деньги не пахнут 5 (СИ) - Ежов Константин Владимирович - Страница 14

Сколько фондов там погибало в тишине, не выдержав конкуренции! Даже те, что годами показывали фантастические 50–60 процентов прибыли, закрывались, как только пересыхал источник капиталов. Деньги текли не к умелым, а к заметным. Там, где было шоу, там был успех. И мир инвестиций в этом отношении не отличался от театра: талантливые, но безликие тонули в серой массе, а те, кто ухитрялся привлечь внимание, получали всё.

Одного громкого выступления, одного дерзкого манёвра достаточно, чтобы имя навсегда вписали в историю. Для Соросена таким часом стал обвал фунта. Для Бэррина – короткие продажи во время кризиса. Для Платонова – "Эпикура". Следующим номером шёл "Теранос".

Сценарий складывался идеальный: грандиозная афера, крушение идолов, жадность, обман, кровь инвесторов и культ харизматичной лгуньи. Материал, созданный для Голливуда. Вечность в обмен на риск.

Юрист в очках сидел напротив, устало потирая переносицу. Он не понимал, почему Платонов упорно гнул линию:

– Клиентская компания требует именно этого?

Ответ прозвучал без колебаний, коротко, будто приговор:

– Да. Другого пути нет.

На следующий день Дэвид поставил подпись, и тридцать миллионов долларов перекочевали на счёт "Теранос". Сделка свершилась.

Субботний ужин с Киссинджером уже значился в календаре. Звон столовых приборов, аромат дорогого вина и ленивые разговоры о науке, политике и рынке – всё это ждало впереди. Где-то между закусками и десертом следовало "по-дружески пожаловаться старику", аккуратно вложив в его уши то, что нельзя было озвучить официально.

Сеть ограничений, навешанных Холмс, сдавливала, но не душила. В договоре оставались лазейки – три категории информации, дозволенные к раскрытию. Вторая из них, самая любопытная, разрешала использовать сведения, полученные вне статуса инвестора. И именно туда вёл следующий шаг.

Смартфон ожил лёгкой вибрацией. Палец скользнул по экрану, в списке контактов мигнуло знакомое имя – "Эмили". Её голос когда-то звучал хрипло и напряжённо, как у человека, слишком долго хранившего правду под тяжёлым замком. Она была той самой, кто должен был запустить волну.

На улице завывал ветер, вдалеке гудел трамвай, а за окном осыпалась осенняя листва – будто мир затаил дыхание в ожидании грядущего взрыва.

Потребовался источник – храбрый свидетель. Эмили оказалась выбранной фигурой, но сомнения висели в воздухе, как запах мокрого асфальта перед грозой: а вдруг она проглотит правду и закроется вновь. Причина молчания бывших и нынешних сотрудников "Теранос" была проста и ядовита – страх судебных расправ, подписи под NDA, угроза потонуть в исках. Эмили в этом плане ничем не отличалась.

Что нужно было для пробуждения в ней смелости? Искра надёжной поддержки – тонкий звонок, одно вежливое слово, подтверждение, что голос не растворится в пустоте. Телефон зазвенел; вибрация дрожала в ладони, будто маленькое сердце. Набранный номер, глухой щёлк соединения, и затем знакомый, немного старый голос на другом конце линии.

– Давно не слышно было. Как дела? – прозвучало по тому концу провода ровно, сдержанно, без претензий.

– А, да… Но почему вдруг позвонили? – Эмили в голосе проскользнула настороженность: любопытство и недоверие в одной фразе. Последний разговор прошёл почти месяц назад, тогда ещё можно было оправдаться "ремонтом машины". Теперь предлогов не было.

– Было беспокойство из-за того визита. Немного разгорячённый спор с Холмс во время аудита. Переживал, не навредило ли это тебе. – реплика прозвучала мягко, но целенаправленно, словно постукивание по тонкой стенке, под которой спрятан треснувший кирпич.

– Нет, с этим всё в порядке, – ответ был твёрдый, но под натянутой уверенностью угадывалась трещина. Очевидно, что Эмили подверглась давлению; тёплая приветливость из прошлых встреч уже не служила защитой. Холмс в таких делах редко промахивалась – давление, допросы, запреты; бывало и жёстче.

