Фол последней надежды - Артеева Юля - Страница 3

– Ну, придут, – нехотя подтверждает Громов-младший.

– Придут дать ложные надежды, – усмехается его отец.

– Пап, давай не будем.

– Да не будем, конечно, Вань. Скоро это все закончится.

– Пап!

Громов-младший с громким стуком впечатывает вилку в стол, хотя, я уверена, готов швырнуть ее в кого-нибудь.

– Парни, – торопливо и примиряюще бормочет наш папа, – парни, давайте-ка стоп. Тань, как там твой магазин, расскажешь?

Она тут же с готовностью включается:

– Ой, вообще все прекрасно. Сегодня была съемка новой коллекции, мы первый раз работали с фотографом такого уровня, ой, ты бы его видел!

Татьяна Николаевна воодушевленно рассказывает, а я смотрю на Ваню. Наблюдаю, как его аккуратные темно-русые брови стремятся друг к другу, образуя сердитую складку. Он уставился в тарелку, и я безнаказанно могу сползти взглядом на его прямой нос, минуя едва-едва заметную горбинку. И на свою любимую родинку над верхней губой, которая чуть тоньше нижней, но зато так красиво изогнута. Господи, как бы мне хотелось просто прикоснуться, просто немного потрогать все, что я изучала украдкой все эти годы. Ощутив, как тоскливо сжимается моя грудная клетка, я вдруг пугаюсь, что смотрю на Ваню слишком долго.

Торопливо опускаю взгляд и пытаюсь уловить, о чем говорят за столом. Хватаю за хвост последнюю фразу и включаюсь со свойственным мне азартом. Я это умею, я в этом профи. Но кто бы знал, как мне в этот момент больно.

– Проснулась, принцесса? – насмешливо интересуется брат, остановившись в дверях нашей спальни.

На нем только домашние шорты, волосы влажные после душа, а я смотрю на него и пытаюсь понять, каким образом он поднялся раньше меня, еще и успел помыться.

– Сегодня какое-то краснокнижное животное померло? – выдаю хрипло, натягивая одеяло на лицо.

– Чего?

– Того. Ты чего подорвался так рано?

– Так это не я. Это ты проспала.

Я резко сажусь в постели и шарю вокруг руками в поисках телефона. Проспала?! А собраться? А накраситься? У нас с Громовым сегодня два урока в соседних кабинетах, как я буду выглядеть?

Ору:

– Бо, ты издеваешься?! Ты не мог меня разбудить?

А когда наконец нахожу смартфон, вижу, что мой будильник еще даже не успел прозвонить. Впиваюсь ненавидящим взглядом в брата.

Он приподнимает брови:

– А, ты не проспала? Значит, я что-то перепутал.

– Ты идиот.

– Не рычи, Энж. Бессонница мучила, встал в шесть, пошел купаться.

Поднимаюсь с постели и злобно ворчу:

– Бессонница его мучила. Ты что, блин, поэт?

– Ага. Дети, в школу собирайтесь, петушок пропел давно. Устраивают такие стихи?

– Иди ты, – бросаю через плечо, направляясь в ванную.

Хлопаю дверью и смотрю на себя в зеркало. Поправляю взлохмаченные светлые волосы, выпячиваю вперед губы. Верхняя тоньше нижней, почти как у Громова. Но в его случае об этом знаю только я, потому что слишком пристально его разглядываю, а у меня это очень заметно. Когда будет можно, я обязательно ее накачаю у косметолога, а пока приходится просто подкрашивать чуть выше контура. Трогаю пальцем нос. Он кажется достаточно аккуратным. Да и вообще я симпатичная, разве нет? Почему же я тогда ему не нравлюсь?

По привычке торможу эти мысли. Ни к чему хорошему я обычно в финале не прихожу. По утрам – тем более.

Принимаю душ, сушу волосы, вытягивая их круглой расческой, а сверху прохожусь утюжком. Вот бы купить крутой фен, который сразу укладывает, и чтобы можно было делать локоны. Но он, конечно, слишком дорого стоит для нас.

Когда старательно рисую стрелки, в дверь начинает долбиться Богдан:

– Энж, мы опоздаем! Ты еще одеваться сто лет будешь, давай выходи!

Фыркаю, но слушаюсь, понимая, что он прав.

– Сделай бутер, по-братски, – говорю ему, пока иду в комнату.

– Обалдела?

– Ну, быстрее же будет, Бо! Я пока оденусь.

