Сердце отваги измеряется численностью. Книга 2 (СИ) - "allig_eri" - Страница 2

Короче, интуиция кричит, что их всех потравили или как-то так. Ну или среди грайдийцев появился супермен-гигачад.

— Знаешь ли, упрямая ты сука, — вновь схватил я девицу за волосы, прислонившись своим лбом к её лбу, главное — не покраснеть! — мир куда больше и сложнее, чем ты себе представляешь. — Одновременно с этим я заставил своё лицо обратиться потоком мух, отчего девка дёрнулась и завизжала сквозь кляп, пытаясь отползти. — Здесь есть множество мест, где прячутся насекомые — больше, чем ты сумеешь посчитать за сотню жизней. Достаточно просто оглянуться! Кто обитает подле этой тёмной норы? Может, ядовитые пауки, укус которых обращает внутренности в однородную бурду? Ещё есть мухи, что, кусая, откладывают под кожу яйца. Или гигантская серая моль, что прилетает ночью и поедает струпья с ран, пока ты спишь. Блохи, которых ветер носит по пустыне. Черви, которые выглядывают из уголков глаз, оставляя красные завивающиеся следы на веке, а подрастая, эти черви вылазят через ноздри. Песчаные клещи и кожаные пиявки, летающие злобные осы и жуки, живущие в навозе.

Почуяв запах мочи, я отстранился.

— Ты чувствуешь это? — оскалился я, ощущая, как «лицо» ползает и меняется. Как движения носа представляют теперь не «игру» мышц, а изменение расположения насекомых, которые держатся друг за друга столь плотно, что образуют каркас — облик — куда большего размера. — Все твоё тело кишит паразитами. Крошечные муравьи и ползающие под кожей личинки. Они впиваются тебе в плоть, пожирают мозги. Я могу заставить их вырваться наружу, обратить тебя в поток гнусной мерзости, что выползет на белый свет и оставит после себя лишь сдувшийся пузырь. Десять тысяч извивающихся тварей, каждая из которых желает отведать мяса и крови!

Резким движением я вырвал кляп у неё изо рта.

— А теперь говори, иначе… — вокруг заклубились тучи моих мух. Их вид за прошедший год снова изменился, хоть и незначительно. Тела подросли до полутора сантиметра, вид стал ещё больше напоминать ос, окончательно «вырастая» из облика мухи.

Насекомые начали садиться на девушку, которая дёрнулась столь сильно, что завалилась на землю, прямо в лужу собственных нечистот. При этом она даже не кричала, лишь тонко повизгивала, ведь боялась, что насекомые полезут ей в рот.

Демонстративный жест — и весь рой сдаёт назад, рассаживается вокруг, перестаёт летать, жужжать и «давить» на неё своим видом и массой.

— Говори, — жёстко потребовал я. И наконец-то получил ответ.

***

До Грайдии я добрался затемно и перемещался сугубо в виде роя насекомых. Знал, что обладатели Ауры Наблюдения могли меня обнаружить — оно мне надо?

То, что я увидел, подтвердило сказанное девицей: колья и насаженные на них остатки тел солдат, служащих Игнацу Ноблену. Я подоспел удивительно «вовремя». Жрец Наршгала, завывая молитвы своему богу — я их даже узнал, не зря Милегер вбивал эти знания чуть ли не палкой! — окроплял кровью тела выстроившихся в кривоватый ряд мужчин.

Мухи начали разлетаться по окрестностям. Благодаря использованию Ауры Наблюдения я периодически вселялся то в одну, то в другую и охватывал усиленными чувствами максимум площади деревни.

Боже… как же я рад, что в виде роя лишаюсь возможности ощутить тошноту!

Людей заживо варили в огромных котлах, кого-то забивали, словно скот, иные, успевшие лишиться рук или ног, сидели в клетках. Те, кто кричал или умолял, получали удары дубинками, которыми били прямо сквозь толстые металлические прутья.

На моих глазах одного из пленников готовились превратить в фарш при помощи огромного камня. Кляп во рту у рыжеволосого мужчины позволял лишь хныкать и мычать. Он был гол, не считая верёвок на запястьях и лодыжках. Ноги были сломаны, но это старые переломы, которым уже несколько дней. Я видел, что под кожей уже началось гниение плоти, однако это не остановило деревенских.

