Обезьяний лес. Том 1 - Штарк Анна - Страница 2

Такого весла у Юншена не было. Ему, напротив, добавляло пробоин его происхождение. Юншеном он был на заданиях для манлио, а так его звали Сэ́мюэль Юншен А́ттвуд. Уроженец шадерской правящей династии манлио. Во главе с его отцом Рэ́ймондом Аттвудом, который, к радости Сэма, сидел в тюрьме вот уже десять лет. Будь отец дома, не разрешил бы общаться с Хваном, забрал бы его с тренировок у отца Хвана в Нифлеме[5], запретив даже контактировать с его семьей. Да, в целом атмосфера в поместье Аттвудов была легче без него, пусть Сэм и бывал там довольно редко, почти постоянно проживая в Нифлеме с тех пор, как ему исполнилось шестнадцать лет.

Сунуться к Ватана́бэ Хван побоялся, решил, что заберет вторую сумку с икорной фермы в Чайлае и позже свяжется с Юншеном.

К старшему сыну Сан Бому Ватанабэ пошел Юншен.

«Они меня повяжут, как блудную шлюху, и отвезут прадеду. Тот их наградит. Давай ты туда, а?» – вот что сказал Хван в свое оправдание. А ведь он был мастер, а Юншен нет.

Обойдя почти все сектора, Юншен уже подумывал вернуться к своему припаркованному мотоциклу и искать тачку там. Но, нажав на кнопку, вдруг услышал один писк. Вдали заморгали фары.

Подбежав к машине, Юншен возвел руки к звездному небу и восторженно выдал:

– Да, сука!

Крупные капли на черном седане отражали свет фонарей и светящихся деревьев, что росли в выделенных зонах на парковке. Сэм нажал на кнопку, и крышка багажника послушно подпрыгнула перед ним. Парень тут же раскрыл ее и проверил содержимое: среди смятых купюр в тысячу ю́чи[6] лежал тканевый сверток. Юншен развернул его, но прежде несколько раз осмотрелся. Это был кинжал с исписанным лезвием – новая разработка Хвана: он утверждал, что кинжал еще не закончен, но ему так сильно был нужен найденный семейный артефакт, что он отдал его династии Ватанабэ без раздумий со словами «сами доделают, я не закрывал энергию». В идеале он должен был оставлять на теле манлио долго заживающие ранения, а пока ничем не отличался от другого холодного оружия.

Сложив все обратно, Юншен вынул из багажника черную спортивную сумку и повесил лямку на плечо. Кинув ключ в багажник, он захлопнул его. Что будет с этой машиной – ему не интересно. Юншен оглянулся. Вокруг здания было много густой растительности и мало построек. Пышно цвели красивые сливы, разбавляя зеленое море бело-розовыми благоухающими островками. За живой стеной шумела магистраль, а в ветвях деревьев и кустов пели птицы и звенели цикады.

Уже подойдя к раздвижным стеклянным дверям, Юншен отметил, что внутри здания не было людей, как и снаружи. Машин много, а людей никого, мало где виднелся включенный свет. Войдя в просторный холл, он ощутил прохладу от работающего кондиционера и тишину. Мебели и декора здесь не было – пустая безжизненная коробка с чистовой отделкой. Местами на плиточном полу были разводы от шпатлевки. Прямо на полу возле стены, где по идее должна быть расположена зона консьержа, стояла корзина подношения[7]. Духи существовали в Нифлеме, особая их форма, которую можно часто увидеть даже на улицах города, – хатана́ту[8] – этакие прожорливые, порой агрессивные существа.

Эта корзина подношения выглядела лежалой: листья баньяна и папоротника высохли и частично осыпались, синие шапки гортензии тоже начали осыпаться на пол, а лепестки розовых пионов опустились. Черные сливы зажухли, а оранжевые мандарины подгнили по бокам. Белые конверты засыпали листья и лепестки. Эту корзину оставили здесь и даже не отнесли в храм. Юншена это озадачило. Нифлемцы – ответственный народ, который живет в согласии с духами. Здесь явно что-то произошло, раз заморозили отделку и вывели рабочих.

С подношениями так нельзя – это может плохо кончиться для владельца.

Заприметив лифтовую зону, Юншен быстрым шагом направился к ней. Хван сказал, что Сан Бом Ватанабэ будет ждать на пятидесятом этаже в две тысячи семнадцатой квартире. Из трех лифтов работал только один. Сэм не успел нажать на кнопку, как заметил на дисплее, что лифт поднимался с минус второго этажа.

