Служанка для прокаженного лорда (СИ) - Вера Виктория - Страница 4

Кашляю и закрываю нос рукавом.

— У вас повсюду пыль! Разве не нужно её убрать?

— Мне плевать на пыль! — рявкает тихо.

— Неужели нет ничего, где я могла бы быть полезной?

— Есть, — язвительно. — Возвращайся в деревню и работай там, чтобы к будущей осени было чем заплатить налоги.

— Но я…

— Моран! — нетерпеливо и раздражённо. — Сейчас же выпроводите отсюда девицу и не вздумайте больше впускать в замок кого-либо без моего дозволения!!

Моран, коим, судя по всему, оказывается седовласый старик, бросает на меня печальный взгляд... но, к моему удивлению, даже не пытается двинуться с места.

— Моран?! Как это понимать? — чувствую, как нарастает его гнев, и в то же время в голосе появляются нотки бессилия. — Фарие!!

— Я здесь, господин, — из-за колонны моментально выскальзывает высокая темноволосая девушка.

— Фарие, сейчас же выпроводи отсюда эту... эту девицу!

Фарие, в отличие от Морана, не медлит, и моментально хватает меня за плечи, толкая в сторону выхода.

Упираюсь, но понимаю, что вся моя затея близка к провалу. От страха остаться на улице тело захлёстывает паника:

— Пожалуйста, господин! Прошу вас… — ноги сами подкашиваются, и я падаю на колени, заставляя Фарие растерянно остановиться. — Пожалуйста! Мне некуда идти. Позвольте провести в замке хотя бы эту ночь…

— Фарие… ты меня слышала? — игнорирует меня, обращаясь к брюнетке.

— Сию минуту, хозяин, — с силой впивается в моё предплечье и тянет вверх.

— Если позволите, господин, — раздаётся неожиданно скрипучий голос Морана. — Мне бы внизу не помешала помощь. Мои-то руки давно дрожат… а у девы пальцы тонкие, да рука твёрдая.

— Почему не попросишь о помощи Фарие? — хозяин не скрывает в голосе недовольства.

— У Фарие и без меня забот хватает, — отмахивается старик. — Неужто и сами не видите? — Моран обводит руками, комнату, намекая на царящий вокруг беспорядок.

Какое-то время из тёмных провалов арок не раздаётся ни звука.

Замираю, чувствуя, как от волнения сердце готово выпрыгнуть из горла.

— Неделю, — с тяжёлым выдохом. — Даю ей неделю. Пусть помогает и тебе и Фарие. Если справится, получит пять медяков. Этого хватит, чтобы добраться до города. Но если будет отлынивать или нарушит правила… выгоню прочь.

Замолкает.

Так я могу остаться?

О богиня! Ощущение, будто гора падает с плеч.

— Благодарю, господин!! — почти готова расплакаться от облегчения.

— Меня не интересует твоя благодарность, — глухо и всё ещё раздражённо. — Делай, что тебе говорят... и не смей приближаться к башне.

Таэллия

— Моран, благодарю вас, — говорю, когда старик ведёт меня через маленький внутренний дворик, чтобы показать, где находится конюшня.

В отличие от господина, старик отвечает на мою благодарность тёплым взглядом, и этот взгляд совершенно постороннего человека кажется мне дороже мешочка золота.

Внутри будто отпускает натянутая до предела струна, и приходит осознание, что самое страшное позади. В такой момент отчаянно хочется почувствовать себя маленькой девочкой, разреветься и сбивчиво рассказать старику о том, как сегодня меня предал жених и как пытался продать родной отец , закрыв глаза на унизительное наказание.

Вот только я не маленькая. И прекрасно понимаю, в каком мире живу.

А Моран… он вовсе не обязан меня жалеть.

Мне вообще никто и ничем не обязан.

Эта простая мысль была усвоена мною ещё много лет назад, и жить с ней стало как-то заметно легче.

— Тише, мой хороший, тише, — Ойт чувствует здесь себя беспокойно и всё время косится по сторонам.

Чудо, что не сбежал обратно, пока я была внутри замка. Видимо, как настоящий мужчина, он решил не оставлять меня одну.

Конюшня встречает нас лошадиным фырканьем и запахом сена. Только тут Ойт немного расслабляется и спокойно заходит в стойло. Убедившись, что помимо сена у него есть свежая вода, возвращаюсь следом за Мораном в замок.

— Не знаю, где селить тебя, дéвица, — растерянно вздыхает старик.

— А прямо здесь, возле камина, переночевать можно? — с надеждой.

— Здесь? Отчего ж нельзя? Спи, коли хочешь, — пожимает плечами и, не говоря больше ни слова, уходит.

Облегчённо выдыхаю, предвкушая возможность устроиться поближе к теплу. К этому моменту от усталости меня уже не держат ноги, а тело дрожит от озноба. Кажется, будто холодный ветер навечно въелся в мои кости.

В зале возле стены есть пара широких лавок, но сил придвинуть хоть одну из них поближе к огню у меня нет. Зато прямо перед камином на полу лежит большая лохматая шкура.

Опускаюсь прямо на неё.

Богиня, как хорошо.

Нужно скорей отогреться. Едва ли мне позволят здесь проваляться целый день с температурой.

Подтягиваю колени к груди, плотнее укутываясь в дырявое одеяло, и прикрываю веки, наслаждаясь треском догорающих поленьев.

Сквозь дрёму ощущаю на себе чужой взгляд, но сил открыть глаза у меня уже не остаётся.

***

— Ишь, чё удумала? — меня будит болезненный удар по рёбрам и резкий недовольный голос.

Подскакиваю, пытаясь осознать, где я и что происходит, но гневное лицо Фарие быстро возвращает мою память на место.

— В чём дело? — хриплым спросонья голосом.

— В чём дело? — язвительно передразнивает брюнетка. — Тебе кто позволил здесь разлечься?

Сейчас понимаю, что Фарие старше, чем мне показалось ночью. Её скорее можно назвать молодой женщиной, нежели девушкой. Значительно выше меня, плечистая, с крупным ртом и немного мясистым носом.

— А… мне Моран разрешил, — тянусь, разминая затёкшую шею.

Мышцы после сна на полу нещадно ломит. Оно и понятно — “перина” из старой шкуры оказалась так себе.

Хотя мне ли жаловаться? В отцовском доме у меня перины тоже не было. Лишь матрац, набитый травой да шерстью, который приходилось стелить поверх деревянной лавки.

— Это господские комнаты, и тебе здесь не место! А ну, марш на кухню!

— Да без проблем, — невозмутимо поднимаюсь, отмечая, что моё спокойствие, как будто Фарие раздражает. — С чего начнём?

Смотрю ей в глаза, растягивая губы в широкой улыбке. Разумеется, из чистой вредности.

Ну а что она ожидала? Что я начну каяться за свой “проступок”?

Или, что буду с ней пререкаться и спорить?

Вот ещё не хватало.

— Идём на кухню, — женщина как-то неожиданно скисает и шагает прочь.

Кухня оказывается неуютным, весьма унылым, а главное, отвратительно грязным местом.

В отцовском доме даже в худшие времена подобного не припомню. Хотя о чём это я? Меня бы поедом съели за такую грязь ещё бы и розг от души всыпали.

Интересно, кому теперь в доме отца придётся взять на себя мои обязанности? Уж не Дарлину ли на уборку с готовкой поставят? Хотелось бы мне на это посмотреть.

Последняя мысль кажется неожиданно весёлой, и настроение вместе с дрогнувшими уголками губ ползёт вверх.

— Ну? Чего улыбаешься-то как блаженная? Куру ощипать надо, да крупу перебрать! — напоминает о себе Фарие.

— Готовить в такой грязи? — ужасаюсь, глядя на котёл, покрытый толстым слоем копоти и жира.

— А тебе-то что? — усмехается. — Твоё дело меня слушаться, а то моргнуть не успеешь, как хозяин тебя отсюда погонит!

Э-не, такого удовольствия я Фарие не доставлю. Опять же из чистой вредности... ну и из соображений собственного выживания. Приходится замолкнуть и заняться тем, на что указала черноволосая командирша.

Курица, как ни странно, оказывается тощей, а крупа такой, что лучше бы её скормили вот этой самой курице.

Когда с моей стороны всё готово, Фарие берётся варить нехитрую похлёбку. Сначала засовывает в котёл куру целиком, а спустя некоторое время туда же засыпает крупу.

Смотрю на это с молчаливым ужасом.