Кремль уголовный. 57 кремлевских убийств - Тополь Эдуард Владимирович - Страница 29

– Не может быть, разумеется, и речи о выполнении этой просьбы! – воскликнул я. – Гетье (лечащий врач Ленина) не теряет надежды. Ленин может поправиться.

– Я говорил ему всё это, – не без досады возразил Сталин, – но он только отмахивается. Мучится старик. Хочет, говорит, иметь яд при себе… прибегнет к нему, если убедится в безнадёжности своего положения.

– Всё равно невозможно, – настаивал я, на этот раз, кажется, при поддержке Зиновьева. – Он может поддаться временному впечатлению и сделать безвозвратный шаг.

– Мучится старик, – повторял Сталин, глядя неопределённо мимо нас и не высказываясь по-прежнему ни в ту, ни в другую сторону. Поведение Сталина, весь его образ имели загадочный и жуткий характер. Чего он хочет, этот человек? И почему он не сгонит со своей маски эту вероломную улыбку?»

«За несколько дней до обращения к Сталину, – продолжает далее Троцкий, – Ленин сделал свою безжалостную приписку к «Завещанию» (приписку, где он предлагает отстранить Сталина от должности генсека)».

Но разве Ленин при уже открыто враждебном отношении к Сталину мог обратиться к нему за ядом? Не хотел ли Сталин выдумкой, будто Ленин просил его «дать яд», обезопасить себя на случай, если после смерти Ленина экспертиза обнаружит в его теле отравляющее вещество? Мол, Политбюро запретило мне дать Ленину яд, но мало ли кто мог выполнить эту просьбу!

Бежавший за границу секретарь Сталина Борис Бажанов написал в своих мемуарах, что развязка наступила 20 января 1924 года. В этот день в Москве был большой снежный буран. Несмотря на это, Сталин заботливо отправил к Ленину в санаторий «Горки» двух врачей – почему-то в сопровождении заместителя председателя ОГПУ Генриха Ягоды. Пользуясь тем, что во время бурана в санатории было безлюдно, они якобы и дали вождю яд. На следующий день Ленин скончался.

А отсидевшая шесть лет большевичка Елизавета Лермоло после эмиграции на Запад рассказала, что в тюрьме Гаврила Волков, бывший шеф-повар кремлевского санатория в Горках, рассказал ей, как 21 января 1924 года он принес Ленину второй завтрак. Было 11 часов утра, в комнате Ленина никого не было. Ленин сделал попытку приподняться и, протянув обе руки, издал несколько нечленораздельных звуков. Волков бросился к нему, и Ленин сунул ему в руку записку. Тут же в комнату ворвался доктор Елистратов, личный терапевт Ленина. С помощью Волкова он уложил Ленина на подушки и ввел ему что-то успокоительное. Ленин утих. И вскоре умер. Только после его смерти Волков развернул спрятанную им записку. В ней мало разборчивыми каракулями было написано: «Гаврилушка, меня отравили… Сейчас же поезжай и привези Надю… Скажи Троцкому… Скажи всем, кому сумеешь».

Понятно, что Ленин никогда бы не написал такой записки, не испытав до этого вполне конкретных симптомов того, что он принял за отравление. Какие же это были симптомы? В отчетах врачей, которые содержат информацию о здоровье Ленина 20 и 21 января 1924 года (то есть в предпоследний и последний дни его жизни) отмечается, что в те дни Ленин страдал от сильной тошноты, из-за чего он либо очень мало ел, либо вообще отказывался от пищи. Кроме того, в отчете одного из охранников Ленина говорится, что утром 19 января Ленин к завтраку не вышел, на прогулку не отправился и целый день практически не прикасался к пище, что также, по всей вероятности, было следствием тошноты. А совсем незадолго до смерти тошнота перешла в сильную рвоту, что является верным признаком отравления…

