Просто сложил два плюс два. Учения на АЭС, в это же время Ельцин уезжает из региона. И сведения о том, что он вывез свою семью из области. Считайте это паранойей, считайте чем хотите, но я просто почувствовал, что нужно проверить. И не ошибся. Не успели подъехать к командному пункту, как обнаружили связанного солдата охраны. Остановили учения в последний момент. А проверить, что в рюкзаках у местных «диверсантов» — это вполне естественно.

— Значит вот как… Вы все-таки считаете, что имел место преступный умысел? — Машеров смотрел на меня с прищуром. — Не стечение обстоятельств? Не несогласованность действий силовых структур? Не обычное наше российское раздолбайство?

Брежнев поднял перевод статьи Мастерса и стопку прикрепленных к нему фотографий, тряхнул в воздухе и бросил на стол.

— О каком раздолбайстве можно говорить после этого, Петр Миронович? Взрыва на АЭС явно ждали и были уверены, что все пройдет по плану, — вместо меня ответил Леонид Ильич и тут же обратился к Удилову:

— Сейчас организуйте инспекцию в Свердловское УКГБ. И, Вадим Николаевич, перетрясите все, с ног до головы. Я тоже съезжу в Свердловск, но торопиться не надо. Там по обстоятельствам посмотрим, когда удобнее будет. У нас еще ведь пленум на носу, — он посмотрел на Александрова-Агентова, который быстро строчил в блокноте. — Но с планами определились, продолжил Брежнев. — Замятина ко мне вызовите, — обратился Леонид Ильич к Александрову-Агентову. — Вас больше не задерживаю. Товарищи, вы можете идти и… еще раз огромная благодарность всем за хорошую работу. Особенно, вам, Владимир Тимофеевич.

Машеров первым покинул кабинет. Устинов и Рябов остались с Брежневым, обсуждая безопасность объектов атомной энергетики. Удилов с Циневым тут же направились в кабинет Рябенко — позвонить и договориться о встрече с ним. А я проводил Капитонова до выхода из здания.

— Иван Васильевич, у меня к вам будет деловое предложение, — притормозил его на крыльце.

— Все что угодно, Владимир Тимофеевич, все что вам угодно, — слегка напрягшись, залебезил Капитонов.

— Давайте пройдемся, — и я, взяв его под руку, направился к садовой аллее.

Пока шли, изложил суть просьбы. Капитонов слушал внимательно. Я ожидал возмущения, или того, что он попытается отказаться, но Иван Васильевич, к моему удивлению, повел себя как настоящий делец.

— Это я понял. Но встречный вопрос: а что взамен? — И он посмотрел мне в глаза, впервые прямым, немигающим взглядом.

Я усмехнулся, подумав: все-таки ничего не бывает зря. Любопытный Ваня Полторацкий, пока был в теле Капитонова, рассказал мне о всех «заначках» Ивана Васильевича. Сейчас эта информация была мне на руку.

— Что взамен, говорите? — я повернул к даче, рассматривая ветки деревьев, почки на которых даже не собирались раскрываться, — А взамен я забуду о шкатулке с деньгами перед зеркалом в вашей спальне, также о пачках денег, зашитых в матрас вашей кровати, и о небольшом тайнике за плиткой в ванной тоже не вспомню. Даже забуду о тех золотых украшениях, что там лежат. И о фотографиях, которые приготовлены для шантажа или самозащиты — тут уж не знаю, как повернется, но тоже забуду. При условии, конечно, что вы пойдете мне навстречу.

Проводив Капитонова до машины, подошел к своей «Волге».

— Андрей, у тебя закурить не найдется? — спросил Соколова.

Тот молча достал пачку и протянул мне. Я взял сигарету, спички. «Космос» — не здорово, но, как говорится, на безрыбье…

Курил взатяг…

Я был благодарен Андрею, что он не бросил ни одного замечания, не подколол, не стал хохмить. Неожиданно, но буду знать, что ростовский балагур способен на тактичность. Понимает, что совещание прошло сложно, и не лезет с расспросами.

На улице вроде и солнышко припекает, но сырость пробирает до костей. Всюду грязь, серая, талая. На душе ровно та же хмарь, привезенная из Свердловска. После общения с Ельциным и угарной атмосферы интриг хочется одного — забыть обо всем этом. И я забуду, но после того, как доведу дело до конца.

Совещание закончилось, не добавив ясности. В голове тягучая, вязкая каша. Самое правильное сейчас — это отложить все дела, сесть в машину и поехать домой. Сменить этот прокуренный после совещания кабинет на свежий мартовский воздух, а потом на аромат Лидочкиных пышек или пирогов, который просто сбивает с ног до того, как открываешь дверь — еще на лестничной площадке.

Первое, что я сделаю, когда приду домой — обниму Светлану. Хочется просто постоять с ней рядом, чувствуя, как уходит напряжение. И тут же затеять шумную возню с девочками, переслушать все их новости, которых наверняка накопилось очень много за время командировки.

Мне так захотелось домой, что сейчас даже ворчливое возмущение Лидочки по поводу «избразганной» обуви будет казаться душевной музыкой. Да что там говорить, я бы даже Олимпиаду Вольдемаровну, нашу «заслуженную» соседку, встреть ее сейчас, обнял бы. Хотя нет, с объятиями погорячился, но мысль о доме согрела. Пора закругляться здесь.

Я бросил окурок в урну и вернулся в здание. Быстро прошел в секретарскую — надо переговорить о вчерашнем дне, выяснить, кто здесь находился и в какое время.

В секретарской оказалось неожиданно людно. В большой комнате, где обычно слышался только шум печатных машинок, сейчас гудели голоса. Из шести столов, увенчанных пишущими машинками, три были заняты.

Галина Игоревна, солидная матрона с прической, напоминающей парики дам начала девятнадцатого века, быстро стучала пальцами по клавишам. Рядом, вполоборота к ней, стоял Виктор Суходрев, переводчик Леонида Ильича. Он держал в руках свежий номер какой-то западной газеты и негромко, но четко диктовал секретарше:

— … ввиду всего вышеизложенного у правительства Советского Союза возникают…