Частица тьмы - Терри Тери - Страница 3

— Сейчас уже более двухсот — двести девять, — подходя ближе, говорит она мягким, мелодичным голосом. — Со времени твоего последнего визита, Ксандер, к нам присоединились еще несколько человек. «Добро пожаловать», — мысленно добавляет она всем нам. Значит, тоже выжившая.

Длинные черные волосы струятся по спине, а такой яркой ауры я еще ни у кого не видела, не считая, быть может, Беатрис: она пульсирует и сияет. На женщине белая туника и черные леггинсы, на шее подвеска со знаком Мультиверсума, на лице широкая улыбка, предназначенная Ксандеру, и только ему.

— Септа, — тепло отзывается Ксандер и, наклонившись, целует ее в щеку. Между ними происходит быстрый и скрытый от остальных обмен мыслями.

— Это Септа. Она староста коммуны. — Он поворачивается к нам и представляет Елену и Беатрис, после чего следует драматическая пауза: Септа смотрит на меня, гадает, кто я такая.

Ксандер кладет руку мне на плечо.

— А это Шэй. Моя дочь.

Удивлению Септы нет предела.

— Твоя дочь? — Она переводит взгляд с меня на Ксандера, потом снова на меня, в глазах вопрос. Еще один быстрый, безмолвный диалог между ними.

Женщина поворачивается ко мне и широко улыбается.

— Добро пожаловать, Шэй. — Она наклоняется, чтобы поцеловать теперь и меня. Сияние ее ауры чистое, она приятно пахнет, и от этого я чувствую себя грязной крысой, которая провела ночь в мусорном баке. Кровь, смерть и страдания пропитали меня насквозь.

— Идемте, — говорит Септа. — Я приготовила гостевой домик для вас троих, хотя Ксандер и не говорил, кто приедет! — Она смеется.

— Люблю держать любопытных вроде тебя в напряженном ожидании, — отзывается он, но смотрит при этом на меня. Уж не мне ли предназначался этот комментарий?

Ксандер берет Септу под руку, и они вдвоем ведут нас к одному из домиков. Нас троих, Елену, Беатрис и меня, оставляют у двери, сообщив, что сегодня мы можем отдыхать, а вечером, на закате, будет ужин и собрание. После чего уходят — рука об руку.

Дом обставлен просто, и он такой чистый и белый, что я боюсь к чему-либо прикасаться. На низком столике ждет еда. В доме три маленьких спальни и — я облегченно вздыхаю — ванная. Спрашиваю, будет ли кто-то возражать, если я пойду первая, но Елена лишь качает головой и подталкивает меня к ванной.

Шагнув внутрь, я закрываю дверь. Задвижки нет, а мне хотелось бы запереться, хотя я и не ощущаю никакой опасности или угрозы моему уединению. Кроме того, там Елена и Беатрис, и если кто-то придет, они дадут мне знать.

Довольствуюсь тем, что оставляю перед дверью вешалку для полотенец.

Сняв с себя одежду, я отпихиваю ее ногой в угол ванной, в надежде, что мне будет во что переодеться, когда закончу. К своей не хочу даже прикасаться — все грязное, на всем, как и на мне самой, пятно прожитого дня. Дня, не думать о котором я больше не могу.

Спайк. Он толкнул меня на землю, а сам подставился под пулю. Спас меня и погиб. Спайк, мой друг, умер. Я пытаюсь стереть кровь со своей кожи, но она все равно остается. Я могу смыть то, что видно глазу, но чувство вины не смыть ничем. А ведь были еще и солдаты, которых я убила мысленной атакой, их так много — их кровь не попала на меня, но я все равно чувствую ее на себе, как клеймо.

Вода горячая, и я беру старомодный кусок мыла и тру, тру кожу докрасна. А потом опускаюсь на пол под струями воды и притягиваю колени к груди. Кладу голову на колени.

Так много смертей. Вспоминаю Дженну, которая защитила меня — ее прохладная тьма накрыла нас с Чемберленом и спасла от бомбы, но она погибла. Я до сих пор не могу поверить, что ее больше нет.

Столько испытаний за один день, что это просто невозможно было вынести.

