Непостоянные величины - Ханов Булат - Страница 24

– Целиком? – подскочил спортсмен Халитов.

– Целиком и задом наперед! Нет. Три тетрадные странички. На отдельном двойном листе. Жду к четвергу.

На перемене Лилия Ринатовна поинтересовалась, как дела. Роман поведал о злоключениях, в конце упомянув о проблесках.

– Елисеевы всегда выделялись в хорошем смысле, – сказала Лилия Ринатовна. – В их семье восемь детей, все через нашу школу прошли. Марк и Эвелина – это младшие. У них семья религиозная – баптисты. Свой дом, огород, куры и свиньи есть. Дружно живут, каждый помогает по хозяйству. О них и сюжет по телевизору показывали.

– И все дети на пятерки учились? – удивился Роман.

– Были и ударники. Зато всех отличает образцовая порядочность. Слова грубого не произнесут, косо не посмотрят, на улице поприветствуют тепло. При Елисеевых мне и других учеников неловко ругать.

По завершении уроков исправлять административный диктант явились исключительно мальчики. Роман опешил, припоминая, не числятся ли за ним шовинистские грешки. Не припомнил. То ли ученицы разом охладели к нему, то ли что.

Окинув суровым взором изнывающую от скуки разношерстную компанию из гребцов, хулиганов и лодырей, Роман по-хозяйски упер кулаки в переднюю парту второго ряда и произнес:

– Четкого пацана определяют три вещи. Умение говорить кратко и по существу. Умение разрулить ситуацию. И чистый взгляд, с которым он уступает дорогу пенсионерам, инвалидам и беременным женщинам. Доступно объясняю, тунеядцы?

В глазах «тунеядцев» заиграли искорки.

– Однако есть условие, без которого эти три пункта не работают. Это условие – знание языка. Вы языка не знаете. Следовательно, четкими пацанами я вас не считаю.

Восьмиклассники замерли. У Гриши Слуцкого дернулся кадык.

– Буду честным. – Роман распрямился. – Мне за дополнительные занятия не доплачивают. Я выдохся сегодня, как и вы. Поэтому текст читаю медленно и по слогам. На месте запятых делаю большие паузы. Большие, для особо невнимательных, паузы. Готовы?

Двойки исправили все. Максим Максимыч мог быть доволен методами молодого учителя.

Вечером в ванной перегорела лампочка. Роману вспомнилась страшилка. В достославные детские годы он верил: если остаться дома одному, обмазать ночью зеркало зубной пастой и трижды произнести формулу, то явится пиковая дама и будет люто. Славные времена.

На столе у Романа выросла стопка листов с фрагментами из философских трудов. В редкие минуты, свободные от суеты, молодой специалист вытаскивал наугад из стопки лист и с удовольствием вчитывался в коряво начертанные строки: «…в бесконечных дебатах, ведущихся в средствах массовой информации, глупое мнение воспринимается с таким же уважением, как и разумное, плохо информированный человек может иметь столько же времени для своего выступления, как и хорошо информированный, пропаганда соседствует с образованием, истина с ложью…», «…обнаруживается уже в ребенке, затем в каждом возрасте, всего же сильнее в преклонном, ибо тогда, при иссякшей способности к чувственным наслаждениям, суетность и спесь имеют своей соперницей во власти над человеком одну только скупость…»

Учителям тоже положено развлекаться. Если же какой-нибудь из учеников вдруг задумался над содержанием, то в минусе не остался.

Максим Максимыч, услышав историю, как двоечники дополнительным уроком исправляли диктант, мрачно произнес:

– Заклинатель змей. Подарю тебе дудочку.

Как всегда, нельзя было ручаться, похвала это или сарказм. В любом случае Роман чуточку расстроился, что его успехи на англичанина впечатления не произвели.

На совещании выяснилось, почему не произвели. Максима Максимыча неделю донимала разъяренная родительница. Англичанин выгнал ее сына-девятиклассника с занятия и влепил сразу две двойки в журнал – за невыполненную домашнюю и за отсутствие учебника с тетрадью. Девятиклассника, болтающегося по школе с плеером, застал директор, а затем мамаша пригрозила Марату Тулпаровичу, что пожалуется в отдел образования.

– Во-первых, любой учитель знает, что выгонять детей с урока запрещено, – отчитывал из-за кафедры директор Максима Максимыча. – Во-вторых, двоек за отсутствие учебных принадлежностей мы не ставим. В-третьих, ни детям, ни родителям ни при каких обстоятельствах не грубим. Если мать Сырникова пойдет по инстанциям, обвинят всю школу. Вы этого добиваетесь?

Каждая фраза звучала как свист бича. Учителя замерли, никто не осмеливался повернуть голову в сторону Максима Максимыча.

– Моя правда хоть сколько-нибудь весит? – возмутился англичанин. – Этот ваш Сырников с первого сентября без домашней работы и без учебника. Я его родителей уже сто раз звал к себе на разговор – хоть бы кто явился.

– Если родители не являются, надо решать вопрос через классного руководителя или через меня. Елена Вячеславовна, к вам Максим Максимович обращался по поводу Сырникова? – спросил директор классного руководителя 9 «А».

Елена Вячеславовна, тоненькая остроносая тетенька с бородавкой на щеке, прокашлялась и сказала, робея:

– На Сырникова Максим Максимович жаловался неоднократно, но про родителей речи не было, Марат Тулпарович.

– Вот видите! – заявил директор таким тоном, будто уличил англичанина во лжи. – Ни ко мне, ни к Елене Вячеславовне вы за помощью не обращались. Делали вид, что ситуация под контролем. Теперь вы обязаны без конфликтов довести Сырникова до конца учебного года. После экзаменов он поступает в экономический колледж и покидает нас. Задача ясна?

– Ясна, – пробурчал Максим Максимыч.

– За нарушение профессиональной этики и превышение должностных полномочий вам объявляется официальный выговор, а также назначается штраф в две тысячи рублей, – объявил Марат Тулпарович, поднимая лежащий перед ним документ. – Когда совещание завершится, подпишете.

– Чего? – вскрикнул англичанин. – Я этого лентяя и без штрафов до выпуска доведу. Его что, в колледж за эти две двойки не возьмут? Может, будущий начальник премии лишит? Если Сырников ни вполсилы, ни как иначе заниматься не хочет, мне для него персональную программу составить, что ли?

– Успокойтесь, – велел директор. – И найдите с учеником общий язык.

– Общий – это русский или английский?

Марат Тулпарович снял очки и направил на колкого бунтаря взгляд, способный пробить едва ли не приличный лист металла. Роман украдкой обернулся: сгорбившийся англичанин опустил глаза.

– Неумение найти общий язык свидетельствует о пробелах в компетенции педагога, – заключил директор. – Мало знать предмет, надо развивать коммуникативные навыки. Ладить с детьми.

Роман подумал, что подписанный выговор Марат Тулпарович продемонстрирует матери Сырникова ради примирения, чтобы та не двинулась по «инстанциям».

А в понедельник, 5 октября, Роман впервые пожалел, что ему выделили методический день. По иронии календаря в главный учительский праздник молодой специалист был отлучен от школы. Разумеется, никто не помешал бы ему прогуляться до работы и прошествовать по коридорам, собирая по пути поздравления, однако ярый нарциссизм Роману претил. Обиднее всего, что он остался не без поздравлений и букетов, а без съестных даров, на которые вправе рассчитывать учитель. Шоколадом и конфетами Роман бы однозначно не пренебрег, потому что из-за нехватки денег сладкое ограничивалось рафинадом в чае. Свой стиль жизни молодой учитель нарек прогрессивной катоновской экономией.

Рано утром во вторник, когда сонный Роман выводил на доске число, в кабинет постучали. Дверь приотворилась, и в проеме показалась Залилова из 8 «А».

– Камилла, доброе утро. Полчаса до урока.

– Здравствуйте, Роман Павлович!

Дверь распахнулась. Залилова вместе со старостой Хафизовой ступили в класс.

– С прошедшим вас праздником! Мы вас любим и желаем успехов в нашей школе!

Девочки вручили Роману коробку кексов. Он, пытаясь уместить в руках кексы и мел, растерянно оглядел учениц.