Воля владыки. У твоих ног (СИ) - Радовская Рия - Страница 6

Пришлая кивнула, все еще кусая губы, и Асир добавил:

— Но вступать с моими анхами в плотскую связь, если я того не разрешал, не может никто.

— Хорошо, — от нее волной пошло облегчение, в запахе стало меньше страха и тревоги. — Можно еще вопрос?

— Задавай.

— Чего я не должна делать, как ваша анха? Какие действия и поступки неприемлемы?

Асир рассмеялся. Выражение лица Дара до сих пор стояло перед глазами.

— Ты уже сделала то, чего не должна. Шипеть, брыкаться, отталкивать меня и разбрасывать обувь. Бывают, конечно, исключения, но я не люблю прилюдных истерик. Ты не можешь бродить по дворцу без охраны, не имеешь права приходить ко мне без приглашения. Это привилегия митхуны — любимой наложницы, и то в исключительных случаях. Ты не можешь отказаться прийти, если я позову тебя. Тесные телесные контакты с другими анхами и клибами непозволительны. Нельзя встречаться с горожанами, посещать ярмарки или гулять по Им-Року без моего ведома и без соответствующего сопровождения. Прилюдно оскорблять меня или моих советников и отказываться от осмотров Ладуша и лекарей. Ты можешь сама планировать свой день, но Ладуш должен знать, где ты находишься.

Пришлая помолчала, прикрыв глаза, словно повторяя про себя нехитрые правила.

— А в таких поездках, как сейчас? Заговаривать первой, заговаривать с другими людьми, задавать вопросы без дозволения? Еще что-то?

— Можешь говорить со мной, но, если это что-то важное, лучше не у всех на виду. Заговаривать первой — с кем угодно. Задавать вопросы — кому угодно, причем любые, даже самые нелепые. О цвете ночных подштанников супруги почтенного кродаха или о времени течки знатной анхи. Не стоит перебивать меня ни при каких обстоятельствах, — Асир посмотрел в сосредоточенное лицо и добавил, так, на всякий случай: — Не стоит допрашивать подозреваемых в казармах, ты недавно при дворе, поэтому твои странности могут броситься в глаза. Через некоторое время об этом можно будет уже не думать: к тебе привыкнут. Ты можешь попросить воды или вина у стражника, можешь потребовать принести кресло, можешь даже сказать, что тебе скучно, и вернуться в паланкин.

— Поняла, — кивнула анха. — И еще… знаю, это теперь не мое дело, но… вы будете осматривать место, откуда я пришла?

— Не сегодня. — Асир видел за этим вопросом гораздо больше, чем простое любопытство. Ничего удивительного — она наверняка надеялась вернуться домой. Хотя нет, уже не надеялась. Не могла не понимать, что ей не позволят. Верил ли Асир в ее историю? Верил, он хорошо разбирался в людях, а нюх позволял учуять ложь любой анхи. Но, вернувшись, та могла рассказать обо всем своему народу, а этого допустить было нельзя. Если, конечно, обратный путь вообще существовал. Впрочем, выяснить это в любом случае требовалось. — Проверить, можно ли вернуться, я тебе, конечно, не дам. Но место покажешь.

И снова анха на несколько мгновений прикрыла глаза, но теперь — пряча всплеск эмоций. Она все же старалась держать себя в руках. В паланкине повисла вязкая, удушающая тишина, разбавленная окриками стражи и ржанием коней снаружи, гомоном любопытствующей толпы, цокотом копыт по брусчатке. Асир подумал вдруг, что вопросы этой анхи раздражают меньше, чем пустая болтовня прочих, а вот молчание неожиданно раздосадовало. Может, из-за того, что в полумраке паланкина и в этом отвратительном синем — с закрытыми глазами она и правда похожа на мертвую?

— Мы узнаем раньше, — сказала она вдруг. — Если там будет хоть один человек из моего мира. Вряд ли они не пытались вернуться.

— Может, не хотели, — предположил Асир. — Судя по тому, что ты рассказала, сюда могло провалиться такое отребье, которому либо все равно, где жить, либо опасно возвращаться. За исключением сына главы города.

Паланкин легко тряхнуло, Асир отодвинул штору, увидел внутренний двор казарм и опущенные головы стражников. Похоже, Ваган вывел приветствовать владыку всех, кто не охранял пленников, от новичков до опытных вояк.

Штора со стороны анхи тоже сдвинулась, появившийся Дар протянул той руку.

— Прими, — подсказал Асир, ступая на землю.

