Чехов. Последнее дело (СИ) - "Гоблин - MeXXanik" - Страница 47

Волков молча кивнул.

Улица впереди казалась длиннее, чем должна быть. В каждом переулке мерещился блеск стекла, у обочин стояли припаркованные машины с темнеющими окнами, за которыми можно было спрятать всё, что угодно: от скучающего водителя до притаившихся в засаде бойцов. Плечи сами собой напряглись, глаза начали цепляться за каждую вывеску, за каждый отблеск света на мокром металле.

Напряжение не спадало до момента, пока Волков не повернул к уже знакомой арке. Двор дома встретил тишиной. Даже вороны на яблоне сидели молча, вжимая головы в плечи. Только лужи блестели под солнцем, как зеркала. Волков остановился у крыльца, и я открыл дверь:

— Спасибо, что составили мне компанию, мастер Волков. Зайдете на чай.

«Кадет» покосился на открытое окно второго этажа. Из гостиной слышались голоса. И Юрий на секунду замер, будто вслушиваясь. А затем покачал головой:

— Нет, мастер Чехов. Мне пора.

— Как знаете, — ответил я и вышел из авто.

— Звоните в случае чего, — произнес Юрий, и я кивнул.

— Непременно.

Закрыл дверь, поднялся по ступеням крыльца и вошел в приемную. Дом встретил прохладой и тишиной. Я прошёл в кабинет, чувствуя, как следом тянется лёгкий озноб: призрак шел следом за мной, привязанный к фотокарточке, которую я нес в кармане. Закрыл за собой дверь. Репортер же проявился у стены и вопросительно посмотрел на меня, словно ожидая пояснений.

Я подошёл к окну. С улицы тянуло сыростью. Под кустом роз притаился Пряник, который пристально наблюдал за купающимися в лужах воробьями. В его позе было что-то угрожающе терпеливое.

— Мы начинаем, господин Грумов, — не оборачиваясь к призраку, сказал я. — Посмотрим, кто кого.

Размышления прервал стук в дверь:

— Павел Филиппович, — послышался из приемной голос Нечаевой. — Людмила Федоровна…

Я поморщился, вспомнив, что должен был отобедать в компании Яблоковой. Взглянул на часы и с трудом сдержал вздох облегчения. У меня оставалось еще десять минут. И я поблагодарил Искупителя за то, что успел вернуться ко времени. Потому что я обещание совсем вылетело у меня из головы.

— Сейчас буду, — коротко ответил я. Обернулся к стоявшему в центре кабинета Грумову:

— Подождите меня здесь.

— А… — начал было бывший репортер, но я его перебил:

— Я скоро вернусь, и мы обсудим план дальнейших действий.

И быстро вышел из кабинета, закрыв за собой дверь.

Арина Родионовна ждала меня в приемной:

— Мне кажется, вы прошли по очень тонкому льду, Павел Филиппович, — заметила она, когда мы шли к лестнице.

Я только пожал плечами:

— Я должен был встретиться с репортером. И, как оказалось, торопился я не зря.

Нечаева обернулась ко мне, вопросительно взглянула, ожидая продолжения. И я вкратце пересказал ей свой визит к Грумову.

— Выходит, «Содружество» забыло про этого репортера, — задумчиво произнесла девушка. — Но вы вовремя вмешались.

— Нам повезло, — ответил я.

Мы вошли в гостиную, и разговор прекратился словно сам собой. А через долю секунды я услышал голос Людмилы Федоровны:

— Вы привели в дом нового призрака, Павел Филиппович? — с лёгкой ноткой укоризны в голосе спросила Яблокова, появившись в дверях кухни.

— Так получилось, — развёл я руками, не оправдываясь, просто констатируя.

Женщина прищурилась, но промолчала. Только чуть заметно качнула головой, как будто что-то мысленно отметила для себя.

— Такие вещи надо уточнять заранее, — мягко пожурила она, не повышая голоса. — Дом не гостиница, Павел Филиппович. А с большим количеством призраков здесь становится холодно, как в склепе. И неуютно.

Я виновато пожал плечами и открыл было рот, но Яблокова махнула рукой, указывая в сторону кухни:

— Давайте, к столу. Настой уже дошёл. Чайник, между прочим, второй раз кипятить не планирую.

