Шеф с системой. Рецепт победы (СИ) - "Afael" - Страница 35

— Я… я расскажу все, — прошептал он. — Но вы должны понять — я не хотел… я не думал, что дойдет до этого…

— Понял, — кивнул Степан Игнатьевич. — А теперь рассказывай. С самого начала.

И Демьян начал говорить.

— Все началось еще до поединка с Морозовым, — тихо начал Демьян, не поднимая головы. — Когда княжич Ярослав начал хворать после своих тренировок. Воевода Всеволод пришел ко мне. Он говорил, что Ярослав слишком горяч, что его сила безудержна и опасна для него самого и для рода. Сказал, что его нужно… «умерить».

Степан Игнатьевич молча слушал, его лицо было непроницаемым.

— Он убедил меня, что действует во благо. Я начал давать Ярославу отвары, которые не лечили, а наоборот, медленно истощали его силы. Делали его слабее, послушнее.

Лекарь судорожно сглотнул:

— Все шло по его плану, пока не появился этот повар… Алексей. Он своими странными кашами и бульонами свел на нет месяцы моей тайной работы и сделал Ярослава сильнее, чем когда-либо. План провалился.

— И тогда Всеволод сменил цель, — догадался управляющий.

— Да, — болезненно кивнул лекарь. — После провала с сыном он взялся за отца. Но… клянусь всеми богами, я не травил князя! Да я даже не умею варить эти отвары! Мне их давал Всеволод!

— Прекрасно. Но ты знал о том, что он хочет отравить Князя? — голос Степана был холоден.

— Я не знал! Я догадывался! — вспылил Демьян. — Всеволод ничего мне не говорил про это. Он просто намекал, что теперь нужно действовать тоньше. Что князь устал и ему нужен покой. Моей задачей было лишь одно — подтверждать это. Делать вид, что я лечу его от старости, давать ему простые успокаивающие отвары, чтобы никто ничего не заподозрил.

— А Всеволод в это время действовал сам, — закончил за него управляющий.

— Да, — мрачно согласился лекарь. — Я видел, как он носит князю свое «особое вино». Видел, как Святозар слабеет день ото дня. Я лекарь и понимал, что это не просто возраст, но что я мог сделать?

Он не договорил, но и так все было ясно.

— Ты боялся, — констатировал Степан. — Боялся, что он выдаст тебя за заговор против Ярослава.

— Да! — с отчаянием выкрикнул Демьян. — Он сказал мне прямо: я уже слишком глубоко в этом деле, чтобы отступать. Если правда всплывет, то меня первого обвинят в отравлении и только он может меня защитить.

Степан Игнатьевич кивнул:

— Классический прием. Сначала втянуть человека в грязное дело, а потом шантажировать его соучастием.

— Я понимал, что попал в ловушку, — прошептал Демьян. — Но не знал, как выбраться.

— А что насчет других сообщников? — спросил управляющий. — Всеволод действовал один?

— Не знаю, — покачал головой лекарь. — Со мной он встречался только наедине, но иногда упоминал о каких-то союзниках, которые «помогут нам, когда придет время».

— Каких союзниках?

— Не называл имен. Только говорил, что есть люди, которые тоже заинтересованы в переменах. Что когда старая власть ослабнет, они поддержат новую.

Степан Игнатьевич задумался. Это подтверждало его подозрения о том, что заговор выходит за пределы крепости.

— Демьян, — сказал он серьезно, — ты понимаешь, что твое молчание и бездействие едва не убили князя?

— Понимаю, — прошептал лекарь, опуская голову. — Я думал об этом каждую ночь, но было уже поздно что-то менять.

— А теперь не поздно, — твердо сказал управляющий. — Теперь ты можешь искупить свою вину.

— Как?

— Рассказать про Всеволода. Рассказать всем и князю всю правду о заговоре.

Демьян поднял голову:

— А что будет со мной?

— Это решит князь, — ответил Степан Игнатьевич. — Но ты был соучастником, а не главным врагом. Возможно, князь даст тебе шанс на помилование. Я поговорю с ним, если ты нам поможешь.

Лекарь долго молчал, обдумывая предложение.

— Хорошо, — сказал он наконец. — Я готов все рассказать. Итак слишком тяжелый груз несу. Сил больше нет.