Но даже если бы Волков развернул ленинскую записку утром 21 января, до смерти Ленина, Троцкого он бы не нашел. Потому что за несколько дней до этого Троцкий вдруг тоже почувствовал себя плохо, и по настоянию Политбюро уехал на кавказский курорт в Сухум. А в дороге получил от Сталина телеграмму о смерти Ленина: «Сожалеем о технической невозможности для Вас прибытия к похоронам. Нет оснований ждать каких-либо осложнений. При этих условиях необходимости в перерыве лечения не видим. Окончательно решение вопроса, разумеется, оставляем за Вами». Некоторые историки видят в этом сталинскую интригу: мол, если бы Сталин отравил Ленина, когда Троцкий был в Москве, то власть автоматически перешла бы к Троцкому. А подсыпав Троцкому какую-то отраву и отправив его из Москвы на курорт, Сталин показал стране, что Троцкий даже на похороны вождя не приехал, а он, Сталин, вместе с другими верными ленинцами, несет его гроб. Кроме того, обманув Троцкого «технической невозможностью прибытия к похоронам», Сталин обезопасил себя: если бы Троцкий все-таки приехал на похороны, он мог бы настоять на тщательном патологоанатомическом вскрытии тела Ленина, и оно могло показать, что Ленин был-таки отравлен. А без Троцкого вскрытие трупа Ленина было сделано лишь через 16 дней после его смерти. Этого времени достаточно, чтобы от яда не осталось и следа. После чего Сталин настоял на ускоренном бальзамировании тела Ленина и таким образом вообще уничтожил все улики.

Конечно, сегодня при новых методах экспертизы можно даже по волосам установить, был в теле Ленина яд или нет. Однако российское правительство такое исследование не разрешает, эта тема засекречена даже спустя тридцать лет после конца власти ленинско-сталинской партии. (Хотя, возможно, такой анализ и был сделан. но тут же засекречен, дабы не вынести окончательный приговор Сталину как убийце Ленина. Ведь в России сейчас реанимируют культ «эффективного менеджера»…)

Как бы то ни было, вот последняя сцена телесериала об убийстве Ленина – документальная. Яков Рабинер описал ее в очерке «Отравил ли Сталин Ленина?»:

22 января 1924 года. Ленин умирает. Комната, где он лежит, наполнена людьми. Сталина среди них нет. Зато есть Бухарин. «Когда я вбежал в комнату Ильича, – вспоминал Бухарин, – заставленную лекарствами, полную докторов, Ильич делал последний вздох. Его лицо откинулось назад, страшно побелело, раздался хрип, руки повисли. Ильича не стало».

Однако Бухарин оказался свидетелем смерти Ленина случайно. По стечению обстоятельств он накануне простудился в Москве и приехал для лечения в санаторий, который находился в Горках. Но его случайное присутствие в момент смерти вождя было истолковано его партийными коллегами как претензия на пустующее теперь место лидера большевистской партии. Исправить это впечатление хозяева Кремля решили совершенно трагикомичным образом. От Бухарина по телефону потребовали вернуться в Москву и оттуда совершить официальное путешествие в Горки вместе с остальными ленинскими соратниками. Теперь уже в качестве равного среди равных. Потому что по замыслу Сталина у постели теперь уже не страшного ему мёртвого Ленина первым должен появиться он, единственный и неоспоримый преемник «вождя мирового пролетариата».

Нужно сказать, что это ему блистательно удалось. Вот как Владимир Бонч-Бруевич, член ленинского правительства, описал эту последнюю сцену в Горках: «По лестнице не спеша и словно замедляя шаги поднимались вожди старой гвардии большевиков, только что прибывших на автосанях. Душевная, тихая, без слов встреча с Надеждой Крупской. Вот впереди всех Сталин. Подаваясь то левым, то правым плечом вперёд, круто поворачивая при каждом шаге корпус тела, он идёт грузно, тяжело, решительно. Держа правую руку за бортом полувоенной куртки… Лицо его бледно, сурово, сосредоточенно. «Да, да, вот оно что… вот оно что…» – первым проронил слова Сталин. И стал обходить Владимира Ильича размеренным шагом, всё так же поворачивая то левое, то правое плечо, словно не веря, что смерть совершила свою работу. Как бы желая убедиться, что эта роковая работа непоправима, неизменна… Время клонилось к полночи… Порывисто, страстно вдруг подошёл Сталин к изголовью. Прощай, прощай Владимир Ильич… Прощай! И он, бледный, схватил обеими руками голову В.И., приподнял, нагнул, почти прижал к своей груди, к своему сердцу и крепко-крепко поцеловал его в щёки и в лоб… Махнул рукой и отошёл резко, словно отрубил прошлое от настоящего».