Бездарь и домовой (СИ) - Сорокин Дмитрий - Страница 23

— Хочешь похудеть — спроси меня, как — пробормотал я привязавшуюся не самую смешную в мире шутку, и, вытянув руки перед собой, величественно изрёк:

— Восстаньте!

И ничего не произошло. Дубровский смотрел на меня с интересом, и становилось неловко. Тогда я прочел хорошо зарекомендовавший себя фрагмент из Прокоповича, после чего начал себя ощущать натуральной бездарностью на театральных подмостках: опять ничего. «Спеть, что ли?» — подумал я рассеянно, а потом махнул рукой, взял, да и пропел:

— Вставай, проклятьем заклеймённый!

Эффект превзошёл самые смелые ожидания. Послышался слитный шорох разгребаемой земли — отнюдь не рыхлой, судя по датам на надгробиях. И три-четыре минуты спустя на меня преданно пялились глазницами штук десять скелетов, на ходу обрастая какой-то иллюзорной ветхой плотью.

— Класс, — оценил Владимир недрогнувшим голосом. — Что дальше делать будешь? Насколько я помню азы, поднятым мертвецам, прежде чем отправить их обратно либо развеять, нужно что-то поручить. А то они и обидеться могут.

— Хозяин, у нас проблемы, — не менее невозмутимо сообщил, проявляясь, Нафаня.

— Милиция? — спросил я его.

— Нет, старый знакомый гоблин из поместья вашего батюшки.

— Попробуй его нейтрализовать. Если мне придется срочно уходить, встречаемся… Ээээ… Володя, дай ориентир?

— Вводная, запоминай. Район Бушма, черный фургон с белой дланью. Ребята у нас недавно, но отбоя от клиентов нет, так что, надеюсь, ориентир стабильный. Это, если из ворот, направо, по улице до конца, налево, через квартал направо и опять до конца. Версты две-три.

— Принято. Хозяин, эликсир — во внутреннем кармане куртки, — и Нафаня снова исчез, а я нащупал маленький пузырек. Предусмотрительный всё-таки друг мне достался!

Командирским взором оглядел группу вполне сформировавшихся страховидных мертвецов.

— Слушай мою команду! Напра-во! По аллее вокруг кладбищенского участка, с обязательным возвращением ко мне на это самое место, бего-ом… марш!

Десяток зомбарей молча развернулся направо и бодро потрусил по кладбищенской дорожке.

— А что дальше, ты подумал? — поинтересовался Дубровский.

— Вернутся — прикажу зарыться обратно, — пожал я плечами. — Я и рад бы направить их на какие-то великие свершения, но чую, что мне ни сил, ни умения пока не хватит.

— Это потому, что ты пока пустоцвет, к тому же, необученный. И, учитывая, что штаны ты уже держишь руками, остается молиться, чтобы хватило ресурсов тела отдать им приказ зарыться. Давай-ка пробьем пока новую дырку на ремне, — предложил он, доставая нож.

На самом деле, в голове моей в этот момент происходила бурная праздничная феерия. Успешный и первый осознанный подъем наполнил меня совершенно щенячьей радостью. Хотелось во главе отряда зомбаков мчаться по улицам Калуги, обрывая цветы с клумб. Потом найти каких-нибудь байкеров, набить им морды, отобрать мотоциклы и рвануть под Алексин на поиски Наташи…

Вдалеке завыла сирена, и этот звук помог мне справиться с гормональной бурей.

— Возможно, это по нашу душу — тут же камеры кругом, в том числе и на кладбище, — прокомментировал Дубровский. — Попробуй мысленно пожелать, чтобы твоя команда возвращалась побыстрее — вдруг сработает?

Судя по тому, что мне очень захотелось немедленно присесть на травку, сработало. И да, через минуту мои спортсмены в полном составе вернулись.

— Благодарю за службу! Теперь всем разойтись по могилам, зарыться и бездействовать в ожидании приказаний, — изрек я куда менее зычным голосом, чем хотелось бы, но постарался сопроводить приказ ментальным посылом.

Снова зашуршала земля. А в моих глазах всё плыло и переливалось оттенками красного.

— Однако, уходим, — озабоченно произнес Володя, подставляя мне плечо.

— Стоп. Эликсир, — я попытался залезть за ним в карман, но не смог поднять руку.