Страху нужен катализатор. Люди не рвут связи без внешнего рычага – под ногами должно начать дрожать; только тогда смелость выползает из норки. Поэтому лёгкое встряхивание основания существования Эмили могло дать результат: если она действительно была подвергнута травле, накопленная злость найдет выход, но сначала требовался ещё один шаг.

До сих пор Эмили пряталась за историей о "подруге", рассказывая через чужой голос, а не своим собственным. Пришло время предложить ей понять, что собеседник – не ворчливый критик, а тот, кто вследствие схожего опыта способен понять и помочь.

– Во время аудита заметил странность – текучесть кадров аномально высока…, – тон был осторожный, почти медицинский, как если бы говорили о симптомах: тихо, но пристально.

– …, – на линии повисла пауза, длинная и натянутая, словно струна. Затем:

– ….

– Не хочу лезть не в своё дело, но та "подруга" – случайно не сотрудница "Теранос"? – вопрос без нажима, просто протянутая рука для поддержки.

– …, – снова молчание, и затем тихое:

– Может быть…, – слова, которые сами по себе были признанием.

– Это не просто любопытство. Был в подобной ситуации, поэтому понимаю. Если тяжело – готов помочь, – в голосе прозвучало не участие ради пиара, а стояние рядом, как опора.

История о борьбе, о подготовке коллективного иска, о выходе из тени с фальшивыми титулами – всё это пускало корни в разговор, превращая собеседника в возможного союзника.

– Но как это возможно? Ты же вышел на публику, участвовал в аудите…. Как такое совмещается? – растерянно спросила Эмили. Немало людей считали, что кто-то, кто собирался подавать иски, не мог одновременно оставаться в поле зрения компаний.

– Это была долгая борьба, и не всегда она означает поход в суд. Собранные силы и поддержка дают возможности для переговоров и решений, – спокойный, обдуманный тон, наполненный лёгкой надеждой:

– Иногда соседняя победа важнее личной триумфальной фигуры.

Обман – необходимый инструмент в этот момент: выдуманная тёплая история о том, как коллективное давление превратилось в уступки, должна была зажечь в Эмили убеждённость, что выход существует. Ничто так не вдохновляет на смелый шаг, как пример недалёкого успеха.

Тон разговора медленно менялся: из осторожного зонда переход в доверительную беседу, где каждый звук на другом конце провода – вздох, шорох бумаги, шаги за дверью – добавлял реализма. Эмили звучала уязвимо, но в этом голосе начинала просыпаться искра. Словно в ветхом саду, где большинство растений засохло от страха, одно маленькое семя снова дало росток – требовалось только чуть-чуть подкопать вокруг и пролить воду поддержки.

Вечер за окном стал гуще: гул машин, отдалённый лай собак – мир продолжал жить, а в разговоре на другом конце провода взращивалась надежда, которая могла превратиться в доказательство.

Когда человек видит, как кто-то рядом вырывается из тьмы к свету, внутри словно загорается искра – будто становится возможным всё, даже невозможное. Так соседи бегут покупать лотерейные билеты, услышав, что кто-то на их улице сорвал джекпот. Психология проста: если судьба улыбнулась ему, значит, может улыбнуться и мне.

Но в случае с Эмили всё было сложнее. Она не наблюдала со стороны – оказалась жертвой. Угнетённой, униженной, задавленной атмосферой офиса, где каждый шёпот мог стать доносом, а каждое слово – уликой против тебя. Тишина в трубке тянулась густо, как ночной туман после дождя. Потом, стараясь не спугнуть её осторожное доверие, прозвучал вопрос:

– С юристом советовалась?

– Пока нет.

Одно короткое признание, и маска про "подругу" окончательно слетела. Всё происходящее относилось именно к ней.

– Понимаю, просто не хватает смелости….

– Боишься, что узнают? – голос в ответ звучал мягко, но точно.

–….

– Здесь, в Кремниевой долине, все юристы так или иначе знакомы. Тяжело довериться, когда кажется, что любой адвокат может оказаться знакомым Холмс. Даже просто зайти в офис – уже риск.