Убийство в подарок - Дюкесс Карен - Страница 3

– Почему мать решила, что я соглашусь? – спрашиваю я Девору.

– Повторяю: я астролог, а не телепат.

– Но почему именно я? С чего вдруг маме взбрела в голову нелепая идея поездки в Англию на пару со мной?

– Понятия не имею, – говорит Девора. – Видимо, это еще одна загадка, которую тебе предстоит разгадать.

Сейчас 9:50 утра, десять минут до открытия оптики, и я перечитала электронное письмо три раза. Кто эта Жермен с непроизносимой фамилией? И почему она полагает, что я хочу лететь в Британию расследовать фальшивое преступление? Ничего не имею против английских деревенских детективов; я часами поглощаю их на канале «Бритбокс» вместе с мистером Гроубергом. Мы устраиваем просмотр только по вечерам или в дождливые дни, всегда с чаем и имбирным печеньем, хотя обычно я не пью чай. Чаще всего мистер Гроуберг вычисляет преступника задолго до того, как у меня появляется хоть малейшее подозрение, кто это. Мать обычно поднимала меня на смех: охота смотреть, как «зачуханные людишки расследуют преступления в плохую погоду, даже не отвлекаясь на секс», – не понимая, что мне нравятся не столько сами детективы, сколько возможность провести время с мистером Гроубергом. Неужели она и правда думала, будто меня увлечет такое путешествие?

Я кладу голову на стол и не поднимаю ее, даже когда над дверью бренчат старинные колокольчики и внутрь врывается порыв морозного воздуха. По запаху пачулей я понимаю, что это Ким. Из ее беспроводных наушников доносится жестяной дребезг электронной танцевальной музыки.

– Все хорошо? – кричит Ким.

Я поднимаю голову.

– Ради бога, Ким, не надо так орать. – Я киваю на экран компьютера: – Мне прислали ответ.

Ким выдергивает из ушей наушники и снимает вязаную шапочку, лавина длинных светлых локонов падает ей на спину. Раскручивая шарф, подруга через мое плечо читает письмо.

– Коттедж «Глициния» звучит мило, – говорит она.

– Разве глициния – не сорняк?

Я подхожу к двери, поднимаю жалюзи, переворачиваю табличку надписью «Мы открыты» наружу. На улице все еще идет снег, пухлые снежинки, медленно кувыркаясь в воздухе, падают на землю. Снегоуборщик уже проехал, но дорога снова побелела. Витрины лавок на противоположной стороне выглядят теплыми и приветливыми. Это мои любимые дни: холодные, приглушенные, чистые дни в городе, где я живу с рождения и откуда мать сбежала без оглядки.

«Почему ты все еще торчишь там?» – с недоумением спросила она меня, когда мы разговаривали в последний раз, примерно за месяц до ее смерти.

Она и не собиралась оседать в Буффало. В двадцать лет она покинула дом в Индиане и отправилась искать приключений в большом городе. Буффало должен был стать перевалочным пунктом, где она собиралась переночевать у подруги в университетском общежитии. Но дальше по коридору в том самом общежитии обитал Бен Литтл, бородатый учтивый староста этажа. Он учился на последнем курсе, специализировался по лингвистике, писал стихи без знаков препинания и играл на классической гитаре на лестнице, где была хорошая акустика. В течение нескольких дней моя мать обосновалась в одиночной комнате Бена. Когда через месяц он выпустился, молодая пара переехала в жилой гараж. Мама начала работать в кофейне, а Бен готовился преподавать английский язык в старших классах. Меньше чем через год мать забеременела мной.

Может, для нее Буффало и был сплошным бедствием, но для меня он стал источником всевозможных благ. Здесь правили любовь и стабильность. Здесь жила моя обожаемая бабушка с папиной стороны Райя, взявшая меня на воспитание, когда мать уехала. Бабушка каждую неделю водила меня в публичную библиотеку, посещала родительские собрания в школе, вычесывала колтуны из моих безнадежно густых волос, перенесла мое короткое увлечение игрой на гобое. Научила меня печь халу, мастерить солнечные часы, клеить обои, ловить и отпускать большеротых окуней. Она рассказывала мне об отце, который раньше читал мне каждые утро и вечер ту же книгу, что она читала ему в детстве.

– Неделя вдали от дома – может, именно это тебе и нужно, – говорит Ким, когда я возвращаюсь за свой стол.

– Кто сказал, будто мне что‐то нужно? – ворчу я.

Вопрос очевидно риторический. После возвращения из Флориды я сорвалась с катушек. На прошлой неделе одна клиентка пришла с очаровательным маленьким шнуделем, представителем одной из новомодных гипоаллергенных пород, а я рявкнула «никаких собак» и прогнала их, хотя животных люблю и держу упаковку собачьих галет в ящике стола. Вчера я убедила чрезвычайно милую даму выбрать оправу для очков, из-за которой глаза у нее стали как бусины, а нос как у Граучо Маркса. К счастью, я одумалась еще до того, как был оформлен заказ, и предложила покупательнице другую оправу, которая больше ей шла.

По мнению Ким, я прохожу через некое «скорбное чистилище», потому что так называемые похороны матери не принесли должного облегчения. Она не понимает, что у меня нет необходимости скорбеть. Я уже привыкла к тому, что мать все время покидает меня.

– Ты уже год не была в отпуске, – замечает Ким. – Длинные выходные с присмотром за кошками в Лейк-Джордже не в счет. К тому же поездка оплачена.

Звякают колокольчики, и входит покупатель, весьма вовремя прерывая наш разговор. Но целый день, подбирая очки, подгоняя оправы и обтачивая линзы, я невольно думаю о том, что мама заплатила этой Жермен как-ее-там. Не получить то, за что заплатил, – все равно что выбросить деньги на ветер, отчего у меня по коже ползут мурашки. Но поездка в английскую деревню? Ей явно не место в моем списке обязательных впечатлений. После колледжа я ездила с подругой в Грецию. Все там было упоительно: погода, бирюзовое море, оливки и фета, студент-медик по имени Грегори на каникулах. Британская сельская глубинка кажется полной противоположностью. Если Греция ассоциируется с парео, сексуальным узлом завязанным на талии, то Англия – с прочными ботинками на резиновом ходу. Нет ничего соблазнительного в том, чтобы сидеть перед огнем в компании старых кумушек, вышивать крестиком и спорить, кто убийца – полковник с битой на поле для крикета или викарий с подсвечником в трапезной.

После работы я приношу мистеру Гроубергу нутовую похлебку и рассказываю про письмо и частичный возврат денег. Сосед так очарован идеей поездки, что я предлагаю ему прокатиться вместо меня.

– А когда раскроете преступление, мы разделим славу.

– Обещано вознаграждение? – уточняет он.