Кремль уголовный. 57 кремлевских убийств - Тополь Эдуард Владимирович - Страница 13

В силу немецкой дотошности к любым мелочам обсуждение этих условий могло растянуться еще на месяцы, но тут вмешалась ее величество российская Февральская революция 1917 года.

Нет никакого смысла затягивать наше повествование подробным описанием тех исторических событий, достаточно посмотреть кинохронику того кипучего времени. За несколько февральских дней Петербург, Москву и другие города накрыло цунами рабочих забастовок с лозунгами «Долой царское правительство!» и «Долой войну!» 25 февраля политическая стачка стала всеобщей и переросла в вооружённое восстание. Силы полиции и жандармерии, сохранившие верность царскому правительству, не смогли справиться с охватившим столицу хаосом, а несколько воинских частей, снятых с фронта, не сумели пробиться к городу. 27 февраля солдаты Павловского, Преображенского и Волынского полков, перейдя на сторону восставших, заняли все правительственные здания, и 28 февраля царское правительство было низложено, первая в истории народная революция эпохи империализма завершилась победой – царь Николай II отрекся от престола, и в России возникло двоевластие: с одной стороны легальное Временное правительство, а с другой – самочинный Совет рабочих и солдатских депутатов.

В этот политический хаос устремились авантюристы со всех концов света. Как сказал в Лондоне один из эмигрантов своей жене, «в России умные люди такой пирог делят, а ты меня тут держишь!» Даже в далекой Америке, в Нью-Йорке, прозорливый Лев Троцкий еще 25 марта 1917 года посетил Российское консульство и получил разрешение на въезд в Россию. 27 марта он с семьёй и другими русскими эмигрантами поднялся на борт норвежского парохода «Kristianiafjord», следовавшего в Европу, но в канадском порту Галифакс был задержан британскими властями; на основании слухов из Европы или информации от своих шпионов в Германии англичане обвинили Троцкого в получении немецких денег для свержения Временного правительства, продолжавшего союзничество России с Антантой, и отправили в лагерь для военнопленных. При этом, как вспоминал британский офицер, арестовавший Троцкого, «[Троцкий] сопротивлялся и… у нас получилась довольно оживлённая борьба: сначала в каюте, а затем и на палубе. Два матроса схватили его – тогда он упал на пол каюты, вопя по-русски благим матом. У него была причёска с длинными волосами и, когда он попытался укусить одного из моряков за руку, я схватил его за эти волосы и в тот момент подумал, что дёрнул слишком сильно – но теперь я сожалею, что не выдрал их целиком…» Однако и в лагере Троцкий не терял время зря, а активно агитировал немецких пленных на пролетарскую революцию в Германии и свержение кайзера.

Тем временем в Европе те, кто больше всех рвался в Россию – большевики, – все еще сидели в Швейцарии. Ленин выходил из себя и был готов на что угодно, лишь бы немедленно оказаться в Петербурге. Немцы тоже поняли, что «вчера было рано, а завтра может быть поздно». 29 марта 1917 года канцлер Бетман-Гольвег, выступая в рейхстаге, сказал: «У нас нет ни малейших оснований враждебно относиться к борьбе русского народа за свободу или желать возвращения автократического старого режима. Наоборот, мы хотим, насколько это в наших силах, помочь нашему восточному соседу в деле строительства счастливого будущего и избавления от английского засилья. Германия всегда была и остается готова заключить почетный мир с Россией».

1 апреля 1917 года Министерство иностранных дел в Берлине обратилось в Министерство финансов с просьбой об ассигновании («дальнейших») 5 миллионов марок для расходов «на политические цели» в России.

2 апреля 1917 года Брокдорф-Ранцау, торопя события, направил в МИД Германии меморандум, в котором, в частности, писал: «Очень важно сейчас способствовать усилению хаоса в России…, по моему мнению, нам надо способствовать углублению раскола между умеренными и партией экстремистов. В наших интересах, чтобы последние взяли верх, так как в этом случае драматические изменения станут неизбежными и могут принять формы, которые потрясут само существование Российской империи».

