Бастард Александра (СИ) - Емельянов Дмитрий Анатолиевич "D.Dominus" - Страница 28

— Что, гадёныш, страшно⁈ — Он всё больше и больше верит в свои силы и рвётся покончить с противником.

Ложный замах и атака с яростным криком:

— Сдохни, однорукий!

От такого удара уже не увернуться, и Эней принимает его на свой тесак. Железо высекло искру о железо, две силы упёрлись друг в друга! Кто в этот миг уступит, тот и проиграл.

Заскрежетав зубами, расцарапанный здоровяк надавил всем телом. Он словно гора навис над греком, и в этот момент я вижу, что Парменид выбрался-таки из плена подушек и спрыгнул с повозки. Ещё миг — и он ударит Энею в спину!

Думать тут некогда! В памяти, как вспышка, проносится кадр из далёкого детства. Я с другом против парня постарше из соседнего двора. Он уверен в своём превосходстве и ведёт себя вызывающе, но у нас своя техника. Мой друг кидается ему сзади под ноги, а я толкаю спереди. Крепыш падает на спину, а мы бросаемся на него сверху и молотим изо всех сил!

Из этой вспышки воспоминаний в сознании остаётся только одно: маленький и слабый может остановить большого и сильного, если…!

Это оформляется в мозгу как разумная мысль, когда я уже лечу в ноги Пармениду. Волосатая нога в тяжёлой сандалии врезается мне в бок, и вся масса огромной фигуры по инерции валится через меня на землю. Рука надсмотрщика до последнего держится за меч и не успевает амортизировать падение тела. Грузная масса опрокидывается в дорожную пыль, и широкий нос с бородатой харей принимают на себя всю тяжесть падения.

Под победный грохот достаётся и мне. Ноги Парменида рушатся на меня, как два огромных бревна. Прилетает по уху, по рёбрам, но я на таком адреналине, что не чувствую боли. Сжавшись в калач, вижу, что Эней воспользовался подаренными ему мгновениями.

Нога грека ударила нависшему горой здоровяку прямо в кость голени, и тот на миг обмяк от боли. Этого хватило! Эней отбросил оружие противника, и в ту же секунду его тесак прошёлся по животу грабителя, распарывая его, как набитый мешок.

Бум, бум, бум…! Грохочет сердце в моей груди, а пришедший в себя Парменид уже пытается вскочить на ноги. Его волосатые лодыжки прямо надо мной, и я хватаю одну из них и вцепляюсь в неё руками и зубами. Впиваюсь как собака, по-настоящему, до вкуса крови и мяса.

— Аааа! — ревёт надо мной живая гора, и гигантская рука клещами стискивает мою шею. Чувствую, как бессильно разжимаются мои зубы, и рот отчаянно хватает исчезающий воздух.

Чудовищная сила поднимает меня над землёй и бросает куда-то в дорожную пыль. Руки, ноги — всё в кучу! Полотно дороги летит мне навстречу, моё тело кубарем катится по каменисто-песчаной земле и… Темнота!

Прихожу в себя под заливистый плач Барсины и её надрывный крик:

— Геракл, сыночек! Очнись! — Зажав мою голову, она качается вместе с ней так, что меня сразу же начинает тошнить.

К моей радости, увидев мои открывшиеся глаза, она перестаёт качаться, оглашая весь мир радостным воплем:

— Очнулся! Хвала вам, всемилостивейшие боги! Очнулся!

Надо мной тут же склоняются лица Энея и Мемнона, за ними толпятся остальные, и я вижу их радостные улыбки. Меня до слёз пробирает написанное на лицах всеобщее счастье, и, чтобы не впасть в излишнюю сентиментальность, я нахожу спасение в иронии.

«В этой умилительной картине для полного комплекта не хватает только морды моего коня!» — бормочу про себя и, словно услышав меня, огромная голова Софоса просунулась между человеческими лицами.

Влажные добрые глаза лошади смотрят мягко и ободряюще, а его мягкие губы тянутся ко мне под всеобщий радостный смех и крики:

— Гляди-ка, и коняка тоже… Вот ведь умняшная скотина!

Пошевелившись, ощущаю свои руки и ноги. Немного саднят многочисленные ссадины, но в целом всё в порядке: руки-ноги на месте и функционируют исправно.

Голова тоже приходит в норму, и я делаю попытку выбраться из цепких объятий «мамочки».

