деньги не пахнут 5 (СИ) - Ежов Константин Владимирович - Страница 5

Всё свернулось гладко, как узел на верёвке, кивок вышел учтивым, с лёгким поклоном головы, и стул отъехал с тихим скрипом ножек по плитке, холодной и гладкой под подошвами.

Следующая остановка – Café Karma, притон для сотрудников "Тераноса", где воздух дрожал от гула кофемашины, шипящей паром, как разъярённый кот, и витал запах свежемолотых зёрен, густой, землистый, с подтоном корицы от булочек, что золотились в витрине, маня хрустящей корочкой.

Сергей Платонов нарочно устроился у стойки – на высоком табурете, что жёг дерево под ладонями, вполголоса, – месте, где его заметят мигом, как маяк в тумане: свет лампы над головой отбрасывал блики на лицо, а шум с улицы – гудки машин и шелест шин по асфальту – врывался в дверь, колокольчиком, звенящим при каждом порыве.

– Ого? Неужто… Касатка, Убийца Акул…?

Как и следовало ждать, узнавание вспыхнуло, как спичка в темноте: лица повернулись, глаза расширились, и в воздухе повисло эхо удивлённых вздохов, смешанное с ароматом карамели от латте, что паром клубился над чашками.

Поприветствовав подходящих – рукопожатия тёплые, чуть влажные от ладоней, и смех, что звенел, как колокольчики, – Сергей углядел: немало из них щеголяли бейджами "Тераноса", пластиковыми, с лёгким блеском под лампой, и запахом свежей печати, что ещё не выветрился.

С ними он расцвёл особенно – улыбка растянулась, как солнечный луч по ковру, слова лились обильно, с лёгким наклоном тела вперёд, и воздух между ними потеплел, пропитавшись нотками ванили от их духов и лёгким трепетом от близости чужих дыханий.

Чем теснее сплетались сотрудники "Тераноса" с Сергеем Платоновым – касания локтей в толпе, шорох бумаг в карманах, – тем острее скручивались нервы у Холмс, как пружина в замке, готовая лопнуть с металлическим звоном.

И тут в поле зрения вплыло знакомое лицо – бледное, как фарфор под лампой.

– О? Эмили? Снова пересекаемся.

– А, да….

Эмили, что витала над меню, уставившись в него, как в бездонный колодец, с пальцами, замершими на странице, пропитанной запахом типографской краски, только теперь опомнилась – щёки вспыхнули румянцем, горячим и неровным, и взгляд метнулся, как загнанный зверек.

– Я тут спешу, так что… пойду я….

Она шарахнулась от его глаз, заказав наспех бутылку с напитком – холодную, с конденсатом, стекающим по стеклу, как слёзы, вместо привычного кофе, что дышал жаром и горечью, – и вылетела прочь, будто от погони: дверь хлопнула, колокольчик над ней звякнул жалобно, и на улице её шаги застучали по тротуару, быстрые, неровные, с лёгким шорохом юбки.

Казалось, выбор сменился в последний миг – импульс, что кольнул в груди.

Вероятно, пряталась от посторонних глаз, чтобы не светить общение с ним, как факел в ночи.

– Её уже пометили?

Эмили как-то обмолвилась: в "Тераносе" раз пометили – и жди беды, домогательств, что лезут со всех щелей, как тараканы из-под плинтуса, – шепотки в коридорах, холодные взгляды, что жгут кожу, и бумаги, что множатся на столе, с запахом чернил и отчаяния.

А теперь – приветствие на виду у людей Холмс, открытое, как книга на полке, с лёгким эхом голосов вокруг и ароматом свежих круассанов, что таял в воздухе.

Не миновать: теперь она на их радаре, мигает красным, как сигнал тревоги, с гудением в ушах.

Сергей это предвидел, но не думал, что так скоро – за сутки – краски слетят с лица, оставив бледность, холодную, как утренняя роса на листьях, и глаза, что потухли, как свечи на ветру.

"Что ж они с ней сотворили?"

Пока неясно, туман в мыслях клубился, как дым от костра.

Но правда о тех издевательствах над Эмили вот-вот выплывет, как обломки на волнах – солёных, пенящихся, с привкусом соли на губах.

