Тени Овидии - Грэй Нилоа - Страница 15

Овидия вдруг подумала о мужчинах, которые терпеливо ждали, когда приглянувшиеся им девочки достигнут возраста зрелости, чтобы… Ох, даже думать об этом было неприятно. Но Ноам же не был таким. Он сам был всего на год старше.

– Эта записка – приглашение?

– Нет, – быстро ответил Ноам. – Это стихотворение. Вы можете читать его или не читать – воля ваша. Но мне показалось, что я нашел подходящую форму для того, чтобы выразить свое восхищение вашей красотой. Устно мне было бы гораздо сложнее это сделать.

Овидию охватила нежность. Стихотворение. Язык любви. Даже в самых ярких романтических мечтах она не смела рисовать себе подобные картины. Ведь она была всего лишь Серой Ведьмой, которую все презирали.

– Я от души благодарю вас. Но подумайте о том, что скажут другие, когда увидят нас вместе. Дружба со мной уже повлияла на репутацию Шарлотты. И мне бы меньше всего хотелось, чтобы из-за меня опять пострадал кто-то… пострадали вы, – добавила Овидия тихонько. Кажется, она сама испугалась своей откровенности.

– Меня не страшат слухи и пересуды, – ответил Клинхарт-младший. – Есть лишь одно мнение, к которому я готов прислушиваться, один голос, которому счастлив повиноваться. Это ваш голос, мисс Уинтерсон. И пусть меня ненавидит весь мир, – Ноам судорожно сглотнул, – пусть вокруг будут судачить и сплетничать. Ваше дыхание рядом наполнит меня силами и не позволит сдаться.

«Говори, говори, не останавливайся», – думала Овидия. Ей хотелось кричать от переполнявших ее чувств. Но вместо этого она со спокойной улыбкой ответила:

– Вы можете называть меня просто Овидия. И давайте… давай на «ты».

Ноам кивнул и, посмотрев Овидии в глаза, сделал еще один шаг вперед.

– Овидия, – сказал он, и ее имя, произнесенное его голосом, прозвучало как что-то запретное. – Ты пойдешь со мной на свидание?

Она улыбнулась и шепотом, едва слышно, но уверенно ответила:

– Да.

31 октября 1843 года. Ночь Самайна.

Винчестер, Англия

Весь день Жанетта готовила свою хозяйку к празднеству. Сначала она помогла Овидии принять роскошную долгую ванну, потом они одевались. Девушка выбрала светло-зеленое платье, подаренное ей отцом специально к этому дню. Платье было по-настоящему изысканным: с золотой вышивкой и пышной юбкой. Вырез на груди также был отделан вышитыми цветами, – все вместе придавало Овидии особое очарование.

Что касается волос, то хотя мода не приветствовала длину ниже плеч, Овидии все же удалось уговорить Жанетту позволить ей, в честь праздника Общества Чувствительных, отрастить их почти до середины спины. Тем более что локоны Серой Ведьмы были по-настоящему красивыми. Надев на хозяйку серебряное колье, Жанетта занялась макияжем. Она нанесла немного пудры чуть светлее тона кожи на лицо, шею и область декольте. Подчеркнула глаза коричневыми тенями, добавила капельку румян на щеки и немного розовой помады на губы. Последним штрихом была шаль, которую девушки игриво повязали вокруг талии. И туфли, которые нужно было принести из гардеробной.

– Вы прекрасны, мисс Овидия, – прошептала Жанетта, глядя в зеркало на свою хозяйку. Она была явно довольна результатом своей работы.

– Жаль только, что от танцев прическа растреплется и юбка помнется, – вздохнула Овидия. – Но получилось правда очень красиво. Спасибо, дорогая Жанетта.

– Не хочу вас волновать, мисс Овидия, но у нас осталось совсем мало времени, – меняя тему, сказала служанка. И оставив хозяйку, побежала за туфлями.

Через минуту Серая Ведьма была полностью одета, и горничная протянула ей сумочку – тоже зеленую с золотым, как и платье. В нее Овидия положила листок с речью. Она составляла речь несколько дней подряд, и вот, наконец, вчера вечером закончила без посторонней помощи. Отец несколько раз предлагал помощь, но Серая Ведьма отказывалась. Внутренний голос подсказывал ей, что это дело она должна довести до конца сама.