Наёмника зафиксировали, вытянув спиной на земле, и привязали к специально установленным колышкам. После чего несколько мужиков, поплевав на ладони, покатили на него здоровенный камень, размером превышающий рост человека.

Действовали по нарастающей — с ног.

Когда камень накатился на ступни, раздался сочный сухой хруст — так костёр поедает хворост. Пленник взвыл сквозь кляп, выпучив глаза, в которых моментально появилась влага. Но никто не остановился.

Из-под камня потекла кровь. Я видел, как он оставлял после себя лохмотья сплюснутой раздробленной плоти. После обработки камнем ноги наёмника напоминали измочаленные колготы. Кости проткнули кожу и торчали словно сучки́.

Камень покатился дальше. Новый хруст. Теперь в багровом сиропе плавала расколотая белая коленная чашечка. Тяжесть раздробила таз. Растеклась кровавая каша.

Наёмник выл на одной безумной ноте. Глаза вылезли из орбит, и белки́ покраснели от лопнувших сосудов. Камень добрался до живота, с силой производственного пресса разминая сизые трубки кишечника, успевшие вырваться наружу обрывками рваных волокон. Изо рта наёмника вместе с потоком крови полезли окровавленные потроха. Так выдавливают зубную пасту из тюбика. Вонь внутренностей распространилась по окрестностям.

Я не мог оторвать глаз от этой отвратительной сцены, хоть и понимал, что, возможно, заполучу себе новый кошмар.

Голова наёмника бессмысленно дёргалась, содрогаясь от внутренних спазмов. Мутные глаза смотрели в пустоту. Камень добрался до рёбер, с треском ломая их, поглотил широкую грудь. От кровяного давления его лицо потемнело. Алые струйки сочились уже не только изо рта, но и из глаз и ушей.

Наёмник умер, но четверо мужчин, которые кряхтели под весом камня, продолжили свою работу.

Неподъёмная масса с сочным хлюпаньем добралась до черепа. Нос погрузился внутрь лица, зубы разлетелись в стороны, части кожи, разрываясь, отделялись от костей.

Волосы наёмника прилипли к камню с обратной стороны, добавив рыжий цвет к густой ало-бурой полосе. Казнь оставила после себя фарш с кусочками хрящей и мерзкой палитрой цветов, где смешалось красное, белое, розовое и чёрное. Люди вокруг заулюлюкали, простёрли руки к небу.

— Наршгал! Взгляни на детей своих! Узри, что мы не сдались! Нет! Прокля́тый Саркарн не сломил нас! И его презренный наместник, Аделард Вермитракс, тоже не сломит! — Жрец, худой старик с опухшими суставами, бодро сбросил тряпки, служившие ему одеждой, а потом, голый, вскочил на простенький самодельный постамент, как и все остальные вскидывая руки к ночному небу. — Даруй нам своё откровение! Дай частицу своей силы и могущества!

Мужчины, окружающие жреца, подняли с земли факелы, начиная опускать в огромный костёр, горящий в центре деревни, над которым висел казан размером с человека. И этот казан был отнюдь не пуст…

С зажжёнными факелами они начали отплясывать нечто вроде дикарского танца и бить свободными руками себя по брюху.

Женщины с обнажённой грудью подносили им дымящиеся трубки, которыми они затягивались, стараясь не прерывать танца.

Так продолжалось какое-то время, пока то один, то второй не падал на колени.

— Я вижу! — кричали они. — Видение! Наршгал!

Пока воины Грайдии «проникались божественными делами», остальные успешно продолжали процесс готовки. Фарш с земли собирали в казаны, ничуть не опасаясь грязи и кала, выплеснувшегося из его раздавленного нутра.

Потоки насекомых, которые я отправил на разведку, не были единственными, так что мухи не вызывали у местных ни удивления, ни страха, ни брезгливости. Думаю, свою роль играла темнота, отчего незнакомый для местных вид насекомых — уверен, они знали всех мошек, проживающих поблизости, — не произвёл никакого фурора. Однако моё ночное зрение (не зря прокачивал!) позволило в деталях увидеть лица жителей деревни. Далеко не все были рады случившемуся. Я видел, как пугливо отводились взгляды, когда тот или иной житель вдруг находил глазами зажаренную до хрустящей корочки руку, пальцы которой уже обсасывали дети и женщины. Видел, как сжимались зубы и дрожали кулаки, когда взгляд падал на клетки или котлы. Видел дрожь ужаса, когда они смотрели на фарш, оставшийся после камня.