Их (не) порочная ассистентка. Расширенная версия - Абернати Елена - Страница 6

Ева Клубничкина

– Арис Николаевич, Клим Николаевич, Лев Николаевич и Давид Николаевич, позвольте представить, ваша новая личная ассистентка. – Выпалила на одном дыхании Лиза, указывая рукой в мою сторону, словно представляла новый, не самый удачный, но необходимый экспонат. – Ева Алексеевна Клубничкина…

Вот и настал день Х.

Тот самый момент, ради которого я не спала ночами, репетируя перед зеркалом походку, голос и это дурацкое, скромное выражение лица. Сердце колотилось где-то в горле, отчаянно пытаясь вырваться на свободу и выдать все мои тайны с головой.

Мы с Лизой замерли в приемной владельцев нашей корпорации, этого святилища власти, куда простым смертным путь был заказан.

Мы с Лизой стояли в приемной владельцев нашей корпорации.

Все тут кричало о деньгах и власти.

Огромная, просторная, залитая светом комната, обставленная просто и со вкусом.

Никакой кричащей позолоты – только дорогое дерево, холодный металл и кожа.

Длинная, как взлетная полоса, прямоугольная светлая комната. Одна ее стена целиком состояла из панорамных окон, из этих самых рефлекторных стеклопакетов с их особым зеркальным напылением.

С одной стороны – идеальный обзор на кипящий внизу город, с другой – непроницаемое для посторонних глаз зеркало. Настоящий аквариум, где рыбы наблюдают за людьми, оставаясь невидимыми.

Так что из офиса было прекрасно видно, что творилось на улице, но с улицы было невозможно разглядеть, что происходило в офисе. Хотя, заглянуть в окна нашего офиса на такой высоте и так невозможно.

Стол секретарши стоял в углу, у стены, где располагались четыре двери, ведущие в кабинет четырех генеральных директоров нашей компании. Каждая вела в личную вселенную одного из четырех генеральных директоров, четырех столпов, на которых держалась вся империя.

С противоположной стороны – еще одна стеклянная стена, из того же хитрого материала, отделяющая этот священный офис от огромного холла. Видимость односторонняя: я буду видеть всех подходящих, а они – нет. Идеальная схема для наблюдения. Моя любимая схема.

Босы промолчали.

Это молчание было густым, тяжелым, как смог.

Хотя, со стороны они сейчас напоминали Бесов, злых и неудовлетворенных, с закипевшей от спермотоксикоза крышей. Их лица были вытянуты, брови сведены к переносицам, а в глазах плескалось раздражение, смешанное с недоумением.

«То ли еще будет, мальчики, – пронеслось у меня в голове. – Главное, не спалиться самой».

Они не произнесли ни звука.

Просто ошеломленно пялились на меня, округлив глаза, будто Лиза привела не ассистентку, а пришельца с другой планеты, причем не самого симпатичного.

Надо отдать Лизе должное – она постаралась на славу.

Из вполне симпатичной девушки она создала практически эталонное чучело. Такое, на которое у нормального мужчины действительно ничто не должно было встать. Почти полноценное чучело.

Ибо перекрашивать мои роскошные каштановые локоны в какой-то мышиный цвет я категорически взбунтовалась. Согласилась лишь заплести их в две длинные, толстые и безжизненные косы, да сложить на макушке короной, беспощадно заколов невидимыми шпильками. Голова от этой конструкции ныла адски.

На нос водрузили очки с толстыми, искажающими стеклами, в уродливой роговой оправе, сквозь которые с трудом можно было разглядеть настоящий, зеленый цвет моих глаз.

В ушах – малюсенькие золотые сережки-гвоздики с капелькой-подвеской из изумруда. Единственная деталь, которая мучила меня своим изяществом среди этого ужаса.

Дополнял весь этот кошмарный ансамбль мешковатый наряд: просторные, безразмерные джинсы, намертво скрывающие мои от природы стройные и длинные ноги; тонкая, душная водолазка под самое горло, да еще и этот уродливый объемный кардиган оверсайз из грубой хлопковой пряжи, крупной вязки, в котором я тонула, как в палатке.

На ногах – простые, уродливые туфли на толстой, неуклюжей платформе, черного цвета, цвета безысходности.