Дубровский кивнул, достал пузырек, вытащил пробку и влил эликсир мне в рот. Пустой пузырек с крышкой сыщик убрал в карман.

Прошло всего несколько секунд, но кровавая дымка в глазах рассеялась, я почувствовал прилив сил.

— Если не ошибаюсь в природе этого снадобья, часов через пять свалишься, как убитый, — пообещал Дубровский. — Но пока будем поспешать, хоть и не торопясь. Бегущий или даже стремительно идущий человек в нашей ситуации неизбежно привлечет ненужное внимание. Вперёд.

И мы вальяжно пошли к выходу с кладбища, читая вслух по очереди совершенно не подходящие к ситуации стихи Есенина, Пушкина и Цветаевой, будь она неладна. Нафаня догнал нас у ворот, невидимо скользнув мне на плечо.

— Удачно? — спросил я.

— О, да, — ответил домовой. — Причем, дважды удачно!

Гоблин Ерема, отсидев в погребе и получив заслуженных розог, всё же вновь был введен в оборот. И вот в воскресный день, выполнив в Калуге несколько мелких поручений Родиона Гордеевича, он решил вознаградить себя разом и за страдания, и за труды — а именно выпить. Как хорошо известно каждому, желающему выпить в густонаселенном городе, лучшее место для этого дела — кладбище: публики мало, и та вся, как правило, спокойная. Поэтому, взяв чекушку и моченое яблоко, Ерема неспеша удалился на Пятницкое, где отыскал уголок потише и приступил к награждению себя, любимого.

Но что-то пошло не так. Во-первых, водка оказалась скверной, и выпилась плохо. Во-вторых, едва Ерема прокашлялся, из-за поворота с дробным топотом на него выбежал отряд живых мертвецов. Грубо столкнув гоблина с дороги, они умчались дальше — ну, и на том спасибо, хоть не сожрали. Но самый ужас случился, когда раздосадованный бедолага, оплакивая разбитую, пусть и дрянную, но такую свою чекушку, выполз на дорогу и поднял голову. Прямо на него, укоризненно качая слоновьей башкой, надвигался проклятый Чандрагупта, приговаривая «Эх, Ерёма, Ерёма!».

Гоблин взвыл и помчался, не разбирая дороги, и бежал, казалось, целую вечность. Какое-то время, вроде, за ним гналась полиция, причем, даже на машинах, но ужас придал бедняге вовсе уж легендарную прыть. Пришел в себя он возле черного фургона с нарисованной белой ладонью, и в одной руке у него была шаурма, а в другой — стаканчик с кофе, а сам Ерёма повторял за незнакомым прежде троллем слова:

— Моя жизнь принадлежит Орде!

— Так-то, брат, я тебя поздравляю, — сказал тролль. — Из Орды выдачи нет, не достанет здесь тебя никакой Чандрагупта! И даже полиция!

Едва Нафаня успел гордо поведать о том, что охреневший от страха гоблин утащил за собой полицию (да-да, в сервитуте, оказывается, именно что полиция), явившуюся пресечь кладбищенские безобразия, как индейка-судьба продемонстрировала нам, что расслабляться нельзя вообще никогда. Потому что всего в одном квартале от кладбища мы нос к носу столкнулись с тарусским краеведом господином Никаноровым, которому, как я прекрасно помнил, полагалось в это самое время продолжать сидеть за решёткой в темнице сырой на территории ведомства капитана Копейкина.

— Ба, — удивился я. — Господин Никаноров! Какая встреча!

Глаза краеведа стали едва ли не шире очков, он побледнел, выдохнул приглушённое «ять!», после чего развернулся и бросился наутёк. Мы, разумеется, за ним: я, скорее, рефлекторно, потому что, если кто-то при виде тебя бледнеет и пытается смыться, значит, этому кому-то точно есть, что тебе рассказать. А вот Володя, как выяснилось чуть позже, даже имел предмет для разговора с беглецом.

Гонка вышла недолгой: я под эликсиром-стимулятором, Дубровский — сам по себе бодрый молодой лось в прекрасной форме, так что главной моей заботой в те две минуты, что мы загоняли загадочного интеллигента, было удержать на месте всё ещё спадающие штаны.

Забежав в арку, Никаноров обнаружил, что оказался во дворе-колодце с единственным входом-выходом, и загрустил. Он прижался спиной к стене, окинул нас тоскливым взглядом и, тяжело дыша, предупредил: