Квантовый переполох - Медведева Марина - Страница 7

– Вы забываете, что теперь я – его родственник. Можно сказать, по прямой линии, – хмыкнул Федор. – Не в моих правилах «закрывать» нерасследованные дела. Мы найдем убийцу, Люсинда Арсеньевна, независимо от того, на какой из сторон он скрылся. На той или на этой. Рука правосудия дотянется до него, поверьте.

– Верю в вашу вездесущую руку, – вздохнула Люсинда и слезла с кровати. – Везите меня к себе. И купите мне, наконец, нормальную одежду. Я – женщина, а не пациент психушки.

Мужчины обменялись саркастическими ухмылками.

Майор Соколов обитал в трехкомнатной холостяцкой квартире. Квартиру ему подарили родители, которые перебрались в собственный дом. Отец Федора, известный стоматолог, хорошо зарабатывал. Мама преподавала в школе историю. Несколько лет назад Федор закончил Дивногорский институт ФСБ и сразу женился на Кате. Пышная свадьба, медовый месяц на Сейшелах. А после суровые будни, когда Федор дни напролет пропадал на работе. А Катя ходила на курсы и тренинги и заявляла, что не хочет иметь детей. Дети ограничат ее свободу, испортят фигуру. На детей нужно много денег. Федор, который вырос единственным ребенком, мечтал о детях. Супруги поругались, Катя ушла, хлопнув дверью, потом вернулась. Они с Федором помирились. Потом все повторилось.

Поначалу Катины «уходы» злили Федора. Он страдал, без конца писал ей, умолял вернуться, простить его. Безумно радовался, когда она возвращалась домой. Когда мирились, ему казалось, что ближе у него никого нет. Ну, и пусть, она такая взбалмошная, капризная и каждый раз заявляет, будто уходит навсегда. Он любит ее. И будет любить. Судьба у него такая. Они же клятвы друг другу дали. На берегу озера, при свидетелях.

Но однажды, когда Кати не было дома уже третьи сутки, и Федор, как неприкаянный, бродил по пустым комнатам, его вдруг осенило. Они с Катей стали чужими. Каждая ссора будто отдаляла их друг от друга, разводила по разным берегам реки. Ломала мосты. Федор провел тревожную бессонную ночь. Все думал: сможет ли он один, без Кати. А наутро написал ей: «Не возвращайся. Я подаю на развод». И поменял дверной замок.

С тех пор прошло уже пять лет, и он всячески увиливал от серьезных отношений. Зачем сближаться, открывать душу, если рано или поздно все закончится? И станет только больнее. Лучше расстаться, пока еще не приросли друг к другу, не привязались. И никаких обязательств. Они лишь все портят, усложняют…

Люсинда разглядывала квартиру Федорова, усмехалась, критиковала:

– В этой комнате обои должны быть светлее – северная сторона. Зеркало напротив двери – нельзя. Пол скользкий – упасть недолго. А на кухне ничего не найдешь. Где ты хранишь соль? А чайные чашки?

Едва вошли к Федору, она сразу перешла на «ты».

– Неудобно «выкать», если мы будем жить в одной квартире, – объяснила она.

Федор не возражал. В голубой пижаме и маминых тапочках-зайчиках Люсинда походила на девчонку. Маленькая, очень стройная, но с приятными округлостями. С изящными запястьями и тонкими пальцами. А ее серые глаза – то глубокие и мечтательные, то веселые и озорные, вызывали у Федора незнакомое доселе чувство зыбкости бытия. Словно все в мире хрупкое, призрачное, способное в один миг растаять, как весенний снег, рассеяться, как туман над рекой. Исчезнуть в глубинах той самой межпространственной дыры, которая выбросила сюда Люсинду. Одолжила ее на время, не навсегда. И Федору, который отвык от серьезностей, от любых женских уз, вдруг отчетливо захотелось обрести эти самые узы с ней. Девушкой из зазеркалья, из мира, которого нет.

Он с болью смотрел на Люсинду и чувствовал, как рвется дыхание, холодеют руки. Насколько она здесь? Что если завтра та сверхъестественная сила, которая заслала Люсинду сюда, заберет ее обратно? А его, Федора, оставит здесь горевать, умирать от тоски и разбитого на осколки сердца?

Виктор сказал, что ПВ-дыра появится «ориентировочно» через год. Значит, у них с Люсиндой есть всего один год. Ничтожно мало! А он до сих пор не признался ей в своих чувствах. Поймет ли она его? Ответит ли взаимностью или оттолкнет? Федор страшился узнать ответ и молчал. День ото дня.