— Мне нельзя было оставлять этого духа в его квартире, — спокойно сказал я, усаживаясь за стол. — Его могли уничтожить.

— С таким подходом ты со всего Петрограда начнёшь собирать бездомных и убогих призраков, — возвращаясь к теме проворчала Людмила Федоровна, проходя мимо с чайником в руках. — А дом у нас, на минуточку, не резиновый.

Я молча смотрел, как она разливает настой по чашкам, ловко придерживая крышку.

— Нам, конечно, повезло, — продолжила она. — Ярик у нас замечательный мальчик. Тихий, порядочный. Василий… тоже хороший. И Борис Николаевич… ну, Борис Николаевич — это вообще редкость. Таких сейчас днём с огнём не сыщешь, даже среди живых.

Я сдержанно усмехнулся, но ничего не сказал. Напоминать о том, как она поначалу встречала Ярослава, смысла не было. Ещё совсем недавно она сама не пускала его на порог.

Теперь же называла его хорошим мальчиком и ставила в пример.

— У нас новый сосед, — раздался из стены глухой голос, после чего из штукатурки аккуратно, как из воды, показалась голова Козырева. Он выглянул внутрь кухни, осмотрел присутствующих и обиженно насупился.

— Мы же условились, что вы приведёте женщину, — произнёс он с тем видом, будто его надежды на светлое будущее оказались жестоко обмануты.

— Что? — Яблокова отреагировала мгновенно. Голос у неё стал заметно резче, а взгляд наполнился колючим холодом. — Это что ещё за разговоры? Вы что, и правда решили устроить здесь общежитие? Ох, чуяло мое сердце…

Она посмотрела на меня, приподняв бровь и явно ожидая ответа.

— Технически, мы не живём, — спокойно протянул Борис Николаевич, проходя мимо двери с книгой в руках. — Потому правильнее говорить: общеобиталище.

Он сказал это тоном преподавателя на лекции, не замедляя шаг, и, судя по всему, был доволен точностью формулировки.

Я бросил взгляд на Пряника, который мирно спал на подоконнике и, кажется, был единственным, кого вся эта ситуация вовсе не беспокоила. Хотя и он, скорее всего, был бы не против, если бы «новые соседи» приносили с собой что-нибудь съедобное.

— Не отвлекайтесь от темы разговора, мастер Чехов, — произнесла Людмила Фёдоровна, не дожидаясь ни пояснений, ни комментариев. Она говорила это строгим учительским тоном, стоя с чашкой в руке и внимательно следила за каждым моим движением.

— Не отвлекаюсь, — тут же ответил я.

— Вот и хорошо, — кивнула она, поставив чашку передо мной. — А теперь, Павел Филиппович, отвечай: о какой женщине идет речь?

Козырев в это время уже полностью вышел из стены, поправил воротник и многозначительно покосился через дверной проем в сторону Бориса Николаевича. Тот стоял у стеллажа с книгами. Лицо у Василия приняло выражение тонкой скорби, будто я вот-вот готов был нарушить призрачный кодекс молчания. Он покачал головой — чуть, почти незаметно, но в этом движении было столько намёков, что впору было звать дешифровщика.

Я посмотрел сначала на одного, потом на другого, а затем на Людмилу Фёдоровну, которая всё ещё ждала ответа.

Покачал головой и развёл руками, будто пытался придумать, как выкрутиться с минимумом потерь. Сказать правду — значит выдать планы Козырева. А он потом мне еще лет сорок будет припоминать такое предательство. Но ситуацию спас сам Василий.

— Как-то зашёл разговор о том, что у нас в доме не хватает мёртвых баб… то есть, женщин, — заявил он, подаваясь вперёд с выражением лица человека, который искренне верит, что помогает.

Я закрыл глаза ровно на секунду, но этого оказалось достаточно, чтобы Яблокова уже подбоченилась и смерила всех присутствующих взглядом, от которого в иных обстоятельствах хлеб зачерствел бы прямо на столе.

— И кому из вас, простите, не хватает? — уточнила она, глядя сначала на Василия, потом на Бориса Николаевича, а затем и на меня, как на возможного организатора этой «инициативной группы».

Арина Родионовна вежливо отвела взгляд и спрятала улыбку за деликатным покашливанием.

Козырев, поняв, что ситуация грозит перерасти в разбирательство с элементами воспитательной беседы, вновь вмешался.