На отшибе сгущается тьма - Лик Амалия - Страница 2

Я пытался оправдаться, объяснить, что мне приснился кошмар и что к ней я даже не подходил, но он и слушать не хотел. Отчим взял со спинки стула свой кожаный ремень и стал неистово стегать меня. Ни мои слезы, ни мольбы не остановили его.

Мама пришла ко мне, когда отчим отправился в спальню.

Она промыла раны, намазала их каким-то кремом и, даже не спросив, что случилось, сказала, что я не должен обижать сестру.

Обижать сестру…

Обижать сестру, мать ее!

Этими словами она нанесла мне последний удар, который стал больнее, чем все раны, кровоточащие на моем теле.

В тот вечер я решил, что больше никогда не буду оправдываться, не буду умолять о пощаде. В тот вечер я возненавидел сестру.

Я не вернулся в комнату, а сжался в клубок на диване, но так и не смог заснуть, потому что все тело адски болело, а при любом прикосновении я вздрагивал и чувствовал, как слезы сочились из глаз. Зато в ту ночь я понял простую истину: есть я, я один против всего мира. Нет ни одного человека на этом свете, ради которого стоит вести себя хорошо.

Ален Расмус сидел в машине, обдуваемый холодным воздухом из кондиционера, и внимательно следил за подъездом небольшого трехэтажного дома. Его тело затекло, а глаза устали неотрывно смотреть в одну точку. Он потянулся к бумажному стакану из-под кофе, но тот уже давно опустел.

Что он тут делает? Зачем приехал? Чего он ждет?

Ничего. Он просто сел за руль и поехал искать ответы. Две недели он боролся со своими мыслями, со своими демонами. Но они в очередной раз победили. Слова из письма, оставленного на пороге в день его свадьбы, поймали в ржавый капкан воспоминаний и трепыхавшейся надежды. Он не мог работать, не мог спать, не мог жить своей новой прекрасной жизнью. И дело было не только в содержании письма, но и в том, кто его оставил.

«Неужели Иллая вернулась?»

Та, кого уже два года все считали мертвой после того, как ее машина упала в реку и ушла на дно. Но ее тело так и не нашли, а он… Он даже и секунду этих двух лет не сомневался, что Иллая выжила. Да, она исчезла, канула в холодный поток его воспоминаний. Но пока Ален не войдет в безлюдное помещение морга и не услышит от коронера, что останки принадлежат ей без сомнений, никто не убедит его, что Иллаи больше нет.

Ален выплыл из мыслей, в которых уже слышал звук своих шагов по пустому коридору, видел перед собой закрытую белую дверь и металлическую ручку, до которой боялся даже дотронуться. Все внутренности покрылись ледяной коркой при одной мысли, что за дверью могло лежать ее обнаженное тело, а поблекшие каштановые кудри разметались по металлическому блестящему столу. Расмус подставил лицо под струю прохладного воздуха, остужая кожу.

Дорога сюда заняла у него двое суток. На ночь он остановился в придорожном мотеле, а с рассветом встал и помчался дальше. И вот он здесь, в городе Восточный Первого округа на Девятой улице у дома тридцать семь. И что он делал? Сидел в машине и смотрел в упор на дверь подъезда, будто участвовал в слежке. И при этом даже не пытался выйти и разведать обстановку.

А в голове вперемешку с мыслями об Иллае бултыхались, как выброшенные в бескрайнее море бутылки, вопросы: чего он пытается добиться своим визитом? готов ли увидеть ее? сможет ли узнать ее через столько лет? Алену было двенадцать, когда он видел мать в последний раз. Сколько ей сейчас? Лет шестьдесят. Что он почувствует, если найдет ее? Сможет ли простить ее, отпустив тоску и обиду?