Он тяжело вздыхает, но идет на кухню. Я бегу в спальню, какое-то время роюсь в шкафу. Как обычно, мне ничего не нравится, как будто все недостаточно хорошо для сегодняшнего дня. Для двух уроков в соседних кабинетах. Понимаете, да?

В итоге надеваю темно-серые брюки карго и свободную белую футболку. Далеко от классической школьной формы, но у нас к этому относятся лояльно. Наша директриса – за свободу самовыражения.

Останавливаюсь перед зеркалом в полный рост. Выгляжу хорошо. Я знаю девушек Вани, их было три. Каждую из них я изучила досконально. И я совсем на них не похожа, хотя, конечно, могла бы постараться. Наверное, я пока не готова настолько предать себя. Но, если у меня не останется других вариантов, то я изменюсь. Разве это сложно?

– Энж! – кричит из коридора брат. – Ты сегодня бесишь сильнее, чем обычно, выходить пора!

– Прости, – я распахиваю дверь, подбегаю к нему и чмокаю в щеку.

– С тобой собираться – это просто жесть.

– Не закатывай глаза, а то так и останешься.

– Ты останешься.

– Ты.

Бо смеется и легко толкает меня в спину, придавая ускорение. Я залетаю на кухню и хватаю бутерброд, который брат заботливо подогрел в микроволновке, отчего сыр расплавился.

– Ты лучший, Бо, – говорю с набитым ртом.

– Жуй быстрее.

Делаю несколько больших глотков кофе. Богдан добавил молоко и ванильный сироп, моя заботушка. Быстро прибираю бардак, который он оставил после себя, и иду в коридор. Сжимаю бутер левой рукой, а правой помогаю себе влезть в кроссовки.

С порога кричу:

– Сколько можно тебя ждать, Бо?

– Издеваешься? – он выглядывает из нашей спальни, пытаясь выглядеть суровым, но срывается на смех.

– Погнали, дурачина.

Когда подходим к школе, я, как обычно, начинаю волноваться. Автоматически выпрямляю спину и улыбаюсь, пока брат трындит о своем обучении на видеографа. Футбол всегда для него был на втором, а то и на десятом месте. Это папа настаивал, чтобы Бо играл.

Мы оставляем вещи в раздевалке и поднимаемся на второй этаж, к кабинету математики. Я почти не слушаю брата, но упорно улыбаюсь и киваю, надеюсь, что впопад. Сама как бы ненароком оглядываюсь. Скольжу расфокусированным взглядом по людям и сразу выцепляю глазами знакомую челку, уложенную чуть вперед и вверх. Ваня смеется, рассказывает что-то одноклассникам – двум приятелям и трем девчонкам. У всех – обожание в глазах. Игнорирую укол ревности и возвращаюсь взглядом к брату. Он наклоняется ко мне и кладет руку на плечо. Говорит ласково и тихо:

– Поплыла, сестренка?

– Где твоя поддержка, Бо? – все еще улыбаюсь, но уже отстраненно.

– Я всегда рядом.

– Ты и твои саркастичные шуточки?

Брат едва слышно смеется мне в висок:

– Да. Я и мои шуточки. Выглядишь сегодня кайф, покажем?

– Что?

Вместо ответа он берет меня за руку и резко прокручивает вокруг оси. Я включаюсь в игру и, смеясь, танцую с Богданом что-то из детства, когда мы еще ходили на бальные танцы и вечно стояли в паре.

Делаю вид, что не смотрю. Но я так натренировала периферийное зрение за эти годы, что все же замечаю – Громов поворачивается в нашу сторону, как и остальные. Одобрительное гудение слышится отовсюду. И от наших одноклассников, и от одиннадцатого класса по соседству.

– Субботины, ну даете!

– Субботы, вы, как всегда, звездочки!

– Богдан, а ты только с сестрой танцуешь?

– Уроки даешь?

Мы завершаем все поклоном, как полагается. После реверанса, не удержавшись, бросаю взгляд на Ваньку. Он щурится, улыбаясь, и смотрит прямо на меня.

Бинго.

Отбрасываю волосы с плеча и отворачиваюсь. Он не должен знать, что нравится мне.

– Так, десятый «А», что у нас тут за концерт? – выдает математичка, прижимая к груди тетради.

Бо обворожительно улыбается:

– Танцевальный, Мария Константиновна!

– Ну, пойдемте в кабинет, там тоже станцуете.

– Серьезно?!