И вот, я предстала перед ними в этом новом образе старой девы, которая пахнет нафталином, держит дома десять кошек и вот-вот достанет из сумочки вязание.

Увы, от трости избавиться бы не получилось. Я без нее начинала припадать на правую ногу еще сильнее, ковыляя, как раненый солдат. Проклятые последствия той самой автомобильной аварии в детстве, в которой погибли мои приемные родители.

Эта травма, как клеймо, напоминала о себе каждый день, вынуждая носить некрасивую обувь со специальной скобой-фиксатором внутри.

Именно после той аварии меня, полуживую и совершенно потерянную, и нашли бабушка с дедушкой. Они забрали меня в свою большую, шумную, до безумия любящую семью. Так я обрела не только новый дом, но и шестерых сводных братьев, которые души во мне не чаяли. Ворчали, ругались, но всегда помогали, как могли.

Именно там, в том гнезде тепла и хаоса, я и встретила их…

Арис, Клим, Лев, Давид.

Четыре кровных брата.

Друзья моих братьев. Четыре стороны света. Моя навязчивая идея, моя единственная и неразделенная любовь. И моя самая пронзительная боль.

«Ох, – в груди все застыло от страха, – только бы они не узнали в этой серой мыши назойливую младшую сестренку своих лучших друзей, ту самую девчонку, которая, будучи подростком, не давала им прохода своими восторженными взглядами и глупыми подарками».

Бабуля и дедуля, чтобы излечить меня от этой пагубной, по их мнению, страсти, с треском выдернули меня из этой реальности и отправили в закрытый пансион. Надеясь, что юношеский максимализм рано или поздно пройдет.

Но прошли годы, а ничего не прошло. Я по-прежнему сходила по ним с ума, по всем четверым одновременно, не в силах и не желая делать выбор в пользу кого-то одного. Я наивно надеялась, что бабушка и дедушка когда-нибудь поймут и примут мой выбор. Ведь приняли же они выбор моих братьев – жениться на одной девушке! И теперь обожают Лизу как родную дочь.

Я резко отмахнулась от нахлынувших воспоминаний. Сейчас не время и не место предаваться прошлому. Нужно жить настоящим, нужно играть свою роль безупречно. И верить, что возможно, у меня все же получится добиться их внимания. И они увидят во мне женщину, любимую и желанную.

Я скромно опустила глазки в пол, делая вид, что смущена их пристальным взглядом.

На самом деле, я просто боялась, что они заметят, с каким животным голодом и неприкрытой похотью я облизываю взглядом то одного, то другого.

Готовая сожрать их всех четверых здесь и сейчас, на этом самом полированном столе.

Я сдерживала дрожь, чувствуя, как от их близости грудь налилась тяжестью и набухла, а между бедер предательски увлажнилось. Соски затвердели и больно терлись о грубую ткань водолазки, а назойливая пульсация в самом низу живота нарастала с каждой секундой. Я стояла перед ними, сгорая заживо от запретной страсти и безответной любви…

И до ужаса боялась, что они почувствуют это. Узнают. Увидят во мне ту самую девчонку. И снова выгонят, да еще и станут насмехаться над моими чувствами.

«Ну уж нет! – стиснула я зубы так, что челюсти свело. – Я буду до конца бороться за свое счастье. Сделаю все, чтобы завоевать их внимание, даже если для начала придется играть грязно, пробудить в них похоть. Сыграть на мужском эго и низменном влечении. Они все равно будут моими! Рано или поздно».

– Клубничкина? – переспросил Арис, первый нарушив гнетущее молчание. Он едко выгнул свою четкую, изломанную зигзагом бровь – память о какой-то старой травме. – Лиза, ты что, шутишь? Я все понимаю, но шутка, прямо скажу, неудачная.

«А вот и нет, милый, это совсем не шутка», – прошептала я про себя.

– Это не шутка, это моя фамилия, – выдавила я своим новым, тихим и безэмоциональным голосом. Фамилия была не совсем моей, она досталась мне от настоящих родителей, и о ней мало кто знал. Мы с Лизой, представляя меня так, отчаянно надеялись, что эти четверо не в курсе.