Та тут же начинает на меня шикать:

— Тихо, тихо, тихо…! Геракл, полежи ещё! Не торопись, ты пока слишком слаб! — Она вновь начала меня качать, и это уже всё, перебор!

Отвожу её руки и приподнимаюсь. Немного мутит, но я всё-таки встаю на ноги. Чутка покачивает, но, в принципе, терпимо. Оглядываюсь по сторонам. Четыре трупа в лужах ещё не впитавшейся в землю крови лежат там, где и лежали.

«Значит, в отключке я был недолго!» — делаю однозначный вывод, а мой взгляд уже натыкается на главаря всей этой мёртвой кампании. С окровавленной головой и весь в синих кровоподтёках, он сидит связанный у колеса повозки.

С одного взгляда видно, что били его все, долго и от души.

«Ну и поделом ему! — мысленно одобряю „товарищеский суд“. — Пусть ещё скажет спасибо, что не убили!»

Пытаюсь шагнуть, и непослушные ноги сразу же подводят меня. Едва вновь не тыкаюсь носом в землю, но твёрдая рука Энея удерживает меня от падения.

— Не торопись! Ты сильно головой приложился. — Его серо-голубые глаза смотрят на меня одобрительно. — Головокружение пройдёт, надо просто посидеть спокойно.

Он прислонил моё плохо слушающееся тело к борту повозки, и «мамочка» тут же вновь накинулась на меня со своей несносной любовью.

— Я же говорила, полежи спокойно, — заворчала она, одновременно заматывая мне разбитую голову и крича на Мемнона. — Ну чего ты там телишься, недотепа! Неси же мазь от ушибов!

Закончив с моей головой, она вновь накинулась на многострадального толстяка:

— Да не там ты ищешь! Не там! Она в малом сундуке! — Не утерпев, она-таки вскочила и, оттолкнув Мемнона, полезла сама копаться в поклаже.

Пользуясь передышкой, опускаюсь на корточки и расслабленно пялюсь в бескрайнюю пустынную даль, окаймлённую по горизонту горной грядой с белыми шапками вершин. Несколько мгновений счастливого умиротворения, и… не спрашивая моего согласия, рядом присаживается Арета.

«Господи! — бросаю на неё испепеляющий взгляд. — Тебе-то чего надо!»

Ничуть не смущаясь моего неприкрытого недовольства, она смотрит на меня с открытым одобрением.

— А ты молодец! — Рот девчонки растянулся в улыбке. — Не струсил! Эней сказал, что ты герой и всех нас спас.

Сказав это, она не стала дожидаться моей реакции и поднялась на ноги.

— Ладно, не буду тебя доставать. Поправляйся! — Махнув рукой, она зашагала своей бодрой подпрыгивающей походкой.

Глядя ей в спину, я с почти ностальгической тоской думаю о том, что, будь я помоложе, то мог бы наверное приударить за этой бедовой девчонкой.

«Да уж, Ромео из меня никудышный! — отвожу взгляд и, усмехнувшись, качаю головой. — О душе тебе пора уже думать, а ты всё о бабах!»

Сатрапия Сирия, город Аузара, начало января 322 года до н. э

Я лежу на крыше дома и бездумно пялюсь в синее, абсолютно безоблачное небо. Тростниковый навес закрывает меня от по-летнему ярких лучей солнца, а ветерок с пустыни обдувает жаркими дуновениями воздуха. Пусть он и не приносит прохлады, но хоть сдувает местных назойливых мошек.

Этот большой дом, как и немалый участок вокруг с пальмами и кустами акации, Барсина сняла на неопределенный срок. Как она сказала, пока не отдохнет и ее не перестанут мучить ночные кошмары.

Дом стоит в двухстах шагах от стены города Аузара и в полукилометре от протекающей к востоку реки Евфрат. Местечко, прямо скажем, сказочное. Настоящий волшебный восток. Островок зелени и процветания посреди прокалённой солнцем пустыни: ровные прямоугольники полей, разделенные линиями высоченных пальм, белые крыши домов в окружении цветущих садов и купола бесчисленных храмов.

Всё это — благодатные дары реки Евфрат, вкупе с круглогодичным солнечным теплом и пригодной для земледелия почвой. Город Аузара здесь называют не иначе как «жемчужина пустыни», и не только из-за своих цветущих садов. С тех пор как Александр основал свою первую в Азии Александрию, самый короткий путь из Эллады в Вавилон лежит через этот город. Этот торговый путь принес в эти края расцвет торговли, земледелия и ремесел, ну и, конечно, сказочные доходы правителям этой области.