Все-таки кто-то здесь расхаживает, к тому же у тех машин на парковке должны быть владельцы. Кругом горит свет, работают кондиционеры, но не видно ни души. Юншен нажал на кнопку и заправил полы шелковой рубашки спереди за пояс свободных рваных джинсов белого цвета. Черный кожаный ремень поддерживал их, а за выпущенной рубашкой сзади виднелся заряженный пистолет. Дополнительная обойма в белом носке, скрытая под джинсами, один складной нож в заднем кармане, там же пачка сигарет с зажигалкой, в другом – телефон. Ключ от мотоцикла он прицепил за шлевку на поясе джинсов, отчего брелок позвякивал в такт шагам. Тем не менее Юншен думал, что этого мало. Он бы хотел взять с собой блочный лук, который ему подарил Хван, но он шел якобы на мирную встречу.

Послышались шаркающие шаги, Юншен крепче сжал пальцы на ремне сумки и повернул голову в сторону человека, что встал рядом с ним.

– Наверх? – спросил он у Юншена на шихонском языке, показывая пальцем в высокий потолок.

«Сопровождающий? Ватанабэ прислал?» – размышлял Юншен, прекрасно зная, что это не Сан Бом, ведь Хван показывал накануне фотографию с ним. То был крепкий мужчина с тонкими усами на верхней губе и крошечной точкой под нижней. У этого же человека были очень узкие глаза и коротко стриженные волосы, он был намного моложе Сан Бома.

Чуть откинувшись назад, Сэм осмотрелся и вновь взглянул на два других лифта, перекрытых лентами.

– Ага, – выдал он на шихонском, глядя на парня. Юншен полагал, что тот скажет, что он от Сан Бома, и сейчас проводит его к нему.

Двери лифта медленно разъехались. Послышались глухие удары о прочный металл. И когда Юншену открылся обзор, он увидел внутри кабины юношу.

Джеён.

Хотя правильнее было бы: Джеён Чжу́до Масуми – двоюродный брат Хвана, которого тот говорил сторониться всеми силами, потому как убеждал, что Джеён – идеальное творение своего (и Хвана) ненормального прадеда. Он был истинным Масуми – убийцей. Его с младенчества обучали избавлять общество от сильнейших, но нечестивых предводителей, воров и предателей, и, как говорил Хван, в руках Джеёна первой оказалась катана, а уже потом палочки для еды.

Юншену показалось, что время замерло. Джеён бросил мяч в стену лифта, и в голове вихрем пронеслось прошлое: блеск на солнце черной катаны, разрезающей летящие на Джеёна тренировочные шары, его осуждающий взгляд, нифлемские улицы, шихонская традиционная ученическая форма, сладкие креветки и океан, растворяющий кровь в пене накатывающих волн.

– Э! Масуми!!! – Юншена выдернул из воспоминаний ор «сопровождающего».

Тот резко вытащил из-за спины пистолет и наставил на Джеёна.

Но следующая секунда все решила – одним плавным, но молниеносным движением Джеён вытащил ту самую катану из ножен и легко полоснул «сопровождающего» по горлу. Капли горячей крови брызнули Юншену на шею. Он даже не вздрогнул, лишь прикрыл глаза, чтобы не попало.

Голова слетела с плеч и рухнула на пол прямо на порог лифта, помешав дверям закрыться. Они дрогнули и тут же раздвинулись. Тело парня упало возле Юншена. Оно билось в конвульсиях, из ровного среза на шее толчками на пол выливалась бордовая кровь. Юншен поднял одну ногу, спасая белый кроссовок от подползающей лужи.

Заходить в лифт совсем не хотелось.

На отрезанной голове хаотично открывались и закрывались глаза, неестественно дергались мышцы, рот то ли что-то безмолвно говорил, то ли пытался вдохнуть.

Юншен глянул на Джеёна.

Тот так же молча смотрел на него. В уголке его пухлых губ торчала белая пластиковая палочка от леденца.

Джеён предан своей семье. И раз он здесь, то знал, что находится в этом здании на пятидесятом этаже в две тысячи семнадцатой квартире. Все, кто тянет руки к немногочисленным артефактам их семьи, оказываются обезглавлены, прямо как этот бедолага-сопровождающий. Юншен как раз тянул руки к их артефактам.