Призраки Гарварда - Серрителла Франческа - Страница 43

Голос Ранджу прозвучал из-под шарфа приглушенно:

– Лады, встретимся в Анненберге.

Кади проследила, как она ушла, потом снова нахмурилась, глядя в экран. Разумеется, она была у Эрика в друзьях на Фейсбуке. Прошлым летом она связывалась с техподдержкой с просьбой сделать его страницу «мемориальной», чтобы ее не могли взломать; Кади сама стала ее новой владелицей. Она быстро набрала имя брата в поле поиска и первыми двумя результатами увидела двух Эриков Арчеров с одинаковыми аватарами. Первый привел к «Странице памяти Эрика Арчера», знакомую, старую страницу Эрика, к которой Кади имела полный доступ. Вторым, которого случайно тэгнула Патти, наверняка был самозванец.

Кади предполагала, что Эрик вполне мог завести дубль сам – из-за паранойи он часто подозревал взлом различных аккаунтов и устройств, – но в последний год по большей части забросил соцсети. Если он перестал доверять Фейсбуку, то вряд ли стал бы регистрировать второй аккаунт – и уж точно не стал бы использовать настоящее имя и фото. Кади присмотрелась ко второй странице повнимательнее, по крайней мере к тем областям, которые ей были доступны, пока она не в друзьях. То, что изображения профиля и баннера были одинаковыми, указывало на подделку, кто бы это ни сделал, он намеренно выдавал себя за Эрика. Кади знала, что такое довольно распространено. Когда-то еще в школе несколько друзей Кади на Фейсбуке получили запросы от ее «нового аккаунта», и возник вопрос, настоящий ли он. Настоящим он не был, Кади смогла сообщить о фейке, и Фейсбук его удалил. Неприятно, конечно, но Кади не стала особо заморачиваться. Она даже не врубалась, зачем кому-то нужно утруждать себя созданием этих фейков, но просто знала, что такое часто случается, ведь видела у друзей посты в духе: «Это мой единственный акк! Не принимайте новые запросы!»

Однако этот фейковый аккаунт Эрика не давал ей покоя – необычный выбор для незнакомца, который решил наугад кого-то развести. Страница не выглядела слепленной на скорую руку, она казалась настоящей, обжитой, увешанной украденными сведениями об Эрике и его фотографиями, но сам он бы ее так не вел. Например, фейковый Эрик лайкнул «Филадельфия Иглз», фанданго, группу «The National», Кендрика Ламара и Гарвардский университет. Не то чтобы Эрик это все не любил, он-то любил – но он бы никогда, ни при каких условиях не лайкнул корпоративную или рекламную страницу Фейсбука.

Точно так же фотографии на странице самозванца не оказались поддельными или отфотошоплеными, они все принадлежали Эрику, но они были… тщательно отобраны, как эдакая отредактированная личная история. Не говоря уже о том, что они висели в публичном доступе – что совсем не похоже на Эрика. Ложь аккаунта заключалась не в том, что он показывал, но что опускал. Он представлял жизнь Эрика за вычетом тьмы. К примеру, настоящий Эрик за последний год стал настолько параноиком, что удалил из соцсетей большую часть фото и сведений. Кади ненавидела его последнюю аватарку на Фейсбуке. Там он сидел за столом, вроде бы ничем не примечательный, но скосивший глаза к переносице. Изображение было искажено, превращая лицо в водоворот красок: розовость губ размазалась по лбу, голубизна глаз стекала, словно вода из крана, а остальное было пятнами телесного цвета и рыжих волос. Запостив аватарку за считаные месяцы до смерти, Эрик подписал ее как «АВТОПОРТРЕТ».

А в идеальном мире фейковой страницы стояла фотография счастливой стороны Эрика – на природе, на велосипеде, глядящего с вершины горы. Кади видела снимок в Сети раньше, его сделали, когда Эрик участвовал в одном гарвардском мероприятии для абитуриентов перед первым курсом, выбрав недельную экскурсию на свежем воздухе. Кади помнила, как он вернулся оттуда повзрослевшим, более уверенным, идеально настроенным на учебу в университете. У Кади лето вышло очень уж хаотичным, мать почти с ней не разговаривала, и у нее не было средств, чтобы записаться на хоть какое-нибудь из предложений Гарварда для абитуриентов. Следующим изображением на фейковом аккаунте было фото, которое Кади помнила с его первого курса, – Эрик спал с открытым ртом во время, очевидно, лекции, с подписью «Фото сделано: Мэтт Чо». Затем кадр крупным планом с их кошкой Пикл, которая маниакально жевала кисточку занавески, над чем Эрик добавил фразу: «ШНУРОТИК ОТИНЬ ВКУСНА И НАУТЬНА». Но, боже, сколько уже прошло с тех пор, народ тащился от мемов с котами? Еще до Инстаграма, вообще древность.

