Призраки Гарварда - Серрителла Франческа - Страница 55

– Мам, ты плачешь? – Кади хотела услышать подобное признание, но теперь, приправленное сдавленными рыданиями матери в трубке, оно не принесло облегчения.

– Я люблю тебя, ты ведь знаешь? – выдавила мама.

– Знаю. Я тоже тебя люблю. Пожалуйста, не плачь. Со мной на самом деле все хорошо. Я очень хочу тебя увидеть.

Они попрощались, и Кади нажала отбой. Вся надежда и радость от предстоящей встречи с матерью мгновенно испарились, на их место пришли сожаление и страх. Кади только что вынудила скорбящую, ранимую мать вернуться на место самоубийства сына, причем одну. Кади затошнило от перспективы воочию видеть боль, которую она причиняла матери. Просто потому, что ее обуревало нездоровое желание повторить последние шаги Эрика. Но даже это не давало ей права принуждать родителей переживать все вместе с ней.

Кади снова посмотрела на тетрадь на коленях, на расшифрованные цифры.

Только если все эти шаги не приведут к ответам.

В дверь их общей комнаты постучались. Кади подождала, может, кто-то другой откроет? Она была уверена, что Андреа дома. Кади уступила ей гостиную для занятий в знак раскаянья. Но стук повторился. Кади поднялась из-за стола и пошла открывать. В коридоре оказался молодой человек с густой каштановой челкой, закрывающей лоб, одетый в светло-голубую рубашку поло и брюки цвета хаки. В руках он держал несколько пластиковых пакетов. Симпатичный, слегка запыхавшийся парень.

– У меня доставка для…. – он глянул на клочок бумаги, – Каденс Арчер. Китайская еда из «Конга», еще горячая.

– Я не заказывала китайскую еду.

– Меня зовут Зак, – парень улыбнулся. – Я второкурсник и пытаюсь попасть в «Феникс». Так что, в своем роде, вынужден делать все, что мне говорят. Сегодня Никос велел принести тебе еду.

Зак сунул ей три пакета.

– Это все мне?

– Он велел взять все вегетарианские блюда в меню.

– Господи, – Кади прикрыла улыбку рукой.

– Скажешь ему, что все горячее? Это в условиях. Я сюда бежал.

Кади пообещала, поблагодарив. Она поставила пакеты на кофейный столик и открыла первый, выпуская восхитительный аромат карри, соуса из черных бобов и лапши ло мейн. У Кади даже потекли слюнки. Но вдруг ее осенило.

Она постучала в дверь спальни Андреа.

– Да? – донесся оттуда тихий голос.

– Привет, я только хотела спросить, вдруг ты голодная.

Андреа приоткрыла дверь:

– А у тебя есть еда?

– Китайская. И у меня ее столько, что хватит на трех таких, как мы. Пожалуйста, присоединяйся.

Андреа, одетая в пурпурный халат, вышла в общую комнату и осторожно изучила содержимое пакетов.

– Ты уверена? – спросила она, уже доставая коробки и палочки.

Вдвоем они расставили тарелки, Андреа уселась на футон.

– Ну, мне нужно дописать реферат. Удачно позаниматься. – Кади с едой вернулась в комнату.

– Можешь поработать тут со мной, – отозвалась Андреа, и Кади оглянулась. – Тут больше места, и приятно, когда есть компания такого же полуночника.

Кади облегченно выдохнула и улыбнулась:

– Хорошо. Тогда я возьму ноутбук.

Только насладившись первым нормальным разговором с Андреа после фиаско с днем рождения и разделив горячие луковые блинчики, потому что холодные они становились несъедобными, Кади написала Никосу:

Ответ звякнул секундой позже:

Кади набрала ответ, помедлив перед отправкой.

Кади откинулась назад, прижимая телефон к груди, неспособная сдержать улыбку. Андреа простила или близка к тому, Никос балует. Это было самое большое облегчение за неделю, как раз нужный позитивный толчок, чтобы справиться с работой.