— Тогда позову писаря, — кивнул управляющий. — Он запишет твои слова.

Он подошел к двери и позвал:

— Михаил! Ко мне, с письменными принадлежностями!

Через несколько минут в канцелярию вошел молодой писарь с чернильницей и свитками пергамента.

— Записывай все, что скажет лекарь, — приказал Степан Игнатьевич. — Дословно.

Когда писарь приготовился, управляющий посмотрел на Демьяна:

— Начинай сначала и не упускай ни одной детали.

И Демьян начал рассказывать свою историю заново, более подробно. О первой встрече с Всеволодом, о заговоре против Ярослава, о своем провале и о том, как его втянули в молчаливое соучастие в отравлении князя.

Степан Игнатьевич слушал, не выказывая ни триумфа, ни жалости. Теперь у него были все необходимые доказательства для обвинения главного заговорщика. Охота на волка вступала в решающую стадию.

На столе, при свете свечей, лежал свиток с признанием Демьяна — неопровержимое доказательство предательства.

— Теперь, — прорычал Ярослав, и его рука сжалась на эфесе меча, — мы можем взять его. Прямо сейчас. Я лично вытащу этого змея из его покоев и…

— И что? — спокойно прервал его Степан Игнатьевич. — Приведешь его на суд к своему отцу? К человеку, чей разум затуманен ядом?

Ярослав осекся. Управляющий был прав.

— Всеволод не дурак, — продолжил Степан. — Он будет все отрицать. Скажет, что мы пытали Демьяна, что это заговор с целью захвата власти. Твой отец… в его нынешнем состоянии… он может усомниться. Он может проявить слабость, которую мы не можем себе позволить. Для такого суда и приговора нам нужен Святозар, каким он был до болезни — сильный, решительный, чей приговор не посмеет оспорить ни один боярин.

В кабинете повисла тяжелая тишина. Мы оказались в новом тупике. У нас были все доказательства, но не было судьи, способного вынести приговор.

— Значит, мы должны сначала вернуть отца, — сказал Ярослав. Он повернулся ко мне. — Алексей. Ты можешь это сделать? Можешь приготовить что-то, что вернет ему ясный ум? Хотя бы на один день. На один час. Нам нужен всего час, чтобы он увидел правду.

Все взгляды были устремлены на меня.

— Я могу попробовать, — сказал я медленно, лихорадочно перебирая в уме все свои знания. — Могу создать блюдо, которое даст ему временный, но мощный всплеск сил, прояснит разум и вернет ему волю.

— Тогда делай, — сказал Степан Игнатьевич. — У тебя есть эта ночь. К утру князь должен быть готов вершить правосудие.

Я кивнул. Моя самая сложная кулинарная битва только что началась.

Для такой серьезной цели требовалось основательное блюдо. Оружие, которое ударит по хвори и слабости со всей мощью, на какую способна моя кухня. Я решил сварить шурпу, которую учился готовить в своих кулинарных изысканиях. Густой, наваристый, огненный суп кочевников, который, как говорят, и мертвого поднимет.

В самом большом котле я растопил кусок курдючного жира, дождавшись, пока он не превратится в прозрачное, шкворчащее золото. Шумовкой осторожно выловил из кипящего жира золотистые, хрустящие шкварки — то, что оставалось от курдюка. Выложил их на деревянную дощечку, щедро посыпал крупной солью и мелко нарубленным свежим луком.

Ярослав, который все это время молча и напряженно наблюдал за мной, с удивлением посмотрел на это простое угощение.

— Это лучшая часть, — сказал я, протягивая ему дощечку. — Награда повару. Попробуй.

Он с сомнением взял один горячий, хрустящий кусочек. Отправил в рот, и его напряженное лицо на мгновение расслабилось в удивлении, а затем — в удовольствии. Соленая, жирная, хрустящая шкварка и острая, свежая нотка лука — это было простое, но совершенное сочетание.

— Боги… — выдохнул он. — Как вкусно.

Я и сам съел несколько штук, чувствуя, как простое, честное тепло разливается по телу. Этот короткий миг нормальности был как глоток свежего воздуха.

— А теперь — за дело, — сказал я, возвращаясь к котлу. В это кипящее масло я бросил несколько крупных, разрубленных пополам луковиц и обжарил их до темно-золотого цвета, чтобы их сладость стала основой будущего бульона.