Огненный холостяк, или Как заставить дракона жениться (СИ) - Фарди Кира - Страница 2

— Ты мой маленький проказник, — восхитилась королева.

Она взяла малыша на руки, втянула сладкий младенческий запах и закрыла от наслаждения глаза: матушка давно мечтала о внуке, которого не мог дать ей наследник, раненый в сердце любовью к Аэре.

— Матушка, батюшка, это не мой ребенок, — вскричал Ирнис. — Я не понимаю, откуда он здесь взялся. И вообще, как посторонний мог проникнуть в тщательно охраняемые покои наследного принца?

— С этим мы еще разберемся, — король грозно посмотрел на командира дворцовой стражи — единственного дракона, одетого по всей форме. — Коэр…

— Слушаюсь.

Командир бесшумно исчез. Король подошел к дивану, заглянул через плечо жены и нахмурился: ночное появление ребенка в королевском дворце никак не входило в его планы. Ирнис знал, что отец всегда гордился своей способностью контролировать ситуацию, держать все нити в руках. А тут такое…

Он и сам не мог поверить в происходящее. Ощущая на себе взгляды отца и матери, понимал, что должен что-то сказать, как-то оправдаться, но слова застревали у него в горле.

В комнате повисла гнетущая тишина, нарушаемая лишь тихим посапыванием младенца. Все ждали решения короля. А он стоял, размышляя, глядя на сверток с малышом, который задремал на руках у королевы, согретый ее теплом.

Наконец правитель вскинул голову и в упор посмотрел на сына. И в этом взгляде не было ничего хорошего для него. Ирнис невольно расправил крылья и покосился на распахнутые двери. Сейчас побег — самое что ни на есть верное решение. Ему нужно время, чтобы прийти в себя и обдумать происходящее.

Но он остался на месте, подавив в душе страх. Трусливый наследник — это позор для рода Огненных драконов.

— Слушайте мое королевское повеление! — прозвучал резкий голос короля. Слуги и Ирнис мгновенно склонили головы. — Передай ребенка ему!

— Но… Ваше Величество, — попыталась возразить королева.

— Передай… ребенка… ему! — повторил король, повысив голос и чеканя каждое слово. Металлические ноты набатом зазвучали в холодном воздухе. — Его сын, пусть сам и воспитывает.

— Батюшка, я ничего не знаю! — вскричал Ирнис. — Матушка, спаси!

— Ты не слышала, что я сказал?

Король вырвал младенца из рук жены и сунул его сыну. Ирнис рефлекторно взял сверток, но так и застыл, держа его на вытянутых руках. Малыш, лишенный тепла, отчаянно заголосил.

— Вы жестоки, Ваше Величество, — рассердилась мать. — Как мальчик справится с ребенком?

— Мальчик? — король схватил со стола кувшин, кинул его в сторону. Тот с грохотом врезался в противоположную стену и свалился на пол. — Детей делать — мужик, а воспитывать — мальчик! Не смей мне перечить!

— Слушаюсь!

Мать отошла в сторону. Она положила руку на сердце, и видно было, как она переживает за крохотное существо, которое, может быть, является ее долгожданным внуком.

Король повернулся к секретарю, стоявшему рядом и записывавшему каждое повеление правителя в книгу.

— И завтра же разошлите глашатаев по всей стране. Объявляю отбор невест для Его Высочества Ирниса.

— Но… — охнул принц. — Отец! Аэра…

— Хватит! Эта леди свела тебя с ума! Ты женишься, и точка!

Король резко развернулся. Слуга бросился к нему, подхватил шлейф халата, расправил его, чтобы правитель случайно не споткнулся. Королева обреченно посмотрела на сына и тоже пошла к выходу. Следом потянулась свита.

Через минуту Ирнис остался один. Вернее, не один, а с младенцем на руках. И что с ним делать, он не имел ни малейшего представления.

— Лира, пора! — Ольха потрясла дочку за плечо.

— Отстань, — дернула ногой та и повернулась на другой бок.

— Вставай, зараза! Дед Евдей ждать не будет.

Мать стянула одеяло, и утренний холод мгновенно забрался под ночную рубашку Лиры.

— Ну, матушка, я чуточку полежу, — пробормотала она.

Она попыталась укрыться, но получила тяжелой ладонью по попе и вскочила, сонно тараща глаза.

— Вставай, несносная девчонка! Сердце-цвет ждет тебя. Только на рассвете, пока туман не рассеялся, он отдает свою силу.