4 апреля 1917 года был наконец подписан договор о беспрепятственном проезде большевиков через Германию в «пломбированном вагоне». Позже начальник штаба Восточного фронта генерал Макс Гофман записал: «Разложение, внесённое в русскую армию революцией, мы, естественно, стремились усилить средствами пропаганды. В тылу кому-то, поддерживавшему отношения с жившими в Швейцарии в ссылке русскими, пришла в голову мысль использовать некоторых из этих русских, чтобы ещё скорее уничтожить дух русской армии и отравить её ядом».

«Некоторыми из этих русских» были Ульянов Владимир Ильич, Сулиашвили Давид Сократович, Ульянова [Крупская[Надежда Константиновна, Арманд Инесса Фёдоровна, Сафаров Георгий Иванович, Морточкина Валентина Сергеевна, Харитонов Моисей Мотькович, Усиевич Григорий Александрович, Кон Елена Феликсовна, Радомысльский Овсей Аронович [Григорий Зиновьев], Радек Карл Бернгардович и еще два десятка большевиков с женами и детьми. (Затем, в мае 1917 года, немцы пропустят в Россию еще сотню революционеров во главе с Мартовым, Аксельродом и Луначарским, но то будут меньшевики, бундовцы, социал-революционеры (эсеры), анархисты-коммунисты, члены Польской, Латышской, Литовской и прочих соцпартий, а также «дикие» революционеры, ни к одной партии не принадлежащие.)

А пока, 9 апреля, в Цюрихе, в вестибюле отеля «Церингер-Хоф», собрался «ленинский десант» – 32 пассажира с детьми, сумками и чемоданами, одеялами и продуктами. Все они подписали обязательство не выходить в Германии из своего вагона и не общаться с немцами, чтобы не компрометировать себя союзом с врагами России. Но хотя Ленин заранее оговорил с немцами полную секретность их поездки, на вокзале большевиков встретила большая группа российских эмигрантов, которые кричали отъезжающим: «Предатели! Немецкие агенты!» В ответ на это большевики, высунувшись из окон вагона, хором запели «Интернационал», и в 15 часов 10 минут под песню «Мы наш, мы новый мир построим» поезд, пыхая парами, отправился в Россию.

Красиво, правда?

Если бы эту киношную сцену придумал я, то гордился бы такой находкой, но я тут ни при чем, так оно было на самом деле.

Конечно, прямого пути из Цюриха в Санкт-Петербург через линию фронта быть не могло. На севере Швейцарии поезд довез ленинский десант до немецкой пограничной станции Годмадинген, где они пересели в опломбированный вагон и двинулись через Германию в Швецию. Их сопровождали два офицера германского Генерального штаба – капитан фон Планец и лейтенант фон Буринг, говоривший по-русски. Уинстон Черчилль написал, что Ленин был ввезён в Россию в пломбированном вагоне «как чумная бацилла». На самом деле в вагоне были опломбированы лишь три из имевшихся в нём четырёх дверей. Четвертой дверью пользовались фон Планец и Буринг, на станциях они покупали газеты для взрослых и молоко для детей русских революционеров. При этом по инициативе Ленина в коридоре была мелом проведена по полу черта, отделявшая большевиков от немцев. И еще Ленин придумал выдачу талонов на посещение туалета, чтобы курильщики не занимали сортир подолгу. Вождь мирового пролетариата, выдающий с утра эти талоны, а затем проверяющий их при входе в туалет – даже удивительно, как эту замечательную сцену не описал Аркадий Аверченко в книге «Дюжина ножей в спину революции»! Ведь именно тогда впервые была опробована советская карточная система…

Пломбированный вагон с большевиками проехал через Германию до портового города Засниц, где эмигранты пересели на пароход «Королева Виктория», который по Северному морю доставил их в Швецию. В Треллеборге, на пристани их встретил большевик Яков Ганецкий, сотрудник фирмы Парвуса «Фабиан Клингслянд».

– Дорогой Владимир Ильич, доктор Гельфанд ждет вас в Стокгольме, в резиденции нашей кампании.

– Это категог’ически исключено! Я не буду встг’ечаться с немецким агентом!

– А как же деньги, Владимир Ильич? Мы должны передать вам пять миллионов марок…

– Яков Станиславович, вы сообг’ажаете, о чем говог’ите?!