Хозяйка старой пасеки – 3 - Шнейдер Наталья "Емелюшка" - Страница 7

Я попятилась под его взглядом – внимательным, изучающим. Попятилась прежде, чем сама поняла, что делаю.

Передо мной был не скромник, красневший при словах о ночных рубашках. Передо мной был мужчина, знавший цену крови – своей и чужой. Мужчина, знающий, чего – или кого – он хочет.

Шаг. Еще шаг, и в такт его шагам я отступала, все еще не в силах справиться с собственным телом, не в силах разорвать этот обмен взглядами. Не знаю, что было в моем, в его – слишком много всего. Вызов. Азарт охотника, наконец встретившего достойного противника. Осознание собственной власти – ведь сейчас я пятилась перед ним, как малолетка, впервые столкнувшаяся с настоящим, взрослым желанием. Желанием, что отзывалось во мне самой, растекаясь теплом между бедер. Я хотела остановиться, оттолкнуть – и обнаружила, что упираюсь поясницей в подоконник.

– А вам не впервой видеть мужчину без одежды? – улыбнулся Стрельцов уголком рта.

– Что? – Я вспыхнула. – Да как вы…

– Смею. – Его ладонь легла на мой затылок, не оставляя возможности сбежать. Большой палец погладил скулу – медленно и нежно, так нежно, что мне захотелось прикрыть глаза и отдаться этой ласке. Целиком. – Мы оба знаем, что вы не невинная барышня, какой пытаетесь казаться.

Я хватанула ртом воздух, разом растеряв все слова от возмущения… только ли возмущения? Попыталась его отпихнуть – и обнаружила, что в одной руке у меня медный кувшин. Не бить же им, в самом деле?

– Невинные барышни не бросаются на помощь с топором в руках. Невинные барышни не отчитывают прожженного купчину таким тоном, что у меня самого мороз по коже пробегал, и не ведут деловые переговоры так, что тому же купчине впору позавидовать. Невинные барышни не успевают смягчить падение с лестницы пожилой дамы и не распоряжаются хозяйством через пять минут после того, как едва не погибли сами.

На себя бы посмотрел! Но ответить я ничего не могла, потому что с каждым словом его лицо становилось все ближе и ближе.

– Вы – стальной клинок, – выдохнул он мне в губы. – И в этом есть…

Он не договорил, начал меня целовать. Жадно, требовательно, и все же не грубо. Не набрасываясь, но захватывая в плен, подчиняя. Его рука все еще лежала у меня на затылке, не давая отстраниться слишком легко, однако и не притягивая сильнее, будто он ждал моей реакции. И я не смогла не подчиниться этому безмолвному приказу, не смогла не ответить – так же жадно и требовательно. Его губы не отпускали мои, но и не усиливали напор, дразня, будто проверяя, кто сдастся первым.

Я, пропади оно все пропадом! Я сама потянулась к нему, ладонь скользнула по прохладной коже, размазывая капли воды, кончики пальцев ощутили шершавость шрама. И, будто мстя ему за свою слабость, я прихватила зубами его нижнюю губу. Он зарычал – не от боли, от удовольствия, свободная рука легла на мою талию, окончательно лишив меня возможности двигаться – впрочем, я и так не смогла бы: колени едва держали.

Зазвенел по полу медный кувшин, выпав из разжавшихся пальцев, но я отметила это лишь потому, что теперь обе мои руки были свободны. Свободны чувствовать, как перекатываются мышцы под кожей, шершавый край полотенца, охватывающий его бедра. Вдыхать запах мыла и свежести. Его рука скользнула с моего затылка вдоль шеи, погладила ключицу – и я задрожала.

Невинные барышни так не целуются, чтоб их! И он наверняка это знает. Но как сопротивляться этому пламени, будто обжигающему каждую клеточку?

Словно отвечая на мою мысль, он шепнул мне в губы:

– И мы оба знаем, чего хотим, верно?

Дыхание щекотало кожу, глаза были слишком близко, затягивая в черноту зрачка, будто в омут.

– Я… не… – выдохнула я, сама не понимая, что хочу сказать.

Он улыбнулся и отступил. Я застыла, тяжело дыша: сердце колотилось где-то в горле.

Полотенце распустилось, скользнув вниз, и это оказалось последней каплей.

Едва не обдирая поясницу об подоконник, я вывернулась и рванула к двери. Захлопнула ее за собой, прижавшись спиной к створке. Колени дрожали.