Кади кликнула последнее фото, и хмурая морщинка на ее лбу разгладилась. На снимке Эрик в колпаке Санты сидел у камина и держал их старину вест-хайленд-уайт-терьера Боуи, на котором красовался наполовину съехавший зеленый колпак эльфа. Фотографии было как минимум года четыре, потому что Боуи умер до того, как Эрик уехал на учебу в университет. Здесь пес извивался в его руках, вывалив язык и как будто улыбаясь, а Эрик смеялся, и фото вышло слегка размытым то ли из-за движений собаки, то ли Эрика, то ли обоих. Или, может, это потому, что Кади хихикала. Это она щелкала фотоаппаратом.

На нее накатила волна ностальгии. Кади понимала, как выбеленные истории попадают в печать, как вымысел откладывается в памяти. Они гораздо сильнее утешают, в них гораздо больше смысла, чем в правде. Кади ужасно хотелось верить, что Эрик сам создал этот второй аккаунт. Она как будто посетила параллельную вселенную, где Эрик никогда не заболевал, и готова была отдать что угодно, лишь бы там остаться. Это Эрик, каким он должен быть. Здоровый. Уверенный. Подкованный. Счастливый. Живой. Все это казалось более реальным, чем альтернатива.

Но нет.

Кади еще раз посмотрела на рождественское фото. Ничего изображенного на нем больше не существовало. Ни собаки, ни мальчика, ни смеха. У ностальгии было глубинное течение, и оно грозило ее утопить.

Если бы не одна деталь, которая вдруг всплыла на поверхность: Эрик никогда не постил это фото на Фейсбуке. А вот Кади – да.

А значит, кто бы ни создал этот аккаунт, он бывал и на странице Кади.

Тишину комнаты нарушил звонок мобильного. Кади потянулась к телефону на комоде, наполовину боясь, наполовину надеясь, что звонит мать.

– Каденс, – послышался в трубке знакомый акцент Никоса, – я проходил мимо Уэлда и подумал о тебе. Ты уже ужинала?

– Нет, но я договорилась с… – Кади глянула на часы и с удивлением обнаружила на них семь: Ранджу ушла больше получаса назад и, вероятно, уже справилась сама. – Ничего, неважно. Нет, я не ела.

– Хорошо, я тоже. Спускайся, позволь сопроводить тебя в Лоуэлл-хаус. Обеденные залы закрываются через четверть часа, но я нравлюсь старшей кухарке, поэтому она все равно нас накормит, даже если немного опоздаем.

Полная луна сияла начищенной золотой пуговицей на небе цвета глубоко-синего блейзера. По дороге в Лоуэлл Никос говорил за двоих, рассказывая Кади о том, как в прошлую субботу сдавал экзамены по математике и физике и о лучших по его мнению программах для выпускников. Она слушала вполуха, поглощенная мыслями о фейковом профиле Эрика. Только когда они свернули на широкую подъездную аллею с улицы Маунт-Оберн-стрит, внимание Кади переключилось на настоящее.

– Ого!

Красивая и внушительная колокольня Лоуэлл-хауса возвышалась над георгианским фасадом здания. Освещенная прожекторами башня сияла ярко-белым светом, а внутренние колокола светились теплым янтарем, как тыква в Хэллоуин. Кади последовала за Никосом через главную арку во внутренний двор, где каменные стены были увиты пышным плющом, а мощеная дорожка пересекала ухоженную лужайку, ведущую к столовой. Маленькая елка во дворе мерцала белыми рождественскими огоньками.

– Впервые в Лоуэлле? – спросил Никос. – Это самый красивый дом, по крайней мере снаружи. Внутри иногда случаются тараканы, но мне бы не стоило говорить тебе об этом до ужина.

Но сам обеденный зал внутри был еще красивее. Кремово-белые сводчатые потолки и масляно-желтые стены делали помещение просторным и гостеприимным, а одна длинная стена состояла из сплошных окон от пола до потолка. Никос поспешил по выложенному плитками полу на кухню слева, оставив Кади любоваться двумя большими хрустальными люстрами, заливавшими комнату теплым светом.