"Жалко, конечно, чуток, но…"

Без его вмешательства Эмили всё равно угодила бы в паутину – жертва в лапах мошенников. А вместо того, чтобы гнить в этой конторе, ковыряясь в фальшивых диагностиках, что высасывают силы, как пиявки из вен, оставляя пустоту и привкус металла во рту, лучше раздавить эту банду поскорее – хрустом, как скорлупу орех, с запахом горелой бумаги и эхом сирен в ночи.

С этим самооправданием, тёплым, как глоток чая в холодный день, взгляд скользнул по часам на запястье: стрелки замерли на шести, с лёгким тиканьем, что вибрировало в коже, и циферблат блеснул, отражая огни кафе.

"С этим… всё, что нужно на этой вылазке, сделано?"

Всё необходимое убрано в карман – тёплый, от тела, с шорохом ткани: связи, что теплились, как угли, и секреты, что жгли ладонь.

Пора скинуть маску, выдохнуть, чувствуя, как плечи опускаются, с лёгким потрескиванием суставов.

По пути в аэропорт – где гул турбин нарастал, как далёкий гром, и воздух наполнялся запахом авиационного топлива, резким, с металлическим привкусом, – Сергей Платонов снова влился в команду полевой инспекции у отеля: рукопожатия, что хрустнули костяшками, смех, что разнёсся, как эхо в холле, и чемоданы, что катились по ковру с глухим стуком колёс.

Лица у всех сияли, как после удачного улова – румянец на щеках, глаза искрятся, словно утреннее солнце на росистой траве, и воздух в холле отеля пропитан лёгким возбуждением, смешанным с ароматом свежезаваренного кофе из лобби, где пар клубится, как дым от костра, и ложечки позвякивают о фарфоровые чашки с тихим, уютным звоном.

Особенно Лиллиана казалась отважной путешественницей, что только что распахнула завесу над неизведанным континентом: волосы растрепались от ветра полевых дорог, на коже ещё теплилась пыль калифорнийских трасс, а в голосе звенела нотка восторга, как эхо далекого прибоя, бьющегося о скалы.

– Все инспекции такие? Мне редко выпадала удача поучаствовать в подобном.

Лиллиана трудилась в отделе кадров, где дни тянулись серой лентой бумаг и звонков по телефону – холодному, с лёгким треском в трубке, – так что её присутствие здесь было редкостью, как снежинка в июле, тающая на горячем асфальте.

– Вечно твердят, что это сплошной кошмар, а тут – чистое удовольствие, с искрами в крови.

На её слова команда синхронно качнула головами, как колосья под порывом ветра, – шелест волос и лёгкий шорох воротников, пропитанных потом от дневной жары.

– Удовольствие? Обычно – гора документов, что давит, как осенний листопад на плечи, бесконечный и душный.

– Такая бурная инспекция – раз в год, если повезёт, с привкусом адреналина на языке.

Обычные полевые проверки готовились заранее, с тщательностью, что напоминала плетение сети из паутины: документы, идеально разглаженные, как скатерть на столе, перебирались в поисках крошечных трещин – пятнышка чернил, сдвинутой даты, – под гул ламп дневного света, что жужжали, как потревоженные пчёлы, и запахом пыли из папок, старой и сухой, как пергамент.

А эта – допросная, с напором, как волна, что хлещет по бортам, – была редкостью, вспышкой молнии в пасмурном небе, оставляющей озон в ноздрях и мурашки по коже.

– Это была самая плодотворная инспекция в моей жизни – с хрустом открытий под пальцами.

– А компания – самая хаотичная из всех, что попадались: ни единого порядка, бумаги вразброс, как листья после бури, и пришлось давить, толкать, как таран в ворота, – обычно такого не бывает, всё гладко, как масло по сковороде.

– Но разве не зажигало? Словно сыщики в плащах, с фонариками, что шарят лучами по теням, ловим их на крючок фактов – твёрдых, холодных, как сталь! Этот трепет в груди, как биение барабана в тиши, – незабываемо.

Общая оценка витала в воздухе, тёплая и липкая, как сироп на блинах, – кивки, всплески ладоней, что шлёпают по столу с лёгким хлопком, и смех, что разливается, эхом отражаясь от мраморных стен холла, с привкусом соли от вчерашних эмоций.

Но вот, когда все по очереди раздували щёки рассказами о своих подвигах – голоса переплетались, как нити в гобелене, с хрипотцой от усталости и блеском гордости в глазах, – один из команды повернулся к Сергею Платонову, и в его тоне скользнула тень сомнения, как облачко по синему небу.