– Глаша, что с тобой? – ахнула Варенька, отвлекшись от бумаг, покрывавших стол. – Тебе плохо?

– Голова кружится, – выдохнула я. Лучший способ соврать – сказать полуправду. – Чуть не упала.

– Ой, да, после такого денька! – Она подскочила ко мне, обняв за плечи, повлекла к креслу. – Посиди. Я принесу нюхательные…

– Не надо.

Так и подмывало распахнуть дверь, да так, чтобы шарахнуть Стрельцова по лбу. Наверняка ведь подслушивает и хихикает, зараза!

Или нет?

– Не надо солей. Я сейчас отдышусь.

– Да, пожалуй. Ты не бледная, щеки вон как горят. – Она потрогала ладошкой мой лоб. – Глаша, да у тебя жар! Ты простыла!

Мне захотелось провалиться сквозь землю.

– Нет. Это просто… Сейчас. Приду в себя.

И не буду думать о том, какая муха укусила Стрельцова. Ладно бы граната ему по голове засветила, от чугунной чушки по черепу у кого угодно мозги набекрень поедут.

И какая муха укусила меня! Я же не девчонка, теряющая голову от одного поцелуя!

– Марье Алексеевне нужна горячая вода, – опомнилась я.

– Я думала, вы с ней вместе вымоетесь в твоей уборной, как я, – удивилась Варенька. – А ты почему до сих пор в таком виде?

– Помогала Марье Алексеевне. – Хоть в чем-то можно не сочинять. – Ей нехорошо. После того падения ей досталось сильнее, чем казалось. Нужно принести ей воды и помочь освежиться, пока не приехал доктор.

Графиня всплеснула руками и – о счастье! – переключилась на новый объект заботы.

– Бедная! Конечно, в ее летах… Так… – В ее голосе появились очень знакомые интонации. Настолько знакомые, что я, кажется, слышу их регулярно, но чьи? – Глаша, тебе тоже нужно прийти в себя и отдохнуть. Пойдем. Я возьму воду и помогу Марье Алексеевне, а ты пока вымоешься и переоденешься.

Где она могла нахвататься этого учительского тона? У гувернантки? Но раньше не…

– Пойдем, – повторила она, подхватывая меня под локоть.

До меня наконец дошло. Меня. Меня она сейчас копировала – ту взрослую и разумную тетку, которой я была когда-то. Которой должна была быть и сейчас, но… Чертова биохимия!

– Где кувшин? – спросила Варенька.

– Он… – Я огляделась.

Он остался в комнате у Стрельцова. Сейчас она вломится к кузену, обнаружит его без штанов и все поймет…

Вот только мне совершенно не пристало чувствовать себя старшеклассницей, которую мама застала в постели с мальчиком.

Тем более что до постели не дошло.

И не дойдет. Не дойдет, я сказала!

Я закрыла глаза. Вдох. Пауза. Выдох. Почувствовать, как мои ноги опираются о пол. Руку Вареньки на своем локте. Подвязка чулка жмет под коленом: затянула чересчур туго.

– Глаша?

– Я его уронила. – Я сказала это чуть громче, чем следовало. Стрельцов не дурак – поймет.

А если он все же захочет меня подставить – я с этим ничего не смогу поделать. Хотя вряд ли. Он же так заботится о целомудрии кузины. Что подумает невинная барышня – я едва удержала нервный смешок, – обнаружив, что хозяйка дома вылетела от ее полуодетого кузена, раскрасневшись и едва переводя дух.

– Споткнулась на ровном месте и уронила, когда проходила через комнату Кирилла Аркадьевича.

– Так вот что это был за грохот! Я думала, Кир, как всегда, задумался и что-то уронил.

– Ну да. Мне так неловко… что я просто сбежала. Я порой бываю такой бестолковой!

Варенька покачала головой.

– Это от усталости. Тебе действительно нужно отдохнуть. Я пойду и заберу кувшин. А ты – марш в уборную. И не спорь!

– Кузина права, – сказал Стрельцов, появляясь в дверях. – Вам непременно нужно отдохнуть.

Как, как он умудрился за пару минут полностью одеться и выглядеть безукоризненно? Их там в армии тоже муштровали с горящей спичкой? Так спички еще не изобрели…

Что за бред в голову лезет?

Он смотрел на меня, будто проверяя, как я отреагирую на его появление.

– Какая досадная неловкость, – продолжал он. – Жаль, я не успел… удержать вас.