Люсинда битый месяц жила у Федора и чувствовала себя престранно. И не заперта – Федор сразу выдал ей ключи – а будто птица в клетке. Паспорта нет. Правда Виктор принес ей временное удостоверение личности, но Люсинда после случая с Кариной боялась выходить из дома. Дивногорск, родной город, казался ей теперь чужим, враждебным. Выбравшись на улицу, она беспокойно оглядывалась. Словно каждый встречный знал, что она, Люсинда Толстая, не из этого мира. Явилась сюда без приглашения, разорвала ткань пространства, нарушила устоявшийся жизненный уклад.

Целыми днями она сидела на диване в шелковой пижаме и тапочках, пялилась в ноутбук. Искала различия. Мировые войны, политика, фильмы, музыка. Все было таким же, как «дома». Президент тот же. Даже министры, которых Люсинда помнила, совпадали. От таких совпадений казалось, что она сходит с ума. Она бросалась к зеркалу и вглядывалась в свое лицо. Что изменилось? Ничего. Она все та же «тощая Люська», как за глаза ее прозвали в мэрии. Только немного растерянная, с лихорадочным взглядом и бледными щеками. Люсинда в ярости хватала косметичку и наносила на лицо боевой раскрас. А вечером тащила Федора в ресторан. С ним она чувствовала себя в безопасности и ничего не боялась. Почти ничего.

Однажды утром во время завтрака Федор неожиданно заявил:

– Сегодня едем на место преступления. ПВК проводит эксперимент. Штепсель считает, что ты можешь повлиять на квантовое поле в месте перемещения. Как объект из другой ветви пространства. Будут делать измерения. А у меня, как следователя, свой интерес. Хочу, чтобы ты, оказавшись на месте преступления, вспомнила новые детали, подробности. Вдруг, когда вы очнулись здесь, убийца тоже был в отеле. Переместился вместе с тобой и трупом.

– В номере были только я и труп – твой двойник, – покачала головой Люсинда. Ей до ужаса не хотелось возвращаться в «Западню» и вспоминать свое кошмарное пробуждение и беготню по пустому отелю.

– Ты не обследовала весь отель. Убийца мог спрятаться, а потом, когда ты напилась, он спокойно уехал.

– На стоянке было пусто. Ни одной машины. Ему пришлось бы лезть через забор и бежать много километров по лесу.

– Или за забором его мог ожидать сообщник на машине.

– Но к чему такие сложности, чтобы прикончить одного человека? – всплеснула руками Люсинда. – Переход в параллельный мир, «Западня»? Почему его просто не застрелили руками анонимного киллера?

– Это нам и предстоит выяснить, – Федор бросил на Люсинду задумчивый взгляд. – Одевайся, поехали.

Люсинда доела яичницу и поплелась одеваться. Каждый раз, заглядывая в шкаф, ее охватывало смущение. Федор оплатил ей кучу одежды, белья и других дамских вещей, заверяя, что Люсинда вполне сможет вернуть ему потраченные деньги, когда устроится на работу. Насчет работы Люсинда сомневалась. Ее диплом экономиста остался «там». Не будешь же указывать в резюме, что ты из другого мира? Тогда вместо работы обретешь койку в той же психушке, откуда она и так еле выбралась. Выходит, деньги Федору она вернуть не сможет. А зря. Подобная щедрость мало знакомого мужчины ее здорово стесняла. Люсинда, как все люди, обожала подарки. Но дорогие принимала только от близких. Работа в мэрии и оппозиция, которая так и норовила наступить на пятки, отбили у нее желание получать дары от незнакомцев.

К тому же Люсинда, как женщина, чувствовала, что нравится Федору. И это ее пугало. Ибо при мысли о сексе с «живым» Федором, к горлу подступала тошнота. Сразу вспоминался труп с розовой веревкой. И тот же «оживший» труп, который резво бежал за ней по коридору в ночных кошмарах…

Как повелось, в ноябре в Дивногорске уже выпал первый снег. От того лес вокруг «Западни» казался пустым и сонным. Припорошенные снегом мохнатые ели, застеленная белым одеялом сухая трава, скрипучие ветки голых кустов. Все замирало в зачарованном безмолвии. Будто сказочное королевство, заснувшее до тепла, до весны. «Патриот» Федора с хрустом притормозил на выбеленной снегом стоянке. Люсинда выбралась из машины и поморщилась. Окна «Западни» глядели мрачно, неприветливо. Она бросила взгляд на «свое» окно и вздрогнула от нахлынувших воспоминаний.