Проданная драконом, купленная Смертью (СИ) - Юраш Кристина - Страница 29

Просто — открылась.

И из неё вышла она.

Лили.

Джеймс её ещё не видел, но её видела я.

Та самая девочка с портрета в моей комнате.

В том самом платье с васильками по подолу — том, что я ношу сейчас.

Волосы — распущены, глаза — полны света.

Она смотрела на Джеймса — не как на призрак, не как на воспоминание.

А как на любовь всей своей жизни.

— Джеймс… - прошептала Лили и заплакала. - Я не ждала тебя так рано…

Джеймс замер, не веря своим ушам, а потом повернулся и увидел ее.

Он бросился к ней. Как мальчишка. Как влюбленный. Спотыкаясь, едва ли не падая.

Лили бросилась сквозь туман к нему.

Они обнялись так, будто боялись, что мир снова разлучит их. Я видела, как дрожит рука Джеймса, обнимающая Лили. Как она доверчиво прижалась к нему, положив голову ему на грудь.

— А я не мог не прийти… — шептал Джеймс Миллиган. — Не мог. Я… Я честно пытался жить без тебя.

Он сделал глубокий вдох.

— Но не получилось… Как видишь…

Они целовались — не страстно, не жадно, а… нежно. С болью, с облегчением, с вечностью в каждом прикосновении. Плакали — не от горя, а от того, что боль наконец-то закончилась.

— Пойдем, — прошептала Лили, ведя его к двери.

Я должна была попытаться остановить его, но не могла.

Я стояла в стороне. И впервые за всё это время я не хотела вмешиваться.

Потому что это было не про боль. Это было про счастье.

Счастье, которое слезами катилось по моим щекам, когда осталась одна в тумане.

Слёзы катились по щекам — горячие, живые. Словно я впервые коснулась настоящей любви. Той, ради которой стоит жить.

Я смотрела, как дверь закрывается… и понимала: я не могу их остановить.

И не имею права.

Развернувшись и всхлипывая, я отправилась обратно.

Я вернулась в своё тело резко — как будто меня вырвало из воды.

Задохнулась слезами.

Сердце колотилось, будто пыталось наверстать упущенное.

Я лежала на полу палаты, сжимая холодную руку Джеймса — уже не живую, не тёплую.

Просто — мёртвую.

Доктор молча смотрел на меня.

Потом он вздохнул и медленно подошёл к окну.

Плечи его дрожали.

Он не плакал вслух.

Но я видела, как он вытирает слезы украдкой, глядя куда-то в ночную осень, в свет фонаря.

Я бережно положила руку Джеймса ему на грудь, как вдруг увидела улыбку на его губах.

При виде этой улыбки я зарыдала еще сильнее.

— Иди спать, — сказал хриплым голосом доктор. — Я позову могильщиков. Они унесут тела. Я оплачу похороны Джеймса.

Я кивнула, чувствуя, как внутри разрывается слезами чужое счастье. Выстранное. Вымученное.

Поборов тошноту, я поднялась в комнату и посмотрела на портрет Лили.

Я не могла уснуть.

Я сидела на краю своей кровати, обхватив колени руками, и смотрела в темноту.

В комнате Лили.

В её платье.

С воспоминаниями о ее счастье.

Слёзы не кончались. Не от жалости к себе.

А от боли за тех, кто ушёл… и за тех, кто остался.

«Он счастлив», — повторяла я про себя. — «Он счастлив… Это ведь намного лучше, чем вернуть его несчастным? Не так ли? Он счастлив. Они вместе. Всё хорошо…»

Но почему тогда в груди так пусто?

Почему я чувствую себя преданной — не им, а самой жизнью?

Я не хотела мести. Не хотела власти.

Я просто хотела… чтобы кто-то пришёл и сказал:

«Я честно пытался жить без тебя, но не смог. Потому что моя жизнь без тебя ничего не стоит!».

И в этот момент — запах роз, пепла и озона после грозы ворвался в комнату, будто сама вечность вдохнула рядом.

Я не обернулась.

Не хотела, чтобы он видел мои слёзы. Поэтому старательно вытирала их, стараясь делать вид, что всё в порядке.

Но Смерть уже стоял надо мной, пока я отчаянно шмыгала носом.

— Ты плачешь за тех, кто обрёл покой? — прошептал он, а в его голосе слышалось удивление.

— Это так… Так трогательно и больно одновременно, — выдохнула я. — Я прожила их боль, а потом прожила их счастье… И… Я не знаю, как это объяснить…

Смерть подошёл ближе и присел на кровать.

Его пальцы коснулись моих волос — не ледяные, не костяные, а… осторожные.

— Ты думаешь, счастье — это вечность с любимым? — спросил он.

— А разве нет? — прошептала я, вспоминая, как Лили обнимала Джеймса.

— У каждого своё счастье, — прошептал Смерть.

— И зачем ты мне это показал? — прошептала я, понимая, что слёзы снова навернулись на глаза.

— Я хотел, чтобы ты увидела, что иногда людей нужно отпускать… — послышался тихий шёпот голоса. — Даже если это рвёт тебе сердце.

Я снова заревела, вспоминая счастье в глазах Джеймса. Мне кажется, я его никогда не забуду.

— Я знаю, почему ты плачешь, пылинка… Потому что в твоей жизни не было такого. Только и всего… — прошептал Смерть.

— Да! Потому что в моей жизни никогда не было ничего похожего! И теперь мне нечего вспоминать. Только позор. Только пустоту, — прошептала я, понимая, что лгать Смерти бессмысленно. — Вот такая вот я завистливая пылинка.

Я снова шмыгнула носом.

— Теперь я понимаю значение слов: «И живые позавидуют мёртвым», — послышался шёпот его голоса. — Впервые вижу, чтобы живая завидовала мёртвым. Обычно всё наоборот.

— Понимаешь… Я… Я прикоснулась душой к чужому счастью. Настоящему. Выстраданному. И частичка этого счастья осталась в моей душе, — прошептала я, пытаясь объяснить свои чувства.

— Может, это и так. Я не понимаю половины ваших чувств. Для меня боль — это шум. А счастье — тишина. А вы… Вы чувствуете всё сразу. И всё — до дна, — заметил тихий голос. — Но я не думаю, что можно назвать несчастливой ту, к которой Смерть пришёл лично, бросив все дела, чтобы она прекратила плакать.

Я вдруг почувствовала, как слёзы просыхают. То, что он сказал, было равносильно признанию.

— А теперь ложись спать, завистливая пылинка, — послышался голос Смерти, а его рука коснулась моей руки.

— Но я не хочу, — выдохнула я, всё ещё чувствуя, как внутри бушуют эмоции.

— Когда смерть заботится о твоём здоровье, наверное, стоит задуматься, — усмехнулся он.

Я вытерла слёзы и усмехнулась. А потом осторожно взяла его руку в перчатке и поднесла к своей щеке. Я потерлась об неё, чувствуя, как его пальцы в этот момент дрогнули.