Но потом появился Кай, и я поняла, что смогу справиться с чем угодно, если он рядом. Эти губы, которые Кай целовал. Эти ладони — он держал их в своих. Эти руки — они обнимали его так крепко, а теперь я могу обнимать ими только себя. Горячая вода стекает по спине, по голове, но я все равно дрожу.

Наступит вечер, и мне придется пойти на это собрание, каким бы оно ни было. Потом настанет завтра. Я буду сильной. Я завоюю доверие Ксандера, найду Келли, найду способ вызволить отсюда нас обеих.

Но не сейчас. Сейчас я разрешаю себе выплакаться. Я плачу по Спайку — я могла бы спасти его, но не спасла. Я не хотела убивать, чтобы помочь нам бежать, и что же произошло? Новые смерти. Я плачу по Дженне, которая выдавала себя за Келли — она спасла мою жизнь, мою и Чемберлена, и теперь нет и ее.

И сильнее всего я плачу по Каю, оплакиваю свои пустые объятия — сейчас, и завтра, и послезавтра; дни простираются передо мной бесконечным одиночеством, и я должна смириться с тем, что это, возможно, навсегда. Даже если я найду его сестру, простит ли он меня за все то, что я утаила от него?

Потом, когда-нибудь, я отыщу в себе искру надежды — обязательно отыщу, потому что иначе не смогу дальше жить. Но сейчас я — одно сплошное отчаяние.

Маленькая квадратная комната, темная, без окон.

Нет, только не это, только не снова, я этого не вынесу.

Я силюсь освободиться от ремней, которыми крепко привязана к стулу, хоть и понимаю, что это бесполезно, но ничего не могу с собой поделать. Никто не поможет.

Одна стена начинает мерцать.

Бисерины пота проступают на лбу.

Я знаю, что это сон, что все происходит не на самом деле, и мне следовало бы изменить происходящее, как пытается научить меня Септа, — ведь мое подсознание под контролем?

Пламя вырывается из стены.

Я представляю распахивающуюся дверь — пожарные, пожарные шланги. Система пожаротушения таинственным образом включается и в самый критический момент проливается с потолка обильным дождем.

Но как бы я ни старалась, ничего не выходит.

Я горю, тело мое горит, я пронзительно кричу…

КРИЧУ!

Нет ни помощи, ни выхода, ни спасения… Что я кричу?

«ПРОСНИСЬ».

Команда звучит у меня в голове. Я открываю глаза, и паутина кошмара, сквозь которую я продиралась, наконец рассеивается.

Я сажусь в кровати, сбрасываю с себя ощущение тревоги. Хмурюсь. Было что-то неприятное, даже ужасное. Что же?

«Лара, подойди ко мне», — это Септа, и ее мысли этим утром окрашивает не просто обычное нетерпение; в них присутствует какое-то предвкушение или возбуждение.

Я поднимаюсь, открываю занавески. Ночная гроза прошла, мир, новый, умытый дождем, сверкает в ярких лучах утреннего солнца.

И еще кое-что новое: на поле внизу приземлился самолет.

«Шэй, с тобой все в порядке?» — это Елена за дверью моей спальни.

«Просто болит готова. Через минуту выйду». У меня и вправду болит голова, но эта тупая тяжесть, скорее, оттого, что я слишком много плакала, чем по какой-то иной причине. Если бы только весь мир оставил меня в покое, я бы навсегда осталась в постели и даже не пошевелилась.

Чемберлен касается моей щеки лапой, и я открываю глаза. Он трется головой о мой подбородок.

Ну, может, не навсегда. Протягиваю руку, чтобы погладить его.

«Я могу что-нибудь сделать?» — внимание Елены трогает меня, но иногда чья-то забота — совсем не то, что нужно. Это все равно, что получить разрешение оставаться в постели и плакать в подушку целую вечность. Мама всегда знала, когда надо обнять, а когда подтолкнуть. Тоска по ней вновь накатывает на меня. Как раз сейчас мне нужен пинок.

«Шэй?» — снова Елена.

«Нет, ты ничего не можешь сделать, со мной все хорошо», — отвечаю я.

Заставляю себя сесть, и головная боль усиливается. Сжимаю виски ладонями. А готова ли я? Мне нужна ясная голова. Ксандера обмануть нелегко: нельзя позволить ему увидеть, что единственная причина, по которой я здесь, — это поиски Келли и ее возвращение домой. Я должна заставить его доверять мне.