Узнавать Отражение (СИ) - "Ande" - Страница 1

Снег в мае — это не смешно. Подмосковный трафик встал пробками с тенденцией навсегда. Над забитым машинами шоссе почти осязаемо висела тоска по дому — пиву — шашлыкам, потому что — майские праздники. И я, съехал с шоссе, и поехал в объезд козлиными тропами...

— Бля! — это всё, что я успел сказать, выехав из-под ЖД-моста. Достаточно длинный, но крутой спуск превратился в ледяную горку. С неё на меня уже разогнался какой-то тяжело гружёный тягач с прицепом. Тут же, со всего маху, затормозив об меня, свою скорость, помноженную на массу.

Мне не было больно, я не успел испугаться и даже что-то понять. Сознание погасло…

…В странном внепространственном вневременьи, где я очнулся, было невнятно. Темно, неподвижно, бессильно, и какие-то голоса непрерывно что-то нашептывали. Совершенно непонятное и даже незнакомым языком. Хотя постепенно общий смысл стал доходить.

Дескать, сделаешь ты, Павел, то-то и то-то. Всё понял? И, не интересуясь моим желанием конкретизировать это «то-то», мне приказали: «Ступай!»…

Я открыл глаза. Кажется, у них не сработало. Всё так же темно и непонятно. Впрочем, тут же дошло. Вокруг какой-то шум, что-то позвякивает. Поблизости кто-то сопит, мягко говоря. А вообще-то — похрапывает. Поверхность подо мной трясётся и покачивается. Звуковой бэкграунд не оставлял сомнений. Я в поезде.

Ну, это получше, чем быть в большом чёрном джипе, об который со всего маху остановился сорокатонный автопоезд.

Но не успел порадоваться, как осознал, что всё относительно. Я был в состоянии чудовищного похмелья. Настолько тяжелого, что мелькнула мысль, что лучше бы всё там и кончилось, чем сейчас так страдать. Я привстал со своего ложа. Потом сел.

Это купе СВ. Я валялся одетый и даже обутый. Видимо, как вошёл, упал на полку и вырубился. На купейном столике бренчат стаканы в подстаканниках. На мне джинсы, дорогие ботинки, то, что потом будут называть лонгсливом. Всё завершает застёгнутая на молнию кожаная куртка. Чёрная, в неверном свете изредка мелькающих за окном купе фонарей. По всему, сейчас глубокая ночь.

На ощупь, в правом внутреннем кармане — бумажник. В карманах — сигареты, зажигалка. На полке напротив, укрывшись одеялом, спит какой-то мужик. Впрочем, я знаю, что это за мужик, и где, а главное — когда я оказался. Да и за окном проносился ночной заснеженный лес. Хотя убедиться не помешает.

Вышел из купе в коридор. Четвёртое купе. В простенке между окнами, почти напротив, висит:

«Расписание. Скорого поезда № 2/1 РИГА—МОСКВА «Латвия». На зиму 91-92 гг.». Что и требовалось доказать. Похоже, я, Павел Андреевич Колесов, — попаданец. Сейчас январь 1992 года. Только точную дату не помню. То ли девятое, то ли десятое января.

Это у меня такой глюк после черепно-мозговой?

Вагон на стыке качнуло, меня повело, и я ощутимо приложился лбом к расписанию… Чёрт! Как бы то ни было, от такого отходняка и помирают, бывает. Надо лечиться. У проводника должно быть.

Купе проводника было заперто. В прошлой жизни я с утра ушел в вагон-ресторан, но сейчас он наверняка закрыт. На мой стук некоторое время стояла тишина, а потом дверь внезапно откатилась. В проёме стояла дородная тётка лет сорока. Она, брезгливо поджав губы, спросила:

— Ko tev vajag? (Чего надо? — лат.)

— Lūdzu, pārdodiet man dzērienus? (Продайте, пожалуйста, выпить? — лат.) — совершенно на автомате наскрёб я в памяти несколько латышских слов.

— Nē, dodieties uz ēdamistabas vagonu. (Нету. Иди в вагон-ресторан. — лат.) — вроде бы ответила она.

— Ты тогда моё купе закрой. Пока я ходить буду, — перешёл я на русский.

Тут я увидел, что в её купе на столике стоит будильник. Показывает начало третьего — меня туда, в вагон-ресторан, пустят?

— Как попросишь, — ответила она почти без акцента, запирая этим крестовым ж/д ключом моё купе.