Он столько раз обсуждал эту тему с психологом и даже решил, что справился с закостеневшими воспоминаниями и чувствами. Но, сидя в машине, скованный непонятным страхом и раздавленный беспомощностью, он чувствовал, как его до краев заполняет коктейль противоречивых эмоций. Расмусу казалось, что его откинуло в самое начало терапии, на которой настояли отец и Агнес. Ален отнекивался как мог, искал отговорки, любые причины, чтобы избежать того, чтобы чужой человек забирался к нему в черепную коробку. Но когда он полностью перестал спать по ночам, когда поиски Иллаи превратились в маниакальную зависимость и он стал кидаться на улице к каждой кудрявой или рыжей девушке – Ален сдался. И с тех пор посещал Дерека Муна. Он случайно познакомился с ним в одном из баров, куда периодически наведывался после событий двухгодичной давности, когда девушка, которую он полюбил, оказалась жестокой серийной убийцей, вершителем правосудия с огромными психическими проблемами. Но даже это не смогло растоптать его чувства к ней. Он уверял себя, что Иллая – зло. Но сердце шептало обратное, искало оправдания, похожие на толстый слой крема, скрывающий настоящую начинку торта.

В тот вечер он и Дерек разговорились, и приятный ненавязчивый мужчина предложил ему свою помощь. Мун казался отличным специалистом, который умел поддержать разговор, но не заходил слишком далеко и не давил. А еще его кабинет был в соседнем от полицейского управления Пятого округа здании, и у Дерека всегда находилось время для Алена. Лучшего варианта не стоило даже искать. Первое время Расмус ходил к нему раз в неделю, через несколько месяцев он стал посещать психолога раз в две недели. А последний год, после ухода из полиции, когда дело Иллаи наконец стало покрываться пылью, Ален наведывался к Муну всего раз в месяц – скорее просто по привычке, как к старому знакомому, чем для терапии. Оказалось, ходить к психологу не так страшно и унизительно, как он считал до этого. Именно благодаря общению с Муном он сблизился с Агнес и открылся отцу, да и его сон нормализовался. Пока две недели назад его не швырнуло обратно в прошлое.

Конечно, он рассказал о записке Муну. Позвонил на следующий же день и вывалил на ошарашенного психолога свои мысли, вновь лишившие его сна. Дерек пытался его успокоить и все эти дни настаивал на визите. Но Ален не мог, он был не готов и потерян. Да, как видно, вопрос ухода матери они так и не проработали.

«Надо наведаться к Муну», – подумал Расмус и посмотрел на выходящую из подъезда женщину.

Пригляделся к ней и отвел взгляд. Слишком молодая. Взял телефон и посмотрел на время. Вот уже пять часов он смотрел на дом, подъезд, людей, которые выходили и заходили внутрь. Каждый раз, когда дверь открывалась, все внутри него замирало, словно на него наставляли дуло пистолета. А потом он видел незнакомых людей и выдыхал, будто увернулся от пули.

Ален вновь взял телефон и открыл галерею, нашел фотографию того злополучного письма и всмотрелся в слова.

«Привет, детектив.

Поздравляю с днем свадьбы тебя и Агнес. Вы отличная пара! И вот мой тебе подарок:

Кэрол Джунс (Каролина Расмус), Первый округ, город Восточный, Девятая улица, дом тридцать семь.

Удачи. Передашь маме привет?»

Могла ли Иллая его обмануть? Но зачем? Чтобы что? А если это не от нее? Нет, точно она. Хотя подписи в письме не было, но он буквально слышал, как ее уверенный голос произносил их, ее интонацию, спрятанный смысл. С того момента, как он нашел письмо, вся его жизнь вновь пошла трещинами. Вернулась бессонница, которую он пытался скрыть от Агнес и отца, а слова все крутились и крутились в голове, мешая думать, дышать, любить. Он стал мужем Агнес и скоро станет отцом их ребенка. Но каждую ночь последние две недели он ложился спать с мыслями об Иллае и о своей матери. Даже на свадьбе, когда гости отмечали их праздник, он сбежал, закрылся в кабинете и судорожно искал любую информацию о Кэрол Джунс. Но ничего не нашел. У него уже не было доступа к полицейской базе, а в интернете никаких данных о ней не было. Он наткнулся на пару страниц в социальных сетях, но на фотографиях были улыбающиеся девушки. Его руки дрожали, когда он вводил в навигаторе этот адрес, больше всего Ален боялся, что там будет кладбище. И только когда увидел улицу на окраине города и жилой дом номер тридцать семь на ней, то смог дышать. Только после этого Расмус вернулся к гостям и натянуто улыбался, попивая домашнее вино.