Они спустились в гостиную. Теодор, который сидел в одном из кресел и читал, отложил книгу и подошел к дочери.

– Я знал, что тебе пойдет это платье. Ты великолепна, дочь моя.

Почувствовав трогательные нотки в голосе отца, Овидия крепко обняла его, и Теодор, не заставив себя ждать, обнял ее в ответ. Жанетта тем временем продолжала крутиться вокруг юбок, исправляя невидимые недочеты. Взглянув на нее, Теодор по-доброму рассмеялся.

– Я принесу пальто и перчатки, – сказала горничная, закончив, наконец, возню с платьем, и вышла из комнаты.

– Ты отлично справишься, – сказал Теодор, когда они остались одни. – Горжусь тобой, дочь, – добавил он. И от нахлынувших эмоций его глаза засияли.

– Как бы мне хотелось, чтобы мама меня увидела, – проговорила Овидия, чувствуя, как в горле скапливается комок.

Говорить о маме, упоминать ее имя было для Овидии также трудно и больно, как в первые дни после ее смерти. Она не могла смириться с отсутствием матери. И поэтому говорить о ней было для Серой Ведьмы чем-то вроде подвига, не меньше.

Теодор обхватил руками лицо дочери и внимательно посмотрел ей в глаза.

– Она бы очень гордилась тобой, дочка. Поверь. Я знаю, о чем говорю.

Овидия хотела было что-то ответить, но Жанетта уже успела вернуться. Просовывая руки в рукава пальто, которое придерживала горничная, Овидия взглянула на большие напольные часы и заметила, что они вот-вот пробьют половину седьмого.

Уже поздно, сестра.

Вейн. Овидия закатила глаза. Извини, подружка, сейчас не до тебя.

– В перчатках вам будет тепло, – говорила Жанетта, сердитыми движениями оправляя пальто хозяйки. – Не замерзнете. Но я все равно не могу взять в толк, зачем идти пешком, когда можно доехать на карете? Мисс, Овидия, сжальтесь. Возьмите, пожалуйста, карету.

– Материнская кровь. Упрямство, с которым даже я не могу совладать, – смеялся Теодор.

– С ней все что угодно может случиться по дороге, – бормотала Жанетта скорее себе, чем кому бы то ни было еще, заканчивая проводит ревизию своей работы.

Потом были уговоры отца, который убеждал дочь быть умницей и послушать его совета хотя бы в такой день. Права, мол, Жанетта: опасно девушке идти в такое время суток, по темноте, одной по улицам Винчестера. Закончилось тем, что тени покинули тело Овидии и все трое повисли за спиной хозяйки в воинственных позах. Трудно было найти более яркое доказательство того, что ей не нужна была защита. Она и так везде ходила с тремя охранницами.

– Немедленно внутрь, – прикрикнула на сестер Овидия.

Фесте хихикнула, и все трое исчезли.

Овидия обернулась к отцу и Жанетте.

– Держи их под контролем, дорогая. Не хотелось бы, чтобы сегодня вечером у кого-нибудь случился сердечный приступ.

– Люблю твои шутки, папа, – сказала Овидия, подходя к отцу с раскрытыми объятиями. – Не волнуйся, все будет хорошо.

Она попрощалась с Жанеттой, пожелала отцу скорейшей встречи и вышла из дома. Стояла глубокая осень, и даже плотная ткань, из которой было сшито пальто, не спасала Серую Ведьму от холода. Оставалось только одно – идти самой короткой дорогой, чтобы добраться до места как можно быстрее. Она шла по улицам Винчестера, и луна, которая в тот вечер светила особенно ярко, казалось, двигалась вместе с ней. Девушка знала, что в такой час ее за каждым углом могут поджидать неведомые странные силы. Куда более странные, чем ее собственные тени. Но она чувствовала себя спокойно. Ведь в руках у нее была сумочка, специально купленная отцом по такому особому случаю. А в сумочке – аккуратно сложенный листок с речью, которую она продумала до самых мелочей. Это придавало ей уверенности. К тому же она как будто и не замечала темноты вокруг. Едва выйдя из дома, она принималась представлять интерьеры места, где совсем скоро начнется долгожданный праздник. И в ее воображении они были залиты теплом и светом. Так она шла, не боясь ничего и ощущала, как с каждым шагом становится все спокойней и увереннее и как голова ее освобождается от ненужных мыслей.