Открывая дверь в тамбур, я увидел, что у меня трясутся руки. Нда… в моей богатой событиями биографии чего только не было. Вот и загул на грани запоя однажды был. Лишь однажды, уточню. Стоит, однако, пояснить, что у меня впервые обрушились представления о жизни и человеческих отношениях. И меня сильно переколбасило.

Мой лучший друг Костя меня кинул по бизнесу.

Ещё на четвёртом курсе он удачно женился. Его избранницей была наша однокурсница, дочь какого-то военного начальника в ЛенВО.

В 90-м году, кончив питерский институт, где мы вместе учились, мы распределились на питерские предприятия. Он — в НИИ, я — в «ГорТранс». Так себе работа, смутные перспективы. Особенно после августа 91-го.

Но тут нарисовался мой друг Костя с предложением организовать свой бизнес. Мы скинулись и открыли АОЗТ. Обсуждая с Костяном варианты, мы решили, что будем заниматься экспортом-импортом. Финляндия рядом, спрос на импорт в Питере огромный. Всё получится.

Но в тот момент, когда всё было готово, чтобы уже заняться делами, объявился тесть моего друга. Генерал-майор Иван Денисович. И не просто так, а с предложением. Наше АОЗТ «ГороИмпекс» осуществляет поставку в Африку крупной партии списанного армейского имущества.

Я в этой истории был ногами проекта. Мой друг Костя Ивлиев получил у нашего общего знакомого кредит в Промстройбанке. Генерал Иван Денисович устроил в частях списание и подготовку к отправке. Ну а я бегал по Ленобласти и Прибалтике, всё организовывал, контролировал и отправлял в Ригу, в порт. Оформлял временное хранение, а потом и погрузку на судно.

Работы было до фига. Весь декабрь я проторчал в Риге. Съездил на НГ в Питер. А с третьего января началась погрузка. Вскоре корабль отвалил на Африку. Я подписал с представителем покупателя коносамент. Он заверил, что платёж будет сделан немедленно. Послезавтра деньги будут на кипрском счёте вашей компании.

Спустя два дня я позвонил Косте. Дескать, деньги уже должны быть на счету. Планировалась прибыль в семьсот тысяч долларов. Из них мне причиталось сто тысяч. Ты, Кот, не сочти за труд, отправь распоряжение, чтобы мою долю скинули мне на счёт в Bank of Cyprus.

Ну а дальше случился разговор, который я запомнил на всю жизнь:

— Тут такое дело, Пол… — лишь мгновение мне показалось, что он смущён. — Иван Денисович уже договорился со шведами о крупной поставке товара в Питер. Сейчас и оплатили. Он уже арендовал два этажа в ДЛТ и…

— Какое мне дело до его гешефтов, Кот? — перебил его я. — Отправь мою долю мне. А там посмотрим.

— Все средства пойдут расчётом за кредит и шведам в оплату, — сухо пояснил Костя.

— А ничего, что там моя доля?

— Вообще-то, это деньги фирмы.

— Ты не охуел, Кот, распоряжаться моими деньгами?

— Директор фирмы — я. И я сам буду решать, куда направить средства, — отбрил он. Впрочем, тут же смягчившись: — Приезжай, Пол. Обсудим. Ты по шведам тоже в доле. Заработаешь вдвое за год.

— А пошёл бы ты, друг Костя, на хуй, — ответил я и положил трубку.

Я совершенно отчётливо понял, что, вернувшись в Питер, я попаду в унизительное положение просителя, который клянчит у Кости своё. И он будет мне кидать с барского плеча иногда понемножку. То есть что своей сотки я не увижу.

Проходя следующим вагоном к ресторану, я думал, что лишь много позже осознал, что и как получилось.

Продаваемое военное имущество при ближайшем рассмотрении вызывало недоумение. Да и рижские грузчики, по всемирной привычке грузчиков, ломанули несколько контейнеров. И там оказалось именно то, что в накладных. Новые, но списанные за давностью хранения х/б, сапоги, противогазы и нижнее бельё. Какие-то термосы и котелки. Из более или менее значительного — пять древних ЗИЛов-130-х с оборудованием химочистки, прозванных у нас в части, к примеру, вошебойками… ничего эдакого, вопреки моим подозрениям.

С учётом того, что с армией честно расплатились из кредита, — банальнейшая сделка. Эдак и продолжить можно, к чему меня так жёстко кидать?