Казармы воняли — это было самое яркое от них впечатление, заслонившее, казалось, весь мир. Конюшни с кучами грязной, в навозе, соломы в стороне, за манежем; выгребная яма с непередаваемо густым, едким «ароматом» гнили, прокисшего супа и прелых овощей; с десяток будок уличных сортиров с ней рядом; но хуже всего — запах разгоряченных, давно не мывшихся кродахов, хоть сейчас готовых к вязке. Лин сглатывала, пытаясь прогнать подступавшую к горлу тошноту, стараясь не смотреть по сторонам, и сама не заметила, как вместо привычных до автоматизма двух шагов до напарника прилепилась к владыке почти вплотную, так, чтобы его запах хоть немного глушил прочие. Тот, конечно, тоже пах резко и остро, сильным, подавляющим кродахом, но это был чистый, вкусный запах без примесей пота, конского дерьма и кухонных отходов.

А в привычных двух шагах позади шел Сардар — Сардар дех Азгуль аль Шитанар, первый советник, повторила про себя Лин, чтобы как следует запомнить. Тоже кродах, но его запах почему-то угнетал и вгонял в тревогу, хотя был чистым и куда приятней царивших в казарме ароматов.

Высокопарное приветствие начальника стражи, слаженное рявканье выстроившихся во дворе вояк, почтительные взгляды на владыку и советника и любопытно-алчные — на нее, «элитную анху». Лин раз десять напомнила себе, что она здесь, можно сказать, по работе. На опознании. Да, именно так, и ничего больше. Есть задача — найти среди нелегалов из трущоб таких же, как она сама, пришельцев из Красного Утеса. И наряд анхи, роскошный, вызывающе нефункциональный и отвратительно непотребный, можно рассматривать как… маскировку? Элемент работы под прикрытием? Такой же, как приказ прикоснуться, привлекая внимание, если увидит «своих». «А потом не шарахаться и не обороняться», — напомнила себе Лин. Ей не нравилось это предупреждение, обещающее нечто малоприятное. Но владыка прав: нельзя даже случайно раскрыть, кто она и откуда. Значит, придется держать себя в руках, что бы ни происходило. Она — анха повелителя, элитная, бездна ее забери, будто ищейка-медалист из питомника, щенки от которой стоят больше, чем весь месячный бюджет их управления, включая зарплату Каюма. Она любому здесь может нахамить, и ничего ей за это не будет. Может демонстративно спросить, почему здесь такая вонь, и эти кродахи кинутся мыть и чистить свои гнилые отстойники. И мыться сами.

Но есть и цена — беспрекословное повиновение владыке. Свобода, любимая работа, смысл жизни. Шагу не ступи без спроса и без охраны. Одевайся в то, что тебе дадут, а не в то, что нравится и удобно. Даже обувь… особенно обувь! Лин уже ненавидела эти тапки без задников, ограничивающие свободу передвижения не хуже кандалов. В них чувствовала себя неловкой и неуклюжей, приходилось постоянно смотреть под ноги, хотя здесь, в полной кродахов казарме, это только к лучшему. Именно среди кродахов самый большой процент агрессивных недоумков, которых легко спровоцировать даже взглядом, а в здешнюю стражу, похоже, как раз таких и набирают.

Начальник стражи, высоченный плечистый детина в черном балахоне с золотым поясом и черных же шароварах, с двумя кривыми саблями и тремя кинжалами, производил устрашающее впечатление. Злые темные глаза смотрели с одинаковой угрозой на всех без разбору, от стражников до Лин, и только при взгляде на владыку выражение некрасивого крупного лица с неправильными чертами разительно менялось — разглаживались хмурые складки на лбу, а в глазах читались неподдельный восторг и почти рабская привязанность.

Он шел слева от Асира, на полшага позади и, кажется, изо всех сил старался понять, доволен ли тот, не гневается ли, что у него на уме, погладит ли по голове, как послушного пса, или пнет в брюхо, чтобы не путался под ногами.

Внутри длинного здания пахло немного лучше — все тот же пот разгоряченных постоянной муштрой тел, но хотя бы помойкой не воняло, и Лин отважилась дышать полной грудью. Они шли по живому коридору — стражники стояли густо вдоль обеих стен, склоняли головы при приближении владыки, от них разило почтением и страхом, но за страхом угадывалось вожделение к полуголой анхе. Было так тихо, что отчетливо слышался шелест одежды и шаги Сардара, который, единственный из всех здесь, был одет, по мнению Лин, подходящим образом: в плотные кожаные штаны, отлично годившиеся как для скачки, так и для драки, и мягкие, удобные сапоги.