Кади только начала писать второй параграф, как пришло еще одно сообщение:

На следующий день смертельно уставшая Кади сидела в кресле двести седьмой аудитории Севера, ожидая начала семинара профессора Хайнса. Глаза резало от недосыпа, а желудок сводило от переизбытка глутамата натрия и кофеина.

Группа расположилась вокруг большого стола, прямо напротив Кади сидел Алекс. Он выглядел красивым и полным сил, а она придерживалась обеими руками за стол, чтобы сидеть прямо. И все же благодаря чуду перед ней лежала стопка листов законченной работы, хотя о качестве оной приходилось только догадываться. Кади работала всю ночь, доделывая реферат практически в невменяемом состоянии, и проснулась лицом в стол. Нажать кнопку «Печать» – вот и вся проверка, на которую ее хватило этим утром.

Хайнс стремительно вошел в аудиторию, полы пиджака развевались вокруг худощавой фигуры. Не здороваясь, профессор занял место во главе стола и хлопнул в ладоши:

– Рефераты. Хочу видеть рефераты. Сюда их.

Зашуршали белые листы, группа передала ему работы. Кади с радостью избавилась от своей. Профессор Хайнс бормотал благодарности, собирая бумаги. Он стукнул стопкой по столу, выравнивая, и вдруг взвизгнул. Мгновение Хайнс сосредоточенно рассматривал указательный палец, потом сунул его в рот. Потом профессор осознал, что на него смотрит вся группа – а палец-то все еще во рту.

– Больно! – пожаловался он.

Кто-то из студентов засмеялся. Кади его ненавидела.

– Тот, о чью работу я порезался, получит на балл меньше!

И снова подобострастные лицемерные смешки от студентов. Теперь Кади ненавидела их.

– Итак, кто хочет начать обсуждение сегодняшнего домашнего чтения?

В аудитории воцарилась тишина.

– Так, – Хайнс скрестил руки. – Я знаю, что на сегодня задан реферат, но было еще и чтение, поэма. Всего одна, вполне простая. Здесь, в Гарварде, приходится делать сразу несколько дел одновременно. Так что давайте, открывайте свои Нортоны.

Кади не читала к сегодняшнему занятию никакой поэмы, она даже не знала, какая именно задана. Пока студенты вытаскивали увесистые томики «Антологии поэзии», Кади украдкой покосилась на номер страницы парня рядом с собой. Заторопившись, она чуть не порвала тончайшие листы книги.

– Страница тринадцать – сорок четыре, для потерянных, – продолжал профессор Хайнс. – Здесь мы встречаем еще одного выпускника Гарварда, Томаса Стернза Элиота. Выпуск тысяча девятьсот десятого года. Он написал «Песнь о любви Альфреда Пруфрока» в нежном возрасте двадцати двух лет, всего через год после окончания университета. Никаких камней в огород начинающих поэтов в аудитории. У вас еще четыре года, чтобы наверстать упущенное.

На сей раз смеялся только Хайнс.

– Сегодня мы обсудим самую знаменитую поэму Элиота – «Бесплодная земля». Некоторые, возможно, читали ее в старших классах, хотя сомневаюсь, что многие были готовы понять ее тогда. Некоторые, вероятно, не готовы понять и сейчас, это серьезное произведение искусства, но мы будем разбираться в нем вместе.

Он прокашлялся и обратился к Кади по любимому прозвищу:

– Девушка, Которая Опоздала. Почему бы вам не начать нашу дискуссию? Со вступления.

У Кади пересохло во рту. По крайней мере, она нашла нужную страницу, вот только даже первая строка оказалась совершенно не поддающейся расшифровке.

– Это латынь, если что, – произнес голос Роберта. – Ох, как же я люблю Элиота! Не волнуйся, я прочитаю.

Роберт принялся медленно вслух читать для нее, Кади оставалось только повторять за ним, превратившись в рупор его голоса:

– А я собственными глазами видел Кумскую Сивиллу, сидящую в бутылке, – и когда мальчишки кричали ей: «Чего ты хочешь, Сивилла?», она отвечала: «Хочу умереть»[13].