— Темно же, куда я пойду?

Лира показала на черное окно: еще ни один луч солнца не коснулся земли.

— Пока соберешься, уже и развиднеется, — Ольха подошла к двери. — Василь болеет, нужен сердце-цветок.

— Ох, и захворал же наш Васенька! – Лира передразнила мать и показала ей в спину язык. – Вчера, помнится, наш «больной» так усердно «лечился» крепким элем в таверне, что до дома его, беднягу, на руках несли, небось, от слабости.

— Ну что ты, право, упрямица! — всплеснула руками матушка и перехватила дочь по спине полотенцем. — Я же говорю, хворает! Где это видано, чтобы отрок невинный так страдал по элю? Просто он у нас писаный красавец, вот злые языки и сглазили, не иначе!

— Ах, да что ты говоришь! А ты его подними спозаранку, как меня, да отправь в горы за этим вашим «сердцем-цветком». Хворь как рукой снимет, и про эль сразу забудет, да-да, точно тебе говорю! Начнет бегать по скалам горным козликом, только копытца засверкают! Вот оно, лучшее лекарство!

— Поговори мне! Ох, и беда с тобой, Лирка! Наживешь ты себе врагов ядовитым язычком.

Ворчала и злилась Лира на наглого братца, который отлынивал от любой домашней работы, вечно прикидываясь слабым и больным, по привычке. А сама уже умылась, натянула серое суконное платье, сшитое своими руками, и вздохнула: кривые стежки смотрели на нее из зеркала с немым упреком.

Лира фыркнула и закружилась: ну, что поделаешь, не мастерица. Не из того места руки растут.

Бросила взгляд на окно, миг подумала и надела еще жилет из кроличьего меха. Пушистые волосы собрала в тугой пучок, а поверх повязала до бровей платок.

— Удачной дороги, Ли, — напутствовала матушка.

Взяв корзинку и заплечный мешок, куда мать положила краюху хлеба и бутылку с молоком, Лира вышла во двор и вздохнула: небо, затянутое свинцовыми тучами, не радовало ни одним лучиком солнца.

— Ну, наконец-то! — проворчал дед Евдей.

Опираясь на посох, он стоял по ту сторону ворот и хмурился.

— Доброе утро, дедушка! — чмокнула его в щеку Лира и засмеялась.

Смех колокольчиками зазвенел в прозрачном воздухе, и сразу встрепенулись птицы, ответили Лире чириканьем и клекотом.

Сморщенное лицо старого знахаря тоже разгладилось.

— Эх, умеешь ты Лирка…

— А то.

Старик зашагал впереди: только он знал места, где растет неуловимый сердце-цветок. Лира плелась следом и ежилась, кутаясь для тепла еще и в домотканую шаль.

Утро в горах встречало неприветливо: сыро, промозгло, только серые, изрезанные морщинами скалы, да клочья тумана, цеплявшиеся за верхушки елей. Тропа вилась между камней, усыпанных прошлогодней листвой. Под ногами хлюпала влажная земля, кое-где еще лежал снег. И, хотя Лира выбирала сухие островки, все равно в прохудившиеся от старости сапоги попадала вода.

И тут между тучами образовался просвет. Первые лучи коснулись верхушек деревьев. И сразу пейзаж вокруг изменился. Заискрилась каплями росы первая зелень. Робкие ростки папоротника, острые иглы травы, клочки мха, как изумрудные заплатки на буром полотне, — все говорило о пришедшей в горы весне. А там и тут, между камней, словно драгоценные искры, засверкали огоньками первые цветы: крокусы, подснежники, мать-и-мачеха.

Лира остановилась, зажмурилась, с наслаждением подставила лицо теплу. В этом мрачном утре была своя красота, своя нежность, хрупкая, но несгибаемая жизнь,

И она, Лира, часть этой жизни.

— Ты где застряла, — выдернул ее из блаженства травник. — Поторопись!

— Бегу, дедушка Евдей!

Она вприпрыжку бросилась догонять деда и вдруг застыла на месте, завороженная увиденной картиной: высоко в небе появилась большекрылая птица. Она описывала круги, спускаясь все ниже, и вскоре стало понятно, это дракон.

Его чешуя сияла ярким золотом, отражая свет солнца, отчего дракон казался живым огнем. Вот он сложил огромные, перепончатые, с золотыми прожилками, крылья, ушел в крутой вираж и опустился на огромный